В тот же вечер Том и Гек вышли на опасную работу. До девяти часов они слонялись у таверны. Один наблюдал издали за входной дверью, другой – за дверью, выходившей в переулок. В переулке никто не показывался; никто, похожий на «испанца», не входил в таверну и не выходил из нее. Ночь обещала быть ясной, и Том отправился домой, условившись с приятелем, что, если потемнеет, тот придет под окно и мяукнет; тогда Том вылезет к нему из окна, и они пойдут пробовать ключи. Но по‑прежнему было светло, и около двенадцати Гек покинул свой наблюдательный пост и отправился спать в пустую бочку из‑под сахара.
Во вторник мальчикам опять не повезло. В среду тоже. Но в четверг ночь обещала быть темной. Том вовремя сбежал из дому, запасшись старым теткиным жестяным фонарем и большим полотенцем, – чтобы прикрыть фонарь, если понадобится. Фонарь он спрятал в бочке, где ночевал Гек, и оба стали на стражу. За час до полуночи таверну закрыли и потушили огни (единственные в окрестности). «Испанец» так и не появился. Никто не входил в переулок и не выходил из него. Обстоятельства складывались благоприятно. Ночь была черная, и тишина нарушалась только отдаленными я редкими раскатами грома.
|
|
Том достал фонарь, засветил его в бочке, тщательно обернул полотенцем, и оба смельчака во мраке подкрались к таверне. Гек остался на часах, а Том ощупью пробрался в переулок. Потом наступила пора тревожного ожидания, и Геку сделалось так тяжело, словно его – придавила гора. Он уже начал желать, чтобы перед ним во тьме блеснул свет; правда, это испугало бы его, но, по крайней мере, служило бы доказательством, что Том еще жив. Прошло, казалось, несколько часов с тех пор, как Том исчез. «Конечно, ему сделалось дурно. А может быть, он умер. Может быть, сердце у него разорвалось от волнения и ужаса». Встревоженный Гек подходил все ближе и ближе к переулку, пугая себя разными страхами и ежеминутно ожидая, что вот‑вот разразится катастрофа, которая отнимет у него последнее дыхание. Отнимать, впрочем, оставалось немного: он еле дышал, а сердце у него колотилось так сильно, что могло разорваться на части.
Вдруг блеснул фонарь, и мимо промчался Том.
– Беги! – шепнул он. – Беги что есть силы!
Повторять было незачем: первого слова оказалось вполне достаточно. Прежде чем Том повторил это слово, Гек уже мчался со скоростью тридцати или сорока миль в час. Мальчики ни разу не остановились, пока не достигли сарая заброшенной бойни в нижней части города. Не успели они укрыться в нем, как разразилась гроза, хлынул дождь. Отдышавшись немного, Том начал рассказывать:
– Ох, и страшно же было, Гек! Я попробовал два ключа, старался действовать как можно тише, но поднялся такой скрежет, что я еле дышал от страха. Ключ ни за что не хотел поворачиваться. Вдруг я, сам не замечая, что делаю, схватился за ручку и дверь распахнулась! Она не была заперта! Я вбегаю туда, сбрасываю полотенце и…
|
|
– Что?.. Что же ты увидел, Том?
– Гек, я чуть было не наступил на руку Индейца Джо!
– Не может быть!
– Да! Лежит на полу и спит как убитый, раскинув руки, все с тем же пластырем на глазу.
– Господи, что же ты сделал? Он проснулся?
– Нет, не шелохнулся. Пьян, должно быть. Я схватил полотенце – и бежать!
– Вот уж я бы не подумал о полотенце, ей‑богу!
– А я поневоле подумал: мне бы; влетело от тетки, если бы я потерял полотенце.
– Слушай, Том, а сундучок ты видел?
– Гек, у меня не было времени глядеть по сторонам. Ничего я не видел – ни сундучка, ни креста. Ничего, только бутылку и жестяную кружку на полу возле Индейца Джо. И еще я видел в комнате два бочонка и множество бутылок. Теперь ты понимаешь, какой там водится дух.
– Какой же?
– Спиртной! Может быть, во всех тавернах общества трезвости имеется такая комната с «духом»? Как ты думаешь, Гек?
– Пожалуй, что и так. Подумать только!.. Слушай‑ка, Том, а ведь теперь самое время взять сундучок, если Индеец Джо лежит пьяный.
– Что ж! Поди попробуй!..
Гек вздрогнул:
– Нет… неохота…
– И мне неохота, Гек. Рядом с ним всего одна бутылка. Этого мало. Будь три – другое дело. Тогда он был бы достаточно пьян, и я, пожалуй, пошел бы…
Наступило долгое молчание. Оба мальчика глубоко задумались. Затем Том сказал:
– Знаешь что, Гек, не будем и пробовать, пока не узнаем наверное, что Индейца Джо в этой комнате нет. А то очень уж страшно. Если мы будем следить за ним каждую ночь, когда‑нибудь мы наверняка увидим, как он выходит на улицу, и тогда быстрее молнии подцепим его сундучок.
– Ладно, согласен. Я готов сторожить нынче ночью и каждую ночь до самого утра, только остальную работу ты уж возьми на себя.
– Ладно, возьму. От тебя же требуется только одно: в случае чего, ты рысью пробежишь по Гупер‑стрит и мяукнешь у меня под окном. А если я буду крепко спать, бросишь горсть песку мне в окно, и я тотчас же выбегу.
– Ладно! Договорились.
– Ну, Гек, гроза прошла, я побегу домой. Скоро начнет светать – часа через два взойдет солнце. Ты там пока посторожи – ладно?
– Хорошо! Уж если я обещал, будь покоен. Целый год буду бродить по ночам около этой таверны. Весь день буду спать, а всю ночь сторожить.
– Это правильно. А где ты будешь спать?
– На сеновале у Бена Роджерса. Он ничего, позволяет. Их негр, дядя Джек, тоже не гонит меня. Я таскаю воду для Джека, когда ему требуется. Иной раз попросишь у него есть – он дает, когда сам не сидит без хлеба. Замечательно добрый негр! Любит меня за то, что я никогда не задираю нос перед ним, перед негром. Случается, я даже ем вместе с н и м. Только ты, пожалуйста, никому не рассказывай. Мало ли чего не сделаешь с голоду! Натворишь такого, что и не снится тебе, когда у тебя сытый желудок.
– Ну, если днем я обойдусь без тебя, Гек, я не стану тебя будить… Незачем тормошить тебя зря. А ночью в любое время, чуть что заметишь, сейчас же ко мне – и мяукни.
Глава XXIX