Мы интересуемся и персонально реагируем на вещи, которые действительно произошли в ходе интервью. Мы начинаем новые темы, ссылаясь на то, чему мы были свидетелями (“Я заметил, что Эрнестин сказала...”). Если у кого-то есть идея, но он не знает, какой ключ дала ему семья, чтобы навести на нее, команда побуждается поразмышлять о том, что в терапии могло вывести на эту идею.
Мы ориентируем свои идеи в пространстве нашего собственного опыта.
Мы описываем то, что в нашем личном и профессиональном опыте поддерживает наши идеи и заставляет нас выделять особые события. Члены команды говорят как индивиды, а не как представители “знания” или “авторитета”. Это позволяет членам семьи понять, из чего мы исходим, и свободно приспособить наши идеи к своему опыту (White, 1991). Наши разъясняющие комментарии помогают сгладить иерархию и способствуют прозрачности процесса. Как пишут Дэвидсон, Лэкс, Луссарди, Миллер и Рато (1988, стр. 77), “не устанавливая рамок клинической нейтральности, команда наблюдателей выдвигает на первый план осознание личной субъективности”.
|
|
Мы пытаемся реагировать на каждого члена семьи.
Опыт научил нас тому, что люди проявляют большую заинтересованность, если некоторые из комментариев команды касаются их. *[На первой терапевтической встрече с большой семьей, учебной группе в ЭЦСТ не удалось упомянуть в своих откликах семилетнего мальчика. Насколько нам известно, он никогда больше не слушал размышления команды.] И мы не хотим, чтобы кто-то ощущал, что его оставили в стороне.
Мы нацелены на краткость.
В особенности, если в семье присутствуют маленькие дети, важно, чтобы комментарии были краткими, интересными и содержательными. Но даже если наблюдение проводится над одними взрослыми, представляется, что членам команды лучше ошибаться, придерживаясь краткости, чем подолгу разглагольствовать без перерыва.