«Краткосрочная» позиция преобладает в нашем сознании и пронизывает ее во всех сферах. Произвести «сенсацию», «сделать хит»34, иметь «моментальный успех» — в кино, музыке, литературе, науке, в бизнесе, политике — вот наш девиз, наше главное стремление, наша самая сильная мечта. «Время — деньги» является, безусловно, одним из самых характерных выражений нашего времени.
Другое следствие темпорализма — все убыстряющийся темп нашей жизни и все ускоряющийся ритм социальных изменений, Темп изменений вырос уже до сумасшедшей скорости в переоценке всех наших ценностей35 — от изменения моделей автомобилей, радиоприемников, одежды, зданий до смены жен и мужей, нравов, бестселлеров, художественных стилей, научных теорий, философских учений, убеждений, экономических и политических структур. В этой гонке наше темпоралистическое время начинает пожирать своих собственных детей. Новая «модель» не успевает устояться и укорениться, как уже вытесняется и сменяется еще более новой «моделью», новым фасоном или «образцом». Не случайно, конечно, открытие социологов XIX в., что «мода» и «фасон» — это законодатели нашей культуры. Мода безусловно является самым любимым детищем нашей темпоралистской менталъности, тогда как «устойчивая продукция» — это дитя более этерналистской культуры^. Кто не знает, что «мода» и «фасон» управляют нашей жизнью? И кто не знает, что скорость изменения неуклонно растет? Мы уже помешались на стремлении быть «самыми современными», иметь новейшую и самую модную модель во что бы то ни стало. Для нас именно это значит — лучшее, и не важно, испорченное оно или качественное.
Ничему не хватает времени, чтобы сформироваться. Все находится в текучем состоянии. Ни у чего нет шансов быть оцененным по своим подлинным достоинствам. Мы уже на самом деле не знаем, какая из непрерывно изменяющихся «моделей» и ценностей является хорошей, а какая плохой. Поэтому и вся социальная жизнь и сознание в целом тоже находятся в текучем состоянии, бесформенном, неопределенном и расплывчатом, наподобие первичной протоплазмы или сонмища мерцающих теней. Тщетно было бы искать в этой мгле теней четких границ между низостью и благородством, добром и злом, истиной и ложью, прекрасным и безобразным, полезным и вредным, справедливым и несправедливым. Тенеобразные ценности столь мно-
/ 6. Флуктуация «первых принципов»; II. Этернаяизм и темпорализм 403
гочисленны, они столь неопределенны, приходят и уходят так быстро, что провести такие границы невозможно. Отсюда — засилье релятивизма в нашем сознании и нашей культуре, который буквально все объявляет относительным. Отсюда же — отсутствие определенности, стабильности и уверенности в нашей духовной и общественной жизни, В атмосфере подозрительных, пляшущих тенеобразных ценностей никто не может чувствовать себя в безопасности, никто не может ощутить твердую почву под ногами. Все, что мы можем сделать, — это попытаться «приспособиться» к непрерывным изменениям. Безнадежное дело, еще более безнадежное, чем задача, стоявшая перед Сизифом. Единственный результат такой отчаянной попытки — опустошенность, усталость и бессмысленное состояние «занятости при ничегонеделании».
Чудовищная вспышка войн и революций в наше время, многочисленные внутренние и внешние потрясения, которые переполнили его, есть не что иное, как одно из многих проявлений этой неустойчивости, неотъемлемой от темпоралистской культуры. Если мы неустанно возводим и сносим наши стальные и вполне осязаемые небоскребы, то почему бы не делать то же самое и с любой социальной структурой? Поэтому один социальный шок следует за другим; один взрыв на наших глазах сменяется другим. В итоге — нестабильность, частая смена режимов, ненасытная конкуренция, вечно новые и всегда самоуверенные социальные «эксперименты», с неизбежной анархией, с одной стороны, и циничным насилием — с другой. Сами экспериментаторы находятся во власти того же самого темпоралист-ского сознания: «Пусть и краткий, но зто час моего триумфа!» «Пусть мимолетное, но зато какое приключение, какое упоение!»
И все это сопровождается припевом: «В день грядущий веры нет!» Увы, почти все теперь так или иначе это ощущают. Надежность и уверенность, безопасность, основанная на них, и гарантия, которая для них требуется, — все это испарилось. Вряд ли кто-нибудь сегодня, от диктатора до безработного, чувствует уверенность в завтрашнем дне. Ни одна научная теория не имеет шансов на долгую жизнь; возникнув, она не претендует ни на окончательность, ни на достоверность, а рассматривается как «первое приближение», «всего лишь гипотеза», и всякий осмотрительный ученый, и естественник, и гуманитарий, ожидает, конечно, что вскоре она будет опровергнута еще более новой