В.Н. Шапалов
V.N. Shpalov
ВНУТРИ-И ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ КРИЗИСА
И РАСПАДА СОВЕТСКОГО СОЮЗА
Тюменская государственная академия мировой экономики,
управления и права
Аннотация: в статье анализируется политические, социокультурные, экономические, национальные внутри-и внешнеполитические факторы, которые легли в основу системного кризиса советского государства. Отмечается, что своеобразным катализатором, ускорившим распад Советского Союза, стал субъективный фактор.
Annotation:
Ключевые слова: объективные факторы кризиса советского государства, субъективные факторы кризиса советского государства, советская модель этнофедерализма, имперская идея, распад «внешней империи».
Key words:
Осмысление внутри-и внешнеполитических факторов зарождения и развития системного кризиса советского государства, анализ обстоятельств распада СССР нашли своё отражение в многочисленных работах историков и других представителей общественно-политической мысли – политологов, юристов, экономистов, философов, этнологов.
|
|
Анализ этих исследований позволяет сделать вывод, что по существу спор шел и до сих пор существует между «субъективистами» и «объективистами» относительно причин распада СССР. В то же время автор в большей степени разделяет взгляды известного историка Р.Г. Пихои, который отмечает, что причины распада СССР необходимо рассматривать только в комплексе, не разделяя их на главные и второстепенные, необходимо говорить о совокупности различных причин, тенденций, процессов и обстоятельств, которые совпав в одном месте и в одно время, и создав, так называемый, «эффект резонанса» привели Советский Союз к краху[24].
Выделим основные внутриполитические факторы, которые оказали наиболее разрушительное воздействие на советскую систему.
В качестве первого фактора выделим специфический характер российской модернизации, явно консервативной по своим движущим силам и в результате этого - незавершенной. При этом модернизация советского времени по своему характеру мало чем отличалась от модернизационных процессов в Российской империи. В. В. Лапкин и В. И. Пантин, характеризуя логику модернизационных преобразований в Российской и советской империях, выделяют следующие волны модернизации:
- первая волна, охватившая примерно 1881 - 1917 гг., когда начавшаяся по инициативе самодержавного государства и проводившаяся под его контролем индустриализация привела к необходимости политических реформ и аграрных преобразований (реформы Витте - Столыпина). Эта новая политика стала основой ключевых противоречий, в итоге расколовших российское общество и приведших к социальному взрыву и краху самодержавной империи;
|
|
- вторая волна продолжалась на протяжении 1917 - 1953 гг. В этот период возникло новое государство-империя, основанное на резком упрощении политической и социально-экономической системы, на господстве коммунистической идеологии, служившей одновременно идеологией форсированной индустриализации и мировой экспансии. Фундаментальной идеей Советского государства, определяющей и тип государственности, и характер конституционности, и доминанту целеполагания, и принципы системы мобилизации ресурсов, стала на этот период идея мировой революции, очевидный крах которой после 1945 г. во многом предопределил необходимость новой имперской трансформации («десталинизация», «развенчание культа личности» и т. п.);
-третья волна (1953 - 1989 гг.) сопровождалась длительным размыванием как политического режима и тесно связанной с ним идеологии, так и постепенным исчерпанием ресурсов для экстенсивного развития, мировой экспансии. По сути, характер политической системы в этот период существенно изменился, власть вождя была заменена на власть номенклатуры, причем этот переход, несмотря на кажущуюся плавность, имел характер политического переворота. Осуществился переход от «государства диктатуры пролетариата» к «общенародному государству». На смену теории мировой революции пришла теория строительства коммунизма, предполагавшая переход от стратегии бескомпромиссной борьбы с «мировой буржуазией» к «мирному соревнованию систем».
По мнению авторов, описанные волны политической модернизации имеют преимущественно эндогенную природу, поскольку связаны с изменениями эндогенных имперских форм государственно-политического устройства и во многом определяются процессами эволюции этих форм [18, с. 224-227].
Оригинальную концепцию советской модели модернизации представляет А. Г. Вишневский. В этом проекте, с точки зрения Вишневского, выделяются две основных стороны.
Первой - инструментальной - составляющей образа модернизированной России стала западная материальная цивилизация с ее техническими достижениями, промышленностью, городами, всеобщей грамотностью и т. д.; вторую сторону составляли эгалитаристские, псевдоколлективистские, антирыночные, антибуржуазные идеи, и хотя их обычно связывают с марксизмом, на самом деле они были гораздо ближе народническо-социалистическим почвенным иллюзиям с их представлениями о капитализме как о «неправде и зле» [7, с.30-35].
Как считает исследователь, советский вариант «консервативной модернизации» позволил СССР воспринять, а отчасти даже и развить многие инструментальные достижения западных обществ (современные технологии, внешние формы жизни, науку, образование и пр.), но не смог создать адекватных социальных механизмов их саморазвития (рыночной экономики, современной социальной структуры, современных институтов гражданского общества и т. д.).
Противоречивость и незавершенность модернизации проявились во всех ее структурных компонентах:
- экономическая модернизация превратила страну из аграрной в индустриальную, дала ей основные элементы современной технологической цивилизации, но не создала социальных механизмов, обеспечивающих саморазвитие экономической системы промышленных обществ, - частной собственности и рынка;
- городская модернизация осуществила массовые миграции населения из деревни в город, изменив условия их повседневного социального общения; однако, она не создала носителей специфических городских отношений - средних городских слоев, способных самостоятельно поддерживать и развивать социальную организацию и культуру городского общества;
|
|
- демографическая модернизация изменила условия воспроизводства человеческого рода, но осталась незавершенной, так как развивалась в обстановке, которая противоречила ее главному принципу - принципу свободы индивидуального выбора во всем, что касается личной жизни человека;
- культурная модернизация обеспечила стремительный рост образования, приобщение к современным техническим и научным знаниям, другие инструментальные изменения, без которых невозможно становление современного типа культуры, а значит и типа личности; но она не привела к вытеснению средневековой холистской культурной парадигмы современной индиивидуалистской, породив т. н. Homo soveticus - промежуточный тип личности, сочетающий в себе черты современности и традиционной «соборности»;
- политическая модернизация открыла новые каналы вертикальной социальной мобильности и привела к власти новую, демократическую по своему происхождению, политическую элиту; в то же время, она не создала демократических механизмов ее функционирования и обновления - новая элита осталась «статусной», зависящей только от вышестоящего уровня, что способствовало ее быстрому перерождению и, в конечном счете, привело к утверждению политического режима «нового средневековья», принявшего в XX в. форму тоталитаризма.
К тому же, как подчеркивает А. Г. Вишневский, эти «пять модернизаций», которые прокладывали себе дорогу во всех частях империи, на ее окраинах были еще более «консервативными», нежели в центре (особенно на среднеазиатской и кавказской периферии, а также в некоторых внутренних «национальных» районах). В итоге, хотя требования имперского существования сыграли огромную роль в подстегивании советской модернизации, именно модернизация привела к распаду империи. Она породила или усилила как центростремительные, так и центробежные силы, от соотношения которых и зависела судьба империи. Консервативный характер советской модернизации ограничил возможности роста центростремительных сил и связанного с ними федерализма и, напротив, создал благоприятные предпосылки для укрепления центробежных сил, национализма и сепаратизма [8, с. 419-419].
|
|
Таким образом, модернизация имела форсированный и очевидный военно-политический характер, не решала многих задач классической модернизации, являющихся залогом успехов и необратимости се процессов. Именно в этом, по мнению В. В. Алексеева и Е. В. Алексеевой, коренились причины, сыгравшие негативную роль в трансформации страны, сохранявшей признаки традиционной империи, в современную постиндустриальную мировую державу [1, с.11].
В качестве второго фактора, вызвавшего кризис, а затем и распад советской империи, можно назвать сложившееся противопоставление по линии «центр - периферия», который был закономерным следствием этнополитической модернизации, которая, к тому же, добавила к вертикальной линии напряженности еще и горизонтальную - конфликт между отдельными национальностями, населяющими СССР, чьи интересы, по мнению их элит, не были учтены или были учтены не в достаточной степени.
Как считает А. Каппелер, ускоренная модернизация приводила к социальной мобилизации новых слоев населения, которые с 1960-х гг. становятся носителями национальных движений. Во главе их, как и прежде, в Российской империи, оказалась часть интеллектуальных элит. Эти движения носили нелегальный характер и протекали у разных наций с разной интенсивностью. Наиболее интенсивными были движения крымских татар, российских немцев и евреев. В отношении наций, имевших свои республики, по мнению автора, в 1960 - 1970-е гг. только среди литовцев речь могла идти о массовом национальном движении, основанном на идентичности национальных и религиозных устремлений и имевшем поддержку в лице католического духовенства [13, с.284].
Катализатором роста национального сепаратизма, как собственно и многих других кризисных явлений, стала перестройка. В ее годы всплеск «национальных суверенитетов» охватил различные уровни советской системы, включая и само имперское ядро. Главный вектор политической борьбы и национальных движений был направлен по вертикали «вверх» - против русскоязычного центра и «вниз» - против этнических меньшинств или т. н. «некоренного населения». Т. П. Коржихина, анализируя итоги референдума 17 марта 1991 г. о судьбе СССР, отмечает, что парадоксальность ситуации состояла в следующем. Шесть республик объявили бойкот референдума, но внутри этих республик была значительная масса граждан, в большинстве своем представителей нестатусного населения, которые высказались за «обновленный Союз ССР». Отказав им в покровительстве, союзный центр потерял устойчивость. Если бы центр имел дело лишь с сепаратизмом республик, он еще мог бы удержаться, но главная, в прямом смысле убийственная, угроза исходила от сепаратизма РСФСР [17, с.204].
А. Б. Зубов типологизирует возникшие в период перестройки, особенно на завершающей ее стадии, межнациональные конфликты, ставшие определенным ответом периферии на непродуманную политику центра. Он выделяет следующие виды конфликтов, одновременно называя условия их возникновения или обострения.
1. Отождествление власти в центре Союза до 22 августа 1991 г. с КПСС провоцировало те части Союза, где еще сильна была память о временах до присоединения к СССР, перед Великой Отечественной войной или после нее с сохранением коренного населения (Галицию, Прибалтику, Бессарабию, Буковину), на разрыв не только с КПСС, но и с Союзом. В то же время те группы, которые желали дистанцировать себя от новой власти на местах, не просто чувствовали себя связанными с центром, но и особо подчеркивали лояльность к коммунистической идеологии и советскому прошлому (русскоязычное население Прибалтики и Молдовы, Осетия и Абхазия в своих конфликтах с Грузией, Азербайджан в конфликте с Арменией из-за Карабаха). Так, по мнению автора, обычные и естественные конфликты между соседними народами превращались в идеологические противостояния, что резко уменьшало возможность их мирного разрешения с одной стороны, и существенно расширяло поддержку сторонников полной сецессии - с другой.
2. После 22 августа 1991 г. ассоциация центра с антикоммунистическим режимом демократической России заставила республики, в которых еще доминировали коммунистические элиты, поспешить с полным отделением от центра с целью сохранения собственной власти.
3. Отождествление центра с Россией и русским народом усилило в сецессионистских движениях антирусские настроения, переводя их в плоскость межэтнического конфликта; присутствие больших групп русскоязычного населения во всех национальных республиках превратило эти конфликты в очень напряженные и практически неразрешимые.
4. Разноуровневый характер федеративных отношений резко углубил межэтнические конфликты; в одних случаях это была борьба с юридическим неравноправием, в других - за сохранение целостности, которой угрожало выравнивание статусов национальных территорий (например, уравнивание в национальных правах абхазов с грузинами неизбежно вело к провозглашению Абхазии союзной республикой, что в свою очередь означало выход из Грузии).
5. Жесткая связь национальных прав с правами на определенную территорию заставила титульные нации «улучшать» в свою пользу этнический состав «своей» республики. При этом наиболее распространенными вариантами стали: принуждение граждан иной национальности объявить себя представителями титульной нации (например, курдов и талышей - азербайджанцами); прямое понуждение к депортации национальных меньшинств или изгнание (Кавказ, Средняя Азия, Молдова); дискриминационный правовой режим (Прибалтика).
6. Высокая этническая диффузия, неоднократное изменение в прошлом границ автономий и, как правило, несовпадение этнического ареала и политической государственности привели к территориальным спорам между этносами, практически не разрешимым в системе национально-территориальной государственности (например, армяно-азербайджанский конфликт).
7. Абсолютное доминирование русских (50,7 %), особенно восточных славян (69,9 %), в СССР и в большинстве национально-территориальных образований обусловило абсолютное доминирование восточных славян в обеих палатах союзного парламента и в электорате Президента СССР; при этом воля и интересы других народов легко могли игнорироваться. Подобная же практика, когда численно или политически доминирующая нация игнорирует интересы меньшинств, существовала и на уровне других территориальных единиц. Она привела к еще одному виду конфликтов, основанном на борьбе национальных меньшинств за восстановление своих политических и иных прав [11, с.68-70].
По мнению Н. В. Петрова, эскалация территориально-этнических конфликтов как по вертикали, так и по горизонтали, была вызвана комплексом объективных и субъективных причин. Так, к причинам объективного характера он относит:
- чрезвычайную этническую пестроту при наличии многовековых корней у т. и. коренного населения, осознающего ту или иную территорию (в многократно менявшихся границах) своей этнической родиной;
- бывший во многом декларативным национально-территориальный принцип, не доведенный (и не доводимый в принципе) до конца;
- множество очагов, эмбрионов национальной государственности, в первую очередь тех, что когда-то очень ненадолго возникли на обломках развалившейся Российской империи: это многократная перекройка территории в период с 1917 по 1924 гг., связанная с иностранной оккупацией и гражданской войной, а также административное экспериментирование с внутренними границами в советское время;
- присущую советскому обществу слабую структурированность вообще, в том числе слабый регионализм и, одновременно, создание некоего умножающего порогового эффекта, когда границы (пространственные, социальные и иные) совпадают, совмещаясь с границами этническими и административно-территориальными;
- тотальность, абсолютность административных границ, в пределах которых все было замкнуто на один центр, подчиняясь одному - партийному -начальнику;
- отсутствие какой-либо иной, помимо государственной, собственности на землю, что на деле означает собственность или, во всяком случае, право распоряжаться, присваиваемое себе любым местным центром в пределах «его» административно-территориальной ячейки.
На объективные факторы положились субъективные, которыми автор считает:
- национальную и конфессиональную нетерпимость, дискриминацию как ответ на то, что нередко наблюдалось ранее со стороны союзного центра;
- разыгрывание национальной карты: сверху - при борьбе за развал противника (Россией против Союза, Союзом против России), и снизу, с мест -при борьбе с коммунистической партией и ее структурами;
- борьбу бывшего местного партгосаппарата за сохранение или даже умножение своей власти;
- игру на национальных чувствах для консолидации общества, необходимую как для выхода из экономического кризиса, так и для объяснения местным руководством своей непричастности к нему, а также для создания образа внешнего врага [23, с.12-13].
В качестве третьего фактора можно назвать социокультурный, подразумевающий кризис имперской идеологии и неудачную попытку сформировать ее носителя. Причем этот фактор, как и предыдущий, напрямую связан со специфическим характером советской модели модернизации. «Имперская модернизация», осуществлявшаяся в 1922 - 1991 гг. в рамках советской цивилизации, по мнению украинских исследователей, способствовала формированию общих стандартов единого экономического, политического и культурного пространства. Вместе с тем, существенные культурные различия, например, республик Прибалтики, Кавказа и Средней Азии сразу бросались в глаза. Это была не столько этнографическая экзотика, сколько глубинная, ментально-архетипическая дифференциация советского народа, являвшаяся объектом постоянного и пристального внимания западных советологов, однако ускользавшая от внимания советской науки [3, с.91].
Как считает В. Д. Соловей, в Советском Союзе, как и в его исторической предшественнице - Российской империи, на первом плане находилась имперская идентичность. В условиях проведенной модернизации новая имперская идентичность приобрела современный облик, включив некоторые важные черты политической нации: систему общих институтов и коммуникаций, единую политическую мифологию, символику и ритуал, общую политическую кулыуру и т. д. Все это воплотилось, по мнению ученого, в интегральной категории «советский человек», означавшей не только государственное, но и цивилизационное самоопределение. Альтернативный цивилизационный проект служил доминантой строительства новой политической (в коммунистической терминологии 1970 - 1980-х годов - «новой исторической») общности - «советского народа», который можно рассматривать как советский субститут западного понятия «политическая нация».
Однако стержнем формирования советской нации была идейно-политическая, экономическая и социокультурная интеграция, а не этнокультурная ассимиляция. Более того, привязав национальную принадлежность к территории и введя ее паспортное установление, советский режим институциализировал этничность, следствием чего стало формирование наций и строительство «национальных домов» - квазигосударственных образований - даже там, где их исторически никогда не существовало. Поэтому В. Д. Соловей видит фундаментальное и драматическое противоречие советской национальной политики в том, что институциализация этничности на субгосударственном уровне не сопровождалась институциализацией национальности на уровне государства в целом. Предпринятая в СССР попытка одновременного конструирования лишенной в идеале этнической привязки политической нации и формирования этно-наций изначально была чревата конфликтом между этими двумя кардинальными направлениями национального строительства [25, с.79].
В условиях ослабления имперского центра на рубеже 1980 - 1990-х гг. институциализированная этничность генерировала мощные центробежные импульсы, что способствовало крушению СССР. Однако, как и в случае с распадом Российской империи, бурный рост периферийных национализмов был скорее следствием, чем первопричиной, - следствием прогрессирующей неэффективности государственной машины, кризиса легитимирующей идеологии и атрофии имперской мифологии [26, 80-81].
С этим мнением совпадают взгляды австрийских исследователей Н. Я. Дараган и Й. Лангера, которые сравнивают крах Австро-Венгрии и советской империи. По их мнению, универсальными в современном мире стали некоторые явления духовной жизни, характерные для периода падения империи. Прежде всего это предощущение конца, выражающееся в литературе, искусстве и науке, причем в историко-философской интерпретации акцент делается именно на трансформации, что связано с ощущением мира не как продолжающегося, а как завершенного, обреченного на уничтожение в своем нынешнем качестве и возрождение уже в ином. Подобной политической концепцией трансформации в Советском Союзе стала идея «перестройки».
Особую остроту социокультурному кризису, как считают авторы, придает конфликт поколений, который в брежневский период приобрел катастрофические размеры и формы. Разочарование молодых в прежних идеалах, недоверие ко всему официальному, незаинтересованность молодежи в результатах своего труда и равнодушие к карьере породили явно выраженное взаимное неприятие поколений. Сверхконсервативный режим, социальная автаркия и демагогия поставили советское общество перед проблемой потерянного поколения. Еще одна причина кризиса - появление идеологического вакуума, который образовался в результате дискредитации официальной коммунистической идеологии [9, с. 67-69].
Наконец, среди внутренних факторов, способствовавших быстрому распаду советского государства, можно назвать фактическое отсутствие (или весьма запоздалое введение) правовых механизмов урегулирования конфликтов или спорных ситуаций между центром и субъектами, что особенно явно проявилось в период кризиса системы, когда политический контроль в лице коммунистической партии стал постепенно утрачивать свое всеохватывающее значение.
Известно, что к числу таких механизмов в классических федеративных государствах относят верхнюю палату федерального парламента (в которой представители субъектов могут проконтролировать решения федеральных органов) и конституционный суд, как основной орган урегулирования споров федеральных и региональных властей. В Советском Союзе Совет Национальностей хотя и включал представителей союзных республик и автономных образований, был палатой равноправной с Советом Союза. Созданный в 1989 г. Комитет конституционного надзора СССР имел весьма ограниченные полномочия [27, с.78]. Все это свидетельствует об отсутствии реальной возможности правового решения конфликтов в условиях неправового государства.
Таким образом, распад советской федерации во многом был обусловлен самой природой данного государственного образования, в котором отсутствовали реальные механизмы урегулирования кризиса федеративных отношений.
На объективные факторы наложились субъективные, которыми автор считает:
- национальную и конфессиональную нетерпимость, дискриминацию как ответ на то, что зачастую наблюдалось ранее со стороны союзного центра;
- разыгрывание национальной карты: сверху - при борьбе за развал противника (Россией против Союза, Союзом против России), и снизу, с мест - при борьбе с коммунистической партией и ее структурами;
- борьбу бывшего местного партгосаппарата за сохранение или даже умножение своей власти;
- игру на национальных чувствах для консолидации общества, необходимую как для выхода из экономического кризиса, так и для объяснения местным руководством своей непричастности к нему, а также для создания образа внешнего врага.
Таким образом, кризис имперской идеологии и социокультурной идентичности носителя имперской идеи, отсутствие реальных правовых механизмов урегулирования конфликтов стал тем фактором, который привел советскую «внутреннюю» империю к окончательному распаду, так как уничтожил скрепляющую ее духовную основу.
При выявлении внешнеполитических причин распада СССР обратим внимание на тот факт, что Советский Союз был прежде всего «идеократической» и «военной» мировой империей. Цементирующей основой «внешней» империи, обеспечивавшей универсализм СССР, являлась идеология. Еще Дж. Кеннан замечал, что его главная сила - в идеологических концепциях, которые имеют долгосрочный характер [4, с.125]. Определенную роль играли сила авторитета, исторические и геополитические традиции. Конечно же, военная сила и военное присутствие на территории стран-сателлитов создавали необходимую материальную базу для реализации «имперских мечтаний». Размывание и кризис этих основ, обострение противоречий, присущих теории и практике имперского строительства, дополняемые внутренними проблемами СССР, означали кризис его мировой империи и явились факторами ее краха. В них сочетались и объективные, и субъективные компоненты, ярко обозначаемые Г. Киссинджером: «Фатальным просчетом раздувшегося империализма Советов было то, что их руководители на этом пути утеряли чувство меры и переоценили способности своей системы консолидировать сделанные приобретения как в военном, так и в экономическом отношении, а к тому же позабыли, что они в буквальном смысле бросают вызов всем прочим великим державам при наличии весьма слабого фундамента» [14, 696 с.].
Имперская идея должна быть единственной на данный момент жизнеспособной, мобилизующей идеей, только тогда она может быть действительно универсальной. В противном случае она будет вытеснена альтернативными, которые предлагаются другими акторами, тоже претендующими на верховенство и уникальность и утверждающими свои, тоже «прогрессивные» ценности. Именно это произошло с квазиимперской идеей Советского Союза, когда при подписании Заключительного Акта Хельсинкского Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе в 1975 г. он пошел на признание иных универсальных ценностей - прав человека (так называемая «третья корзина»). Г. Киссинджер имел полное право утверждать, что конференция в Хельсинки «выдвинула наши стандарты человеческого поведения, которые были и остаются маяком надежды для миллионов», что «третьей корзине» было суждено сыграть ведущую роль в исчезновении орбиты советских сателлитов [15, с.691-692]. Происходит не только кризис прежней имперской идеологии, которая стала испытывать серьезную конкуренцию со стороны «маяка надежды для миллионов» и, как следствие, - размывание ее универсализма, но и появляется легитимный повод для западного вмешательства в процесс функционирования советской «внешней» империи. Концепция «защиты национального суверенитета», теория и практика социалистической интеграции не могли стать серьезными препятствиями для форсированного наступления новой идеологии, усиливающей «тектонические сдвиги» в советской империи. По сути, это было начало «крестового похода за демократию» и «гуманитарной интервенции», только в более скрытой, пассивной форме, чем в конце XX - начале XXI в.
Советский Союз по-своему реагировал на новые вызовы. Его политика на международной арене в конце 1970-х - середине 1980-х гг. была как бы отражением, проекцией, адаптированной к советской идеологии американской политики «похода за демократию».
Только в американской версии советские действия, в противоположность действиям США, признавались агрессивными - США боролись за «возвращение свободы» народам стран Центральной и Восточной Европы и других регионов, у которых «отобрал» ее «советский империализм», за ликвидацию железного занавеса, а советская империя развязала новый раунд этнических войн [21, с.186, 227]. В тот период СССР отчасти возвращается к радикальной концепции первых послереволюционных лет - концепции «мировой революции». Его новая стратегия — «стратегия марионеток» — приобрела глобальные масштабы и выразилась в активизации, одновременно - экстенсивном рассредоточении, «расползании» интересов на новые регионы мира (Центральная Америка, Африка), в ужесточении действий (Афганистан). Активная поддержка антиамериканских сил и режимов (Никара1уа и др.), вмешательство в конфликты даже на периферии глобальной системы (Ангола, Мозамбик, Эфиопия и др.), прямое военное вмешательство в дела страны, не входившей, в отличие от предыдущих случаев, в советскую империю, осуществлявшееся к тому же от имени СССР, а не ОВД (Афганистан), естественно, были расценены как доказательства растущей агрессивности советского режима. Не случайно СССР получает тогда ярлык «империя зла» (Р. Рейган, 1983 г.), хотя еще 3. Бжезинский в 1950-е гг. называл Советский Союз «тоталитарной империей зла» [10, с.183].
Интересны американские (ЦРУ) оценки «цены империи» СССР. Они показывают, что в 1950 - 1960-е гг. военные расходы Советского Союза как в абсолютном значении, так и в объеме государственного бюджета были намного меньше, чем американские (примерно на 65 млрд. долларов США). Напротив, в 1972 - 1985 гг. СССР вырвался вперед по темпам их роста, и к 1985 г. военные расходы обеих сверхдержав почти сравнялись. В то же время стоимость военных программ НАТО примерно в три раза превышала показатели ОВД [5, с. 140]. По отечественным данным, на долю ВПК в 1980-е гг. приходилось 20 - 25 % ВНП (ранее 13-17 %), что было продиктовано «гонкой за лидером» - США - и стремлением добиться стратегического паритета [1, с. 14]. Вполне можно согласиться с мнением Л. Н. Нежинского, что проблема заключалась в том, что, «выдвинув в качестве одного из главных приоритетов укрепление во что бы то ни стало военной мощи советской империи», лидеры СССР не соотносили затрат на эти цели с его реальными возможностями и потребностями [20, с.9]. Разумеется, СССР, следуя логике сохранения мировой империи, необходимо было не только наращивать военный потенциал, но и увеличивать расходы на поддержание «внешней» империи. Для обеспечения лояльности стран «народной демократии» и «социалистической ориентации» требовались огромные суммы. По имеющимся оценкам, экономическая помощь, торговые субсидии и кредиты, а также военная помощь государствам ОВД достигла в 1980 г. 21 - 26 млрд. долларов; помощь Кубе, Вьетнаму и Монголии - 6 млрд., Афганистану и некоторым другим странам «третьего мира» - 6,5 - 7,4 млрд. долларов (всего почти 10 % валового продукта СССР) [28, с.10]. Таким образом, Советский Союз утратил четкость геополитической логики, не адаптировал свои внешнеполитические амбиции к внутренней ситуации, в первую очередь - экономическим возможностям. Продолжение экспансии и гонки вооружений с этой точки зрения можно считать одним из дестабилизирующих и системоразрушающих факторов советской мировой империи. В этом смысле вполне оправдались ожидания теоретиков «конвергенции» СССР, рассчитывавших именно на его самоистощение, а не на победу над ним военным путем.
Индикатором нарастающего кризиса и распада «внешней» империи стали негативные (с имперской точки зрения) социально-политические и экономические изменения в странах-сателлитах СССР, по терминологии Г. Киссинджера, «враждебных коммунистических государствах», в конце 1980-х гг. «Цена империи», в том числе «внешней», была слишком велика; верно замечание Г. Киссинджера, что сохранение «орбиты сателлитов» стало непосильным бременем [16, с. 724]. О «бремени империи» говорит и И. Валлерстайн [6, с.258-259]. По мере уменьшения экономических возможностей Советского Союза, обусловленных не только внутренними структурными и иными причинами, но и внешнеэкономической конъюнктурой (в 1986 г. иссякла «кислородная подушка, поддерживающая жизнь в советской империи» - упали мировые цены на нефть), «подкармливать», по выражению Ю. В. Шишкова, «внешнюю» империю стало невозможно [29, с.12]. Следствиями явились исчезновение материальной заинтересованности в СССР стран-сателлитов, обострение социальных и экономических трудностей внутри них, активизация оппозиционных правящим режимам сил («Солидарность» в Польше и др.), завершившаяся так называемыми бархатными революциями. В итоге страны-сателлиты вышли за пределы советской идеологической, социально-политической и экономической систем и в целом - имперской системы. Они получили свободу, «которую отнял у них Советский Союз» [22, с.227], и новой доминантой в сфере идеологии для них стали либерально-демократические ценности.
Многие отечественные историки и политологи практически игнорируют внешний фактор и трактуют события 1985 - 1991 гт. всецело как «закономерное окончание революционно-тоталитарного эксперимента в России»; они отрицают, что давление извне, политика США играли основную роль в подрыве и развале советской империи (Д. А. Волкогонов, В. В. Согрин, Д. Е. Фурман, Р. Г. Пихоя и др.) [12, с.145]. Более импонирует точка зрения Р. А. Медведева, по которой давление Запада признается одной из причин разрушения Советского Союза, но не главной [16, с.115]. Внешнее давление, действительно, существовало всегда, и СССР всегда противостоял великим державам - не только США - трагическим для Советского Союза стал комплекс факторов. Внутренняя и внешняя среда оказались в равной степени неблагоприятными для его дальнейшего существования в неизменной форме, разрушавшейся под воздействием объективных и субъективных причин.
Литература
- Алексеев В. В., Алексеева Е. В. Распад СССР в контексте теорий модернизации и имперской эволюции // Отечественная история. 2003.- № 5.- С. 3-20.
- Алексеев В. В., Алексеева Е. В. Указ. соч. С. 14.
- Афонин Э. А., Бандурка А. М., Мартынов А. Ю. Великая коэволюция. Глобальные проблемы современности: историко-социологический анализ. Киев, Парламент, изд-во. 2003. – 384 с.
- Бессмертных А. Патриарх американской дипломатии (К 100-летию Джорджа Кеннана) // Международная жизнь. 2004. № 4-5. – С. 119-130
- Быстрова И. В. Советский военный потенциал периода «холодной войны» в американских оценках // Отечественная история. 2004. № 2.- 124-142
- Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. СПб.: «Унивеситетская книга», 2001. -416 с.
- Вишневский А. Г. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. М.: ОГИ, 1998. – 430 с.
- Вишневский А. Г. Указ. соч.
- Дараган П. Я., Лангер Й. Распад Австро-Венгерской монархии // Советская этнография. 1991. - № 6. - С. 61-84
- Евгеньев В. А. Образы США и СССР в концепции мировой политики Збигнева Бжезинского // Полис. 2003.- № 1. - С. 179-186.
- Зубов А. Б. Советский Союз: из империи - в ничто? // Полис. 1992. № 1-2. - С.56-74
- Зубок В. М.Отечественная историография «холодной войны»: некоторые итоги десятилетия // В.М. Зубок, В.О. Печатнов Отечественная история. 2003. - № 5. - С. 139-148.
- Каппелер А. Россия - многонациональная империя: Возникновение. История. Распад. М.: Прогресс-Традиция, 2000. – 344 с.
- Киссинджер Г. Дипломатия. М.: «Ладомир», 1997. – 848 с.
- Киссинджер Г. Указ. соч.
- Киссинджер Г. Указ. соч. С. 724.
- Коржихина Т. П., Сенин А. С. История российской государственности. М.: Интерпракс, 1995 – 349 с.
- Лапкин В. В., Пантин В. И. Волны политической модернизации в логике «противоцентра» // Мегатренды мирового развития / отв. ред. М. В. Ильин, В Л Иноземцев. М., 2001. - С. 207-234.
- Медведев Р. А. Почему распался Советский Союз? // Отечественная история. 2003. - №4. - С. 112-131.
- Нежинский Л. Н. Пути и перепутья внешней политики России в XX столетии // Отечественная история. 1999. № 6. С. 3-19.
- Олбрайт М. Госпожа госсекретарь. Мемуары. М., 2004. -687 с.
- Олбрайт М. Указ. соч.
- Петров Н. В. Что такое полиэтнизм? (Территориально-этнические притязания и конфликты в бывшем СССР) // Полис. 1993. - № 6. - С. 9-18
- Пихоя Р.Г. Почему распался СССР? // Россия в XX веке: Реформы и революции. в 2 т. Т.1. М., 2002; Он же: Почему распался СССР? // Конец холодной войны: новые факты и аспекты. Материалы научной конференции Национального исследовательского Саратовского государственного Университета им. Н.Г. Чернышевского. www.sgu.ru.
- Соловей В. Д. Русские против империи // Свободная мысль - XXI. - 2002. - № 12- С. 74-88.
- Соловей В. Д. Указ. соч.
- Чиркин В. Е. Конституционное право: Россия и зарубежный опыт. М.: Изд-во «Зерцало», 1998 – 448 с.
- Шишков Ю. В. Распад империи: Ошибка политиков или неизбежность? / Ю.В. Шишков //Наука и жизнь. 1992. № 8. С. 2-12.
- Шишков Ю. В. Указ. соч.