Ирина Рахимова, психолог

Любовь к себе

приходит через отвержение себя

Каждый человек знает, с одной стороны, что быть эгоистом, жить только ради собственного удо­вольствия — это плохо. А, с другой стороны, нет для каж­дого темы интересней и заботы насущней, чем собственное счастье, собственная судьба и жизнь. Хорошо это или пло­хо — любовь к себе?

— На первый взгляд, когда мы читаем Священное Писа­ние, возникает впечатление, что вообще ни о какой любви к себе и речи быть не может, потому что, как говорит Иисус Христос, «любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную».

В последнее же время я заметил появление такой тенденции: из заповеди «возлюби ближнего своего, как самого себя» делают такой интересный вывод, будто это заповедь не только о любви к ближнему, но и о любви к себе. Что если ты себя не любишь, это тоже грех. И даже более того, стали обращать внимание на часть «как само­го себя» больше, чем на «возлюби ближнего своего».

Я здесь поспорю. Мне кажется, что изначально, когда давалась эта заповедь, делался акцент именно на любви к ближнему, а «как самого себя» говорилось только по­стольку, поскольку само собой разумеется, что каждый себя любит более, чем кого бы то ни было. Просто для того и сказано, чтобы научились так же любить ближне­го, как самого себя.

— Так все же любить ли себя или не любить?

—У многих святых отцов постоянно подчеркивается мысль о том, что надо полностью забыть себя, надо полно­стью отдать себя. Вот и сегодня на литургии звучали слова: "Желающий следовать заМной oтвергнись себя, возьми крест свой и следуй за Мною». «Отвергнись себя»! То есть откажись от себя. Самоотречение, полное забвение о себе самом — вот нравственный идеал христианства.

С другой стороны, мы можем прочитать у многих отцов мысль о том, что главная твоя задача — это забота о своей душе, и что главное дело в твоей жизни — это твое личное спасение. Единственное, что тебе дано, — это трудиться нал спасением своей души в Вечности, и это самое лучшее, что ты можешь делать для всего мира, потому что, когда спаса­ешься ты сам, то вокруг тебя спасаются тысячи. Мы знаем, что святые отцы очень часто уходили вообще от этого мира, чтобы сосредоточиться именно на своей душе.

Возникает противоречие.

Есть очень хорошая древняя книга, в которой есть та­кие слова: «Забывающий себя обретает себя». Вот в этих словах и вижу я выход из противоречия.

Мне думается, что любовь к себе, конечно, должна быть, но она должна быть правильной.

Собственно, что такое «Я»? Что такое вообще чело­век? Прежде всего, это образ Божий. И этот образ во мне очень сильно поврежден и очень сильно искажен. Человек похож на старую, испорченную, закопченную икону, которую можно реставрировать. Образ Божий на этой иконе не исчез, но он накрыт массой наслоений, и поэтому на этой иконе можно написать все, что угодно, вплоть до каких-то неприличных изображений. И чело­век, не знающий что там, под этими наслоениями, бу­дет глядеть на нее и видеть то недостойное, что какой-то мазила на ней написал. А человек, который понимает, например, реставратор, может по каким-то отдельным штрихам увидеть, что надо с этой иконой поработать, начинает снимать слой за слоем и, в конце концов, добирается до ее подлинной красоты. И все восхищаются: надо же, там, оказывается, была такая красота!

А кто-то, может быть, наоборот, расстроится. Ему больше по душе была та мазня, что заслоняла подлинное изображение. Когда мы любим себя как этот чело­век — это порочная, ложная любовь. Именно от такой любви к себе необходимо отвергнуться ради подлин­ной любви.

Взгляд на нас окружающих, наш собственный взгляд на себя бывает неправильным именно потому, что все видят не ту красоту, которая в глубине, а эти наслоения. А Бог видит сквозь наслоения, и поэтому Он нас любит. Святые люди, люди, исполненные благодати, тоже видят человека сквозь эту грязь, и тоже его любят.

Беда заключается в том, что вот этот образ Божий во мне, который и есть мое подлинное «Я», я не только не вижу в себе, но я даже уже это наслоение, эту грязь по­любил. И люблю себя такого!

Мне думается, что отвергнуться себя — это именно отвергнуться всего того, что искажает, закрывает образ Божий. А любовь к себе — это любовь именно к той глу­бинной красоте, которая во мне есть.

Вся духовная жизнь должна сводиться к тому, чтобы постепенно, через покаяние, через труд, через молитву я освобождался от всего наносного, от того, что не есть «Я», и увидел эту красоту, которая во мне. Вера в то, что во мне живет эта красота, вера в Бога подразумевает, в частности, веру в то, что Бог отражается во мне, что я несу в себе эту красоту и что я могу до нее добраться, могу добраться до того света, о котором сказано, что он «...во тьме светит, и тьма не объяла его».

Вот такая любовь к себе, любовь к тому свету, к той красоте образа Божия, который во мне есть, — это пра­вильная, достойная любовь к себе. Эта любовь подра­зумевает определенную безжалостность и беспощадность ^к себе, потому что для того, чтобы освободить мое под­линное «Я», нужно пройти болезненный путь. Короста сдирается как бинты, приросшие к коже, с кровью сди­рается. Но это действительно подлинный путь, которым мы должны идти в этой жизни.

— И все-таки, в современном сознании человека «любовь к себе» и «самопожертвование» воспринимаются как две противоположные вещи, как два полюса.

--Представьте себе, что перед нами какой-то человек, которого мы любим и который знает, что мы его любим и мы можем для него сделать что-то хорошее. Если я емускажу: «Я тебя люблю, я тебе могу сейчас сделать что-то очень-очень приятное, но в конечном итоге ты умрешь. Или я тебе сделаю что-то очень, может быть, болезненное, но это избавит тебя от смерти, которая тебе грозит».

Вот такая ситуация, она и не очень-то надуманная Врач тоже больному говорит: «Я могу вас начать лечить, но будет операция, будет химия, все это будет очень бо­лезненно, но, я надеюсь, что если мы все это вытерпим, то мы преодолеем болезнь, и вы будете жить». Больной может ответить: «Нет, не надо операций, не надо ничего. Лучше чаю нальем, торт и коньяк». Чем это кончится - мы все понимаем.

Если я себя люблю, то чего я для себя хочу? Чтобы какое-то короткое время земной жизни пожить в свое удовольствие — и потом вечная смерть, или по-другому поступить и в конечном итоге иметь вечную жизнь? По­нятно, что если я хотя бы допускаю, что вечная жизнь возможна, то ради этого стоит от многого отказаться. И моя любовь к самому себе ни в чем не может выразить­ся так правильно, как в том, чтобы дать себе возможность войти в вечную жизнь.

Тогда возникает вопрос: «А как это сделать? Ответом на этот вопрос является Евангелие. Евангелие — путеводитель в вечную жизнь. Первым этим путем входит Человек по имени Иисус. Бог, ставший Человеком. Мы называем Его первенцем из мертвых. Христос сказал «Верующий в Меня не умрет, но будет иметь жизнь вечную». Но не просто верующий. Веровать — это значит следовать за Ним. «Хочешь иметь жизнь вечную, — говорит Христос каждому человеку, — веруй в Меня и следуй за Мной». Это – единственный путь, который ведет и вечность. Все другие пути могут быть, очень приятными, очень радост­ными. Но они приведут в тупик в конечном итоге. А сле­довать за Христом — это значит жить Его жизнью. То, что Он в этой жизни считал пенным, важным, достойным одобрения — то делать, а то, от чего Он отвращался — того не делать. И тут как раз мы возвращаемся к тому, с нею начали — к жертве. Иисус Христос — первый Чело­век. Который вошел в вечную жизнь, но этот путь лежал через Голгофу.

Любовь — это то, что всегда отдает. Что такое жертва? Жертва — это отдача, самоотдача. И если я не желаю себя отдавать, то я лишаю себя возможности со­стояться как личность, достойная вечной жизни. Потому что я не во Христе. Есть еще такие слова апосто­ла Павла: «Уже живу не я, но живет во мне Христос». Это тоже одна из формулировок, мне кажется, кратко выражающая суть правильного поведения в этой жиз­ни — жить так, что «уже живу не я, но во мне живет Христос», и путь этот лежит через самоотверженность, отказ от себя.

Надо сразу оговориться, отказ от себя во имя чего? Ес­ли я убираю себя, но на место, которое я высвобождаю, ничего не приходит, такая самоотверженность не нуж­на. А если освобождаю место для Христа, если я отказываюсь от себя для того, чтобы место моего «Я» заменил Иисус Христос, — вот это правильная самоотверженность.

И это именно любовь к себе. Происходит очень ин­тересный парадокс: отказываясь от себя, я обретаю под­енного себя. И наоборот, не желая от себя отказывать­ся, от своею эго, я, в конце концов, теряю себя, потому что все то, что не укоренено во Христе, в конце концов, рассыплется и сгорит.

Многим людям тяжело полюбить себя, когда им ка­жется, что их никто не любит. Человек чувствует себя никому не нужным, одиноким, ему кажется, что его любить не за что. Это трагедия для многих людей; они не в состоянии полюбить самих себя до тех пор, пока их не по­любит кто-то извне.

— На самом деле они ошибаются, эти люди. Может быть, самая главная истина, которая отличает человека верующего от неверующего, это откровение о том, что Бог человека любит. Эта любовь настолько сильна, что ее хватит, чтобы восполнить недостаток какой бы то ни было любви к нам.

Я как священник вижу одну из главных своих за­дач именно в том, чтобы тем людям, с которыми лично я как-то встретился, помочь почувствовать, что Бог их любит, и использовать для этого все, что только возмож­но. Я думаю, если мы встретились с человеком, который убежден, что его никто не любит, и от этого страдает, са­мое большое, что мы можем сделать, — это сказать: «Ты ошибаешься. Я тебя люблю». И это как-то подтвердить, доказать.

Мне вспоминается такая ситуация. В одной семье, и эту семью и сейчас знаю, был душевнобольной ребенок. Сейчас этому ребенку уже за 20 лет, и вот как-то его отец. со мной поделился: «Знаешь, нам с женой сначала было очень тяжело от того, что у всех дети нормальные, хоро­шие, а у нас ребенок с явной болезнью. И какое-то время мы старались его лечить, ничего не получалось, и кон­чилось тем, что мы поняли, что вылечить его все равно не удастся, что это пожизненно. Я подумал и жене своей объяснил, что Господь нам в семью послал это существо. Существо, которое никто никогда не будет любить, кро­ме нас. Других детей любят родители, у них будут друзья, у них будут жены, дети, внуки, то есть, достаточно много людей будет их любить. А вот нашего ребенка, я совершенно точно знаю, любить никто никогда не бу­дет, кроме нас. А мы с тобой уже его любим. И это, на самом деле, особая милость Божия, что нам Он доверил такое трудное задание. И это главная, может быть, задача нашей жизни – дать нашему ребенку то, что ему кроме нас не даст никто, и восполнить этот недостаток любви. Когда мы с женой это поняли, многое переменилось, и радость вошла в жизнь». Нам по-прежнему очень многие сочувствуют, а мы себя считаем счастливыми, потому что Господь, нам дал эту радость».

Эта ситуация может быть рассмотрена гораздо шире, чем ситуация одной семьи. На самом деле, на свете мно­го людей, которые чувствуют себя как этот ребенок, но не потому, что они душевнобольные, а по каким-то дру­гим причинам. Они тоже никому не нужны, их никто не любит. Я думаю то, что ощутили эти родители по отно­шению к своему ребенку, мы, христиане, должны ощу­щать по отношению к каждому человеку, несчастному в этой жизни.

Поэтому, хочу сказать нам всем, христианам, что, встретив человека, который считает, что его никто не любит, давайте ему понять, что он не прав, что он дорог Богу, а как подтверждение — нам.

А самому этому человеку я вот что хотел бы сказать. Есть такие прекрасные слова св. праведного Иоанна Кронштадтского: «Когда мне плохо, я иду к тому, кому хуже, чем мне, и помогаю ему». Если тебе очень тяжело оттого, что тебя никто не любит, то постарайся полюбить того, кого тоже никто не любит, и тогда ты почувствуешь, что Бог любит тебя.

В жизни материи есть закон: если где-то чего-то при­было, значит, в другом месте убыло; если я кому-то что-то отдал, значит, у меня стало этого меньше. А с духовной жизнью нее в точности наоборот. Если я кому-то доста­вил радость, то у меня не убыло радости, а стало больше. И даже более тою, если у меня не было ее, но я ее кому-то дал, то она появилась у меня. Поэтому постарайся сде­лать что-то доброе кому бы то ни было, постарайся до­бавить радость, которой у тебя у самого нет. Следуя этим путем, ты начнешь тоже чувствовать, что в твою жизнь вошел смысл, что ты любим. Ты станешь проводником божественной любви.

Мы говорим, что любовь от Бога. Если сравнить любовь с энергией, то Бог - это источник такой энергии Я могу расходовать энергию Божественной любви только для себя, как потребитель энергии - и тогда она во мненикак не ощущается. А если я проводник, то эта любовь начинает через меня проходить. Если меня, допустим в розетку воткнуть, но не включить, то ток через провод не идет, а если включить, «электричество» потечет, я «за­работаю».

Вот так же и здесь. Можно так обратиться к Богу: «Я слы­шал про то, что Ты меня любишь, но я эту любовь никак не чувствую. Ты мне дай ее как-то почувствовать, чтобы она меня наполнила, и сделала меня счастливым». Скорее все­го, ничего не получится, она никак не обнаружится во мне. Иное дело, если я говорю: «Ты мне дай эту любовь, чтобы я мог ее как-то через себя преломить, дать кому-то другому». И я начну действовать, начну делать дела любви. Я не буду «батарейкой», а буду «проводом». Вот тогда Любовь Божия не будет теоретическим утверждением, а будет самым, что ни на есть, подлинным переживанием.

Надо понуждать себя делать добро. Даже если очень не хочется, стоит себя понудить — раз, другой, третий и начинаешь чувствовать, что наполняешься какой-то новой силой, которой до этого не знал. Душа начинает опытно познавать любовь, согревается этой любовью… и обретает настоящее счастье.

Протоиерей Игорь Гагарин