Николай Бердяев: возвышение Эроса

Николай Бердяев устанавливает три типа любви:

«1) Эрос в собственном смысле слова, половое индивидуальное избрание, слияние начала мужественного с вечной женственностью в Богом предназначенном конкретном образе; 2) мистическое влечение к ближнему и родному, к брату и сестре во Христе... 3) ощущение личности каждого существа, далекого, даже врага...»[23]

По мнению Бердяева, самая могущественная, полная и одновременно трагичная — это половая любовь, она есть соединение двух полов в целостность, приближающую к целостности Бога, и другие формы любви входят в нее как составные части.

Именно благодаря любви между мужчиной и женщиной реализуются второй и третий типы любви — любовь к Ближнему и Дальнему — христианская братская любовь, «влечение к вечному образу каждого существа в Боге, признание в каждом далеком потенции близкого»[24]. Ибо «с полом и любовью связана тайна разрыва в мире и тайна всякого соединения...»[25]

Эротическая любовь двойственна. Бердяев связывает ее с земной, родовой любовью и с небесной, мистической любовью. Используя мифологию греков, Бердяев говорит об Афродите простонародной: любви вульгарной, безлично-родовой, природной и об Афродите небесной: любви божественной, личной, ведущей к индивидуальному бессмертию.

Любовь родовая, земная в понимании философа есть бесконечное дробление личностного начала, это разъединение полов, потеря индивидуальности. Бердяев пишет: «В роде и родовом инстинкте нет... ничего личного, индивидуального, ничего даже человеческого, это природная стихия, одинаковая у всех людей и общая у мира человеческого с миром животным»[26]. Философ считает, что родовая любовь стремится к бессмертию рода. Это связано у человека — как и у животного — с появлением множества несовершенных существ. Все творческие силы, данные человеку Божеством, расходуются на создание рода как телесности, подчиненной вечному возврату.

Личная же половая любовь, по Бердяеву, наполнена стремлением к целостности и соединению. «Пол, — пишет Бердяев, — это то, что должно быть преодолено, пол — это разрыв»[27]. Соединить же разорванность полов возможно в «творческом соединении полов», при появлении «единого духа». Женская и мужская сущности не перестают существовать самостоятельно и вместе с тем они соединяются. Они соединяются в духовном, божественно-творческом порыве. Преодолев свой разрыв, соединив половину в целое — мужчина и женщина приближаются к Божеству.

«Личная любовь, — продолжает Бердяев, — Афродита небесная — сверхприрода, объявляет войну смерти и необходимости, она враждебна роду, дроблению индивидуальности... жаждет индивидуального слияния и вечности, с ней связана тайна индивидуальности и бессмертия»[28].

Высшее проявление личной любви Бердяев вслед за Платоном и Бёме видит в андрогинизме.

«Достаточно ли ясна таинственная связь любви с андрогинизмом? — спрашивает Бердяев. — В связи с этим раскрывается окончательный смысл любви. Андрогинизм и есть окончательное соединение мужского и женского в высшем богоподобном бытии, окончательное преодоление распада и раздора, восстановление образа и подобия Божьего в человеке. Любовь есть возврат человеку утерянной девы — Софии....Через любовь отчужденная женская природа воссоединяется с природой мужской, восстанавливается целостный образ человека... Любовь есть путь восхождения падшего человека к богоподобию....В андрогинизме есть взаимопроникновение всех клеток мужской и женской природы, то есть склонность конечная, предельная. Каждая клетка человеческого существа андрогинична, несет в себе отблеск природы божественой... Окончательная тайна бытия андрогинического никогда не будет вполне разгадана в пределах этого мира. Но опыт любви эротической приобщает к этой тайне. Связь любви эротической с андрогинизмом и есть связь ее с личностью. Ибо поистине всякая личность — андрогинична. Андрогинизм есть восстановленная целостность пола в богоподобном бытии личности. В любви должна открываться не тайна женственности и не тайна мужественности, а тайна человека»[29].

§ 55

Отто Вейнингер:
половая любовь как любовь к себе

«Во всякой любви мужчина любит только себя»[30]. Для понимания столь разительного афоризма Отто Вейнингера необходимо осознать, что принятие половой любви для него представляло серьезную проблему. Ибо Вейнингер достаточно жестко противопоставил мужское и женское начала. Более того, он поместил их в разные миры. Мужское есть для Вейнингера духовное начало, тогда как женское — материально. Любовь же в его понимании может быть исключительно духовным явлением.

Отсюда ясно, почему Вейнингер считает, что любить способен только мужчина: мужчина как дух любит в женщине лишь проекцию собственного Я. Поэтому в половой любви мужчина «любит себя не как... существо, опутанное всякими слабостями и низостями, тяжеловесностью и мелочностью своей натуры. Он любит то, чем он хотел бы, чем он должен бы быть; он любит свое интимнейшее, глубочайшее, умопостигаемое существо, свободное от гнета необходимости, от груд земного праха... Он проецирует свой идеал абсолютно ценного существа, которого не в состоянии выявить в себе самом, на другое человеческое существо — в этом и только в этом кроется значение того, что он любит это существо»[31].

«Человек только тогда является во всех отношениях самим собой, когда он любит» [32]. Таково признание Вейнингером высшего значения любви в человеческой жизни. Однако, по его мнению, любовь не может и не должна быть разделенной. И уж тем более, она не должна привести к сексуальному соединению. «Любовь... вызывает порыв к духовному очищению, будит в нас стремление к какой-то цели, которая насквозь проникнута высшим духовным содержанием, а потому не терпит телесного соединения с возлюбленной в сфере пространственной близости»[33].

Итак, Вейнингер убежден, что носителем любви может быть лишь мужчина. Женщина выступает только объектом, живым зеркалом, на которое проецируется и от которого отражается любовь мужчины. В таком отражении возникает идея женской красоты. «Красота женщины есть то же самое, что и любовь мужнины» [34], — пишет Вейнингер.

Однако мы вправе уличить Вейнингера во внутреннем противоречии его концепции любви. Почему мужчина-дух для реализации любви к самому себе нуждается в несовершенной женщине-материи?.. Вейнингер так и не дает убедительного ответа на столь очевидный вопрос...

§ 56

Виктор Франкл:
любовь как прорыв к неповторимости человека

«Любовь можно определить как возможность сказать кому-то «ты» и еще сказать ему «да». Иными словами: это способность понять человека в его сути, его конкретности, его уникальности и неповторимости...»[35].

Так просто и вместе с тем глубоко говорит о сущности любви Виктор Франкл. Любовь для него является проникновением в глубины человеческого Я — собственного Я и Я другого. Любовь — это высшая форма познания и самопознания человека.

«Абсолютно неправы те, кто утверждает, что любовь ослепляет, — пишет Франкл. — Наоборот, любовь дает зрение, она как раз делает человека зрячим. Ведь ценность другого человека, которую она позволяет увидеть и подчеркнуть, еще не является действительностью, а лишь простой возможностью: тем, чего еще нет, но что находится лишь в становлении, что может стать и что должно стать»[36].

Для Франкла исключительно важно увидеть в любви переживание человека как возможности. Возможности выхода за пределы здесь-и-теперь-бытия. Это позволяет Франклу говорить о любви как об открытии перспективы. Любовь для философа не замкнута в сегодняшнем дне человека с его недостоинствами и достатками.

Поэтому любовь не есть обожествление наличного и обыденного бытия в любимом и любимой. Напротив, «любовь видит и раскрывает возможную ценностную перспективу в любимом. Она... своим духовным взором предвосхищает нечто: те еще нереализованные личностные возможности, которые кроются в любимом человеке»[37].

§ 57

Эрих Фромм: любовь как забота,
ответственность, уважение и знание

Эрих Фромм определяет любовь как способность давать, а не получать. Отдавать — не значит жертвовать и страдать, — говорит Фромм. Отдавать — значит жить. Если человек вносит что-то в жизнь другого, то это «что-то» так или иначе возвращается к нему. А значит, когда человек отдает, он все-таки получает. Фромм пишет, что самый богатый человек — это тот, кто способен отдавать, и что бедность доводит до разложения личности не только из-за непосредственных страданий нищеты, «но и из-за того, что бедняк лишается радости отдавать»[38]. Плодотворный подход к любви — способность отдавать — вызывает ощущение глубинной полноты и радости. «Отдавать много радостнее, чем получать, — не потому, что это лишнее, а потому, что, отдавая, я ощущаю, что живу»[39].

Говоря о любви, Фромм развивает мысль о том, что любовь — это также и забота. «Любовь есть деятельная озабоченность, заинтересованность в жизни и благополучии того, кого мы любим» [40].

«Тесно связан с заботой еще один аспект любви — ответственность», [41] — говорит Фромм. Но ответственность для него не есть некая обязанность, навязанная извне. Это абсолютно добровольный акт, ответ на потребности другого человека. Как пример безответственного человека Фромм приводит пример Каина, который на вопрос Бога об Авеле говорит: «Разве я сторож брату моему?» Тот, кто любит, всегда в добровольном ответе за любимого.

Однако ответственность могла бы превратиться в отношение к человеку как к собственности, стать ограничением его свободы. Для того чтобы это не произошло, необходима третья составляющая любви — уважение. «Уважать человека, — говорит Фромм, — значит быть заинтересованным в том, чтобы он развивался по своему собственному пути»[42].

Но любовь для Фромма не только забота, ответственность и уважение. Любовь — это еще и глубинное знание о человеке. В любви скрыта потребность постичь тайну человека. Познание тайны человека в любви противоположно познанию тайны человека во власти. Первое плодотворно, второе — нет. В любви жажда познания человека утоляется путем соединения, соединения с неповторимой индивидуальностью. Власть есть познание человека, которое превращает его в вещь, собственность.

Итак, для Фромма любовь есть сила, дающая человеку возможность быть собой, это единственная форма, в которой может реализоваться проникновение в глубины человеческого «Я». Фромм говорит о специфическом характере любви между полами, эротической любви, как о любви к единственному и неповторимому человеку противоположного пола. Такая любовь делает человека более единым перед лицом Бытия. Именно с этих позиций Фромм критикует понимание любви Фрейдом — как реализации сексуального влечения, которое в своих необыденных формах трактуется просто психической ненормальностью.

Любовь для Фромма — это чувство, рожденное в самых глубинах существования. Благодаря ему все остальное в человеческой жизни наполняется светом и обретает смысл. Фромм пишет:

«Любовь возможна лишь в том случае, когда двое общаются друг с другом на самом глубоком уровне существования, и поэтому каждый из них переживает себя на этом уровне. Только здесь, в этом «глубинном» переживании, заложена человеческая действительность, жизненность, заложена основа любви. Любовь, переживаемая таким образом, — это постоянный вызов; это не место отдыха, а движение, развитие, совместная работа; и даже то, царит ли гармония или конфликт, радость или печаль в отношениях двоих, имеет второстепенное значение по сравнению с тем главным, что двое переживают себя из самой глубины своего существования, что они едины друг с другом благодаря тому, что они едины с самими собой, а не убегают от себя»[43].

* * *

Рассмотрев наиболее завершенные концепции любви западных философов, можно сделать вывод, что половая любовь — это стремление к соединению двух личностей в единое целое и путь развития и обновления этого целого, путь, в котором открывается тайна мужского и женского.

Это позволяет предположить, что в самой любви возможны различные слои бытия. Постараемся проникнуть в них.