Микроника – наука о малых формах и функциях в искусстве, культуре, экономике и т.д

Мы должны создать микрокультуру, чтобы рассматривать все на примерах частного.

Наука была издавна одержима поиском наименьших составляющих мироздания.

По замечанию Аристотеля, природу любой вещи лучше всего исследовать, "расчленяя сложное на его простые элементы (мельчайшие части целого)".

Ф. Бэкон считал, что «природу великого государства (Вселенной) и управление им следует искать как в любом первичном соединении, так и в мельчайших частях вещей».

Но в 20-21 вв. становится все более очевидным, что малое живет по своим законам, у него есть своя эстетика.

Уже сейчас в ряде дисциплин выделяются разделы, изучающие особые свойства микрообъектов в данной предметной области.

Микросоциология ориентируется на изучение отношений в малых группах, таких, как семья, производственный отдел, бригада, кафедра, в качестве модели социальных отношений. Микроэкономика рассматривает деятельность базовых экономических субъектов, например, предприятий и фирм.

Не только в естественных и общественных, но и в гуманитарных науках размер объекта имеет первостепенный смысл. Некоторые культуры, например, японская, создают особую эстетику и поэтику малых форм, которая требует концентрации на мельчайших, проявлениях прекрасного и их кратчайшем выражении. Дзен-буддизм учит сосредоточению на маленьких вещах, которые ускользают от рационального понимания в системе общих, "больших" категорий.

Категория малого играет огромную роль во многих религиях. Например, христианство требует брать пример с "малых сих" - умаленных, кротких, детски простодушных, ибо "их есть царствие небесное.

Здесь действуют законы парадокса, обратной логики: наименьшее становится наибольшим.

Согласно Кабале, при творении мира божественный свет распался на мельчайшие искры, которые спустились в глубины нижних миров, чтобы заронить в оболочки земных вещей зародыши влечения к высшим мирам. Искры святости пребывают в самых ничтожных, повседневных вещах, в куске хлеба, глотке воды.

В русской литературе 19 в. выдвигаются образы "маленьких людей", которые несут в себе социально-гуманистическое заострение христианской темы. Малость может проявляться не только в этике смирения, но и в психологии внимания, и в эстетике подробностей, которая расцветает в искусстве.

В 20-ом веке квантование предметного мира достигает новых глубин и в науке, и в живописи, и в поэзии. Б. Пастернак фиксирует световые вспышки мельчайших долей повседневности.

Поэзия - это "щелканье сдавленных льдинок", сад - "забрызганный, закапанный мильоном синих слез", лес - "полон мерцаньем кропотливым, как под щипцами у часовщика". Этика и поэтика малости составляют то, что можно назвать микроникой художественной культуры.

Русский язык очень чувствителен к категории малости и для ее обозначения имеет развитую систему словообразования. К названиям лиц относятся суффиксы -ыш, -ёныш, -ёнок (онок); к названиям предметов - -ец, -ок, -чик, -ик, -ица, -к, -инк, -ушк, -юшк, -ышк, -ишк, -онк, -очк, -оньк, -еньк, -ашк и др. Это обилие суффиксов и их способность сочетаться между собой - сама по себе достойный предмет лингво-микроники. Значение малости может удваиваться, утраиваться: мальчик - мальчишка - мальчишечка - мальчонок - мальчоночек. Эта особая эстетика умаления и соответствующая психология умиления, умильности с неожиданной стороны вписывает русскую языковую и художественную традицию в мир современной микроники.

Все эти "микро" области внутри совершенно разных дисциплин объединяются метастратегией понимания малых объектов, каковую мы и называем микроникой.

Тривиалогия – изучение тривиальностей и необычностей будничной жизни в целом, а также понятия "обыкновенное" и его проявлений в культуре.

Простой объект исследования является репрезентативным.

Кажется, весь спектр явлений уже поделен между разными дисциплинами,

и куда ни ступишь, зайдешь на территорию одной из них. Есть, однако, один широчайший срез явлений, который находится вне дисциплинарного ведомства. Обыкновенное - а не политическое, не эстетическое, не техническое, не математическое - охватывает собой большую часть человеческой жизни.

Особенность тривиальных явлений - их почти автоматическая узнаваемость. Именно потому, что они встречаются каждодневно, но ведь обычные вещи нам нужны именно в своем качестве обыкновенности: не как экспонат в музее, не как метафорический образ. Мы не замечаем того, из чего сами состоим. Обычное - это обытийствованное, вошедшее в состав бытия. Тривиалогия - анализ минимальных различительных единиц человеческого существования.

Это касается не только вещей, окружающих человека, но и его собственных действий. Разумеется, действия, составляющие профессиональную и социальную жизнь, изучаются множеством дисциплин - экономических, технологических, социологических, эстетических и т.д. Даже вне работы, когда человек целенаправленно отдыхает, физически себя закаляет или ищет развлечений и приключений, он вызывает устойчивый научный интерес. Существует множество прикладных дисциплин, исследований, периодических изданий, посвященных активным формам досуга - путешествиям, спорту, садоводству, кулинарии и т.д.

Много изучают тривиалогию американцы. Например: «Почему в маникюрных салонах чаще работают кореянки?» Американские социологи делают выборки, проводят подобные исследования.

Тривиалогия посвящена также нашему времяпрепровождению. Что мы делаем, когда ничего не делаем? Каковы минимальные формы человеческой активности и как в них проявляется личность и человечность?

Тривиалогия - это микрология повседневности

Д. Юм одним из первых указал, что привычка, a не законы или взгляды могут обосновывать поступки и мышление людей. Отсюда понятие габитуса (habitus), которое становится ведущим в социологической теории Пьера Бурдье.

Габитус - это совокупность привычек, которые складываются помимо сознания и намерения людей.

" Габитус... суть основа всех тех последовательностей "приемов", которые организованы объективно как стратегии, не будучи продуктом настоящего стратегического намерения..."

Но габитус, как предмет социологии, имеет мало общего с "обыкновенным" как полагаемым здесь предметом тривиалогии. Габитус включает в себе политические, экономические, религиозные, ритуальные практики, т.е. всю область социальных обычаев, тогда как обыкновенное в понимании тривиалогии - это именно неполитическое, нерелигиозное, неритуальное, совокупность тех будничных малостей и частных прихотей, которые выпадают из области социального.

Тривиалогию могут заинтересовать мелочи опыта. Возможно, за этими пустяками - не только вечное, но и в особенности будущее, поскольку в них человеческое выявляется наименее предумышленно, а значит, в наименьшей степени воспроизводимо искусственным разумом.

Задача тривиалогии - ввести тихую жизнь в поле сознания и, следовательно, вывести ее из запаса тех бессознательных впечатлений, которые остаются в резерве глубинной памяти.

Реология или вещеведение – человека окружает мир вещей. Описание вещи, то, как вещь отражает своего хозяина.

Огромное большинство вещей, повседневно нас окружающих, никак не укладываются в рамки теоретических дисциплин, изучающих вещи.

Реалогия, или вещеведение (от латинского "res" - вещь) - гуманитарная дисциплина, изучающая единичные вещи и их экзистенциальный смысл в соотношении с деятельностью и самосознанием человека. Предмет реологии - это такая сущность вещи, которая не сводится к эстетическим признакам произведения. Вещь обладает особой лирической и мемориальной сущностью, которая возрастает по мере того как утрачивается эстетическая привлекательность вещи. Эта сущность, способная сживаться, сродняться с человеком, раскрывается все полнее по мере того, как другие свойства вещи отходят на задний план и обесцениваются. Задача реалогии как теоретической дисциплины - постичь в вещах их собственный, нефункциональный смысл, не зависимый от их эстетических достоинств.

Важно провести терминологическое разграничение "предмета" и "вещи". "Предмет" требует в качестве дополнения неодушевленного существительного, а "вещь" - одушевленного. Мы говорим "предмет чего?", но: "вещь чья?"

В данном случае язык показывает разницу между принадлежностью одного и того же явления к миру объектов и к миру субъектов. Вещь выступает не как объект какого-либо воздействия, но как принадлежность субъекта, "своя" для кого-либо.

Р.-М. Рильке осмысляет происходящий в индустриальную и постиндустриальную эпоху кризис традиционной вещепричастности и вещепреемства как выдвижение новых творческих задач сбережения и осмысления единичных вещей: почти каждая вещь раньше была сосудом, из которого они черпали нечто человеческое и в который они складывали нечто человеческое про запас. (...) Одухотворенные, вошедшие в нашу жизнь, соучаствующие нам вещи сходят на нет и уже ничем не могут быть заменены. Мы, быть может, последние, кто еще знали такие вещи. На нас лежит ответственность не только за сохранение памяти о них и их человеческой и божественной ценности.

Экзистенциальный смысл единичных вещей, разделяющих судьбу своего владельца, многообразно исследовался в художественной словесности, например, у Андрея Платонова, который назвал философическое внимание к единичным вещам "скупостью сочувствия". "Вощев подобрал отсохший лист и спрятал его в тайное отделение мешка, где он сберегал всякие предметь несчастья и безвестности. "Ты не имел смысла жизни,- со скупостью сочувствия полагал Вощев, - лежи здесь, я узнаю, за что ты жил и погиб. Раз ты никому не нужен и валяешься среди всего мира, то я тебя буду хранить и помнить".

Проверка вещи на смысл - любой самой малой, пустячной вещи - соотносит реалогию с метафизикой. Может ли устоять мир, если хоть одна пылинка в нем выпадет из строя?

Семиургия – наука по введению в язык и деятельность новых знаков.

Есть три вида деятельности в области знаков: знакосочетательная, знакоописательная и знакосозидательная. Подавляющее большинство всех текстов, всего написанного и сказанного относятся к первому виду.

Грамматики, словари, лингвистические исследования и учебники, где описываются слова и законы их сочетания, принадлежат уже ко второму виду знаковой деятельности, описательному; это уже не язык первого, объектного уровня, а то, что называют метаязыком, язык второго порядка.

Третий вид - самый редкий: это не употребление и не описание знаков, уже существующих в языке, а введение в него новых знаков: неология, знакотворчество, семиургИя.

К семиургии относятся многие элементы словаря В. Даля (слова, сочиненные самим составителем), значительная часть творчества В. Хлебникова и меньшая - А. Белого и В. Маяковского, но вообще этот третий вид знаковой деятельности находится еще в зачаточной стадии развития.

Существует предубеждение, что творение новых знаков, слов, единиц языка - это процесс коллективный, что субъектом словотворчества может выступать только целый народ. Это верно лишь отчасти по отношению к определенной эпохе, когда вклад индивидов в развитие языка не мог фиксироваться. Эта эпоха "народоязычия" постепенно подходит к концу. Сейчас, с переходом к электронной словесности, завершается фольклорная эпоха в жизни языка, у слов появится все больше индивидуальных авторов.

Собственно, и в прежние эпохи индивидуальное словотворчество было важным фактором обогащения языка. М. В. Ломоносов ввел такие слова, как "маятник, насос, притяжение, созвездие, рудник, чертеж"; Н. М. Карамзин - "промышленность, влюбленность, рассеянность, трогательный, будущность, общественность, человечность, общеполезный, достижимый, усовершенствовать." От А. Шишкова пришли слова "баснословие" и "лицедей", от Ф. Достоевского - "стушеваться", от К. Брюллова - "отсебятина", от В. Хлебникова - "ладомир", от И. Северянина - "бездарь", от А. Солженицына - "образованщина"... [1]

Но до создания интернета трудно было проследить истоки новых слов, зафиксировать, кто их впервые стал употреблять и в каком значении. С другой стороны, интернет делает возможным и мгновенное распространение нового слова среди огромного количества читателей. Интернет делает с языком то, что когда-то письменность сделала с литературой: подрывает его фольклорные основания, переводит в область индивидуального творчества.

только с интернетом возникает возможность системного знакотворчества, которое сверяет свои создания с уже наличным запасом знаков. Писателю теперь нужно иметь всемирную сеть для того, чтобы видеть все уже изреченное и написанное, проверять степень новизны своих собственных знакообразований.

Можно предвидеть, что со временем деятельность порождения новых знаков будет занимать все большее место в творческих областях культуры, по сравнению с деятельностью сочетания наличных знаков.

Особую роль знакообразование играет в философии, которая занята поиском таких терминов, концептов, категорий, которые освобождали бы мысль от плена повседневного языка и предрассудков здравого смысла. Философ часто не находит нужных ему слов в естественном языке и изобретает новые слова или придает новые значения известным словам: "идея", "диалектика", "вещь-в-себе", "снятие", "сверхчеловек", "временение"...

Семиургия (semiurgy) - это деятельность по созданию новых знаков и введению их в язык. Семионика (semionics) - это наука о создании новых знаков, четвертый основной раздел семиотики, наряду с семантикой, синтактикой и прагматикой.

Семиургия могла бы координировать разные области наук, искусств, массовых коммуникаций, информационных технологий, связанных с созданием новых знаков. В языкознании есть раздел "словообразование" ("дериватология"), который изучает способы образования существующих слов, но мог бы также разрабатывать и технологию создания новых. Социально-конструктивная роль филологии состоит в том, что она не просто изучает слова, но и расширяет языковой запас культуры, меняет ее знаковый генофонд, манеру мыслить и действовать.