Сын Амона-Зевса

Очень важный и, безусловно, спорный вопрос при изучении фигуры Александра Великого составляет объявление его сыном бога Амона. Следует отметить, что само такое назначение царя сыном бога не выходит за рамки, так как Александр, взяв власть в Египте, автоматически стал фараоном Египта, что предполагает получение Александром статуса сына бога.

До сих пор не ясно отношение самого Александра к такому титулу. Неясно, считал ли он себя богом на земле или нет. Против этого говорит описание Плутарха – по нему Александр с юмором относился к своей божественной сущности и ни в коей мере не считал себя сыном Зевса, используя данную легенду только лишь с целью подкрепления собственной власти среди варварских народов (Plut., Al., 28).

Вместе с этим Плутарх отмечает целое собрание легенд, связанных с зачатием Александра. Это и сны, в которых молния попадает в живот Олимпиаде (очевиден намек на Зевса), и рассказы о змее, с которым видели царицу. Говорит он и о легенде, которую передает Эратосфен: будто мать сказала Александру перед походом о его божественной сущности (Plut., Al., 2 – 3). Таким образом, Плутарх проявляет непоследовательность в своих рассуждениях и сложно далее говорить наверняка, что правитель не был уверен в своем божественном происхождении.

О насаждении культа Александра-полубога пишет Курций Руф, он указывает на неприятие македонцами обожествления царя(Curt., IV, 7, 30). В обвинительной речи на суде по делу о заговоре Филоты, Александр в качестве аргумента виновности приводит его слова по поводу обожествления: «он имел дерзость ответить, что поздравляет меня с принятием в сонм богов, но жалеет тех, кому придется жить под властью превысившего удел человека…»(Curt., VI, 9, 18).

Из такого описания мы можем сделать вывод, что Александр по Квинту скорее верил в свою божественность, так как, несмотря на то, что он знал возможное отношение македонцев к причислению человека к богам, он все равно вводил меры по обязательному почитанию себя как бога. Было бы странно представить, чтобы Александр ввел эти нормы с какой-либо иной целью.

Пока что обратимся к иным источникам. Помпей Трог отмечает, что после общения Александра со жрецами, «увеличилось его высокомерие, возросла надменность и исчезла та обходительность, которую он приобрел ранее от изучения греческой мудрости и от македонского воспитания» (Iust., XI, 11, 12). Было бы странно себе представить, что такая перемена произошла бы только для того, чтобы сыграть сына бога перед варварами, как о том говорит Плутарх.

Диодор Сицилийский в своем рассказе воссоздает диалог между царем и жрецом в образе бога как договор – если уверуешь в собственное божественное начало, то будешь непобедим, на что Александр, конечно же, соглашается[7].

Дальнейшее повествование практически не поднимает тему, но упоминает уже в конце неприятие македонцами полубожественной сущности царя, а именно насмешку над ней: «македонцы… часто издевались над тем, что Александр якобы происходит от Аммона…» (Diod., XVII, 108, 3). Это может говорить нам как о том, что культ бога на земле насаждался со стороны Александра и среди македонцев, так и о том, что сами македонцы вряд ли верили в это.

Арриан, в свою очередь, вообще не описывает традиционный и в целом общий для источников диалог между жрецом и царем, оставляя лишь общую на этот счет фразу о том, что царь остался доволен ответами (Arr., III, 4, 5). Достаточно странно то, что Арриан посчитал недостаточно важным то, что посчитали таковым все остальные биографы. Но интересующее нас мы найдем немного позже, в оценке автором убийства Клита – «Известно ведь, что Александр, воображая себя в глубине души сыном Амона, а не Филиппа, потребовал, чтобы ему кланялись в землю…» (Arr., IV, 9, 9).

Скорее всего, Арриан пытался несколько приукрасить действительность, показать Александра в лучшем свете, но в разных частях жизнеописания существование веры в божественность и ее отсутствие становились добродетелью, что внесло незамеченное автором несоответствие в его работу.

Таким образом, я скорее склонен думать о том, что Александр считал себя полубогом, вместе с тем ясно, что даже для представлений человека тех времен такое обожествление самого себя чрезмерно и потому не поддерживалось со стороны македонцев и греков.