Короткая стычка

Близнецы были обескуражены — не по причине какой-либо моральной восприимчивости, но, скорее, потому что а) они были (и это более чем естественно) захвачены моей просьбой врасплох, и б) они были заинтересованы в возможных последствиях. Тем не менее, моя упорная настойчивость, в конечном счете, окупилась.

— Но ты должен сделать это, Жак.

— Вы не понимаете, о чем просите…

— Я прекрасно знаю, о чем прошу.

— Посмотрите на него! У меня никогда не было таких жирных клиентов, как этот.

— Жак…

— И таких уродливых. Пусть Жанна это сделает…

— Я не буду! — завопила Жанна, и ее глаза расширились от ужаса.

— Не беспокойся, Жанна, — сказал я как можно более успокаивающе, — вкусы Герра Херве иного рода.

— Только мужчины? — произнес Жак с умирающей надеждой в голосе.

— Исключительно так.

— Но…

— Пожалуйста, Жак!

Мы спорили еще около четверти часа, но, в конце концов, он согласился — как, на самом деле, я и думал. Оба близнеца потребовали изрядную финансовую компенсацию за эту факультативную работу (это было чем-то еще, я уверен), и я не стал торговаться, когда они назвали свою цену.

Мы раздели Генриха догола и положили его на огромную кровать в спальне близнецов. Он слегка напомнил мне Мастера Эгберта Свейна, который был схожих размеров. У Генриха, тем не менее, было не так много волос по всему телу, тогда как Мастер Эгберт был воистину соткан из волос — волосы были повсюду, за исключением того места, где он нуждался в них больше всего, на его голове.

Потребовалось некоторое время для того, чтобы принести Генриха в комнату.

— О — где я? — Орландо, мой друг? Где я нахожусь?

Жак, также обнаженный и выглядящий достаточно

симпатичным, стоял рядом с кроватью.

— Я ваш ангел, месье.

— Мой ангел?

Взгляд Генриха уже становился осмысленным, и он наслаждался зрелищем свежего, блестящего тела Жака. Если честно, я испытал небольшую жалость к Жаку, но любому настоящему искусству необходимы герои.

— Я пришел для того, чтобы служить вам, месье.

— Чтобы служить мне? Ах — милый мальчик…

Жак прошелся одной рукой по правой груди Генриха и ущипнул его за огромный, толстый, коричневый сосок.

Неожиданно он заметил меня; я стоял в углу комнаты рядом с массивным канделябром, стоящим на полу, на подставке из гравированного золота. Только Бог знает, откуда это было украдено, а я знать не хотел.

— Орландо! — закричал он. — Так вот что ты делаешь? Ты не мог не позаботиться о том, чтобы я спал не один?

Я улыбнулся, но не ответил.

— О, Орландо!

Жак вскарабкался на кровать, накрыл — совсем не полностью, следует отмстить — обрюзгшее тело Генриха своим собственным телом.

— Смотри на нас, Орландо, — промурлыкал Генрих низким, грубым голосом. — Смотри, как мы делаем это — это усилит мое удовольствие — да, смотри, пока мы делаем это — о! — мой ангел…

Он присосался своим ртом ко рту Жака и начал двигаться весьма тошнотворным образом, имитируя нервные корчи девственной невесты, его пальцы жеманно трепетали на ягодицах Жака, а необъятные бедра дрожали.

— Люби меня, мой ангел, люби меня…

Я не позволил Жаку долго страдать; как только глаза Генриха закрылись, и он начал стонать, я приблизился к кровати. Подняв его голову одной рукой, я убрал пышную, шелковую подушку — он совершенно не замечал никого и ничего, кроме своего собственного наслаждения. Я кивнул Жаку, который слегка поднимался с одной стороны. Я опустил подушку с математической точностью на лицо Генриха и нажал на нее со всей силой.

Я услышал негромкий приглушенный стон.

— Нажимайте сильнее, мсье! Сильнее!

Я делал это на протяжении половины минуты.

— Сильнее! Почему он не борется?

— Он пьян, вот почему.

Мне показалось, что я услышал еще один стон — на этот раз более слабый — но мне это могло показаться. Затем рука Генриха упала на кровать, жирная, бледная и безвольная.

— Вот. Сделано.

Жак вздохнул — с облегчением, как мне показалось.

— Спасибо, месье, — произнес он.