Заключительный обзор

История европейского права в Новое время делает наг­лядными, в частности, глубокое различие между англо-сак­сонскими правовыми областями, с одной стороны, и конти-нентально-европейскими, с другой. На последние сильный отпечаток наложило большое значение римского права в качестве источника имущественного права, а также правове­дение и законодательство как важнейшие методы создания правовых положений. Конечно, в этом отношении сущест­вуют большие различия между Восточной и Западной Евро­пой. Главная страна Восточной Европы - Россия начала восп­ринимать западноевропейское право только в XVIII в., и этот процесс еще в начале XIX в. не преобразовал решающим образом все еще неразвитый российский правовой порядок.

На англо-саксонское право никогда не оказывало анало­гичное воздействие римское имущественное право, хотя оно и имело некоторое значение в качестве образца и автори­тета. Особая для Англии процессуальная техника с ее систе­мой прецедентов, которую развивали суды, вплоть до конца XIX в. оставляла Англию и США почти полностью в стороне от высокоразвитого правоведения и законодательной тех­ники континентальных стран Европы. То, что англо-саксон­ское право все же достигло достаточно высокого уровня юри­дической техники для успешного овладения правовой пробле­матикой западного индустриального общества, показывает возможность достижения эффективных результатов при помощи различных типов юридической техники.

Как показано выше, значение римского права для разви­тия континентально-европейского права было очень велико. Поэтому вероятно, что в грядущем формировании общеевро-

пейского права в качестве следствия происходящей ныне европейской интеграции римское право сыграет важную роль основы стремления к большей правовой однородности. В таком случае мы можем пережить новый период его выну­жденного восприятия, напоминающий тот, когда римское право в толковании и обработке консилиаторов распростра­нялось в Германии, Франции и Италии. Аля сложного про­цесса восприятия римского права в Европе характерно, что его использование и распространение по-прежнему происхо­дили главным образом благодаря его авторитету, а не из-за потребности в использовании его имущественных положе­ний. Таким образом, в первом случае причины надо искать прежде всего в плоскости истории идей, как при первом восп­риятии глоссаторами в Италии в XII в., так и возрождении римского права в Германии в XIX в. сторонниками пандект-ного права. Во втором случае следует искать объяснения пре­жде всего в процессах экономического и социального разви­тия, вызвавших потребность в положениях римского'права как в Германии, Италии и Франции времен Позднего средне­вековья, так и позднее в Северных странах.

Между тем взгляд на историческое развитие восприятия римского права в сравнении с развитием положений отечест­венного права различных стран показывает, что каким бы большим техническое превосходство римского права обычно ни было, на европейском континенте имелись области, где с помощью отечественной юридической техники создавались подобные действовавшие правовые системы, находившиеся на высоком конструктивном уровне. Типичные тому приме­ры - гражданское право крупнейших торговых городов Север­ной Европы в XIII и XIV вв. Средневековое ггнзейское право обозначает, таким образом, высшую точку конструктивных характеристик германского права; во многих областях оно было равноценно римскому, в некоторых - лучше, например, там, где это касалось правовых институтов, которые лежали в основе кредитования пол недвижимое имущество.

Влияние традиций римского права сказалось не только на положениях имущественного права, но и на самих методах создания новых положений. Ведущая роль правоведения с XII по XIX вв. в правовой жизни континентальной Европы является плодом традиций крупнейших римских юристов времен античности. Это были Дигесты, а именно отобранный в Corpus Juris Civilis и обработанный результат римского пра­воведения, который стал важнейшим источником средневе­кового возрождения римского права. Средневековые право­веды считали себя носителями традиций Юлиана и Павла, Папиниана и Ульпиана. Так поступали и их последователи вплоть до XIX в. Это объясняет удивительное для нашего времени обстоятельство, что фон Савиньи и его ученики могли воспринимать именно правоведов в качестве носи-

телей "der Volksgeist". Совершенно особым способом они счи­тали себя посредниками и толкователями античной правовой цивилизации и тем самым необходимых культурных цен­ностей.

Тонкая ирония истории заключена в том обстоятельстве, что немецкие сторонники римского права в XIX в. из-за сла­бого знания истории римского права в корне неправильно судили о его заслугах. Они воспринимали в качестве созна­тельной (или инстинктивной) системы то, что на самом деле было гениальной аналитической казуистикой.

Между тем благодаря этому взгляду на римское право удалось его связать с примененным первоначально Вольфом эвклидовым геометрическим способом располагать правовые положения в иерархически выстроенной целостности с вза­имным подчинением понятий и правовых тезисов. Этот спо­соб расположения правовых тезисов и понятий был в прин­ципе аналогичен примененному естествоиспытателями для классификации реальной жизни. Как известно, вершины в этой научной классификации достиг Линней. При сравнении пандектного права XIX в. с системой Линнея легче понять способ действия метода пандектного права - юриспруденции понятий. (На всякий еллучай я напоминаю о том, что, сог­ласно применяемой здесь терминологии, правовой позити­визм был теорией о свойстве права как части действитель­ности, в то время как пандектное право было выстроенным в систему материалом главным образом из положений римс­кого права.)

При исследовании цветка по системе флоры Линнея можно (с надеждой) решить задачу его классификации так, что он может быть поставлен на свое правильное место в системе Линнея. Если правильно расположить цветок, можно делать о нем выводы, которые основаны на содержании самой системы. Аналогично обстоит дело с техникой юрис­пруденции понятий. Правовой случай или правовой акт, пра­вовые последствия которого надо узнать, помещается на правильное месте в системе. При таком раскладе ответ будет получен из самой системы, ибо появляется возможность узнать решение правового случая и соответственно запраши­ваемые правовые последствия.

Возьмем типичный случай (согласно юриспруденции понятий первой половины XIX в.): может ли батрак, полу­чивший пощечину от своего хозяина, заявить на него в суд. Ответ: нет! Тот, кто нанес пощечину - хозяин. В права хозя­ина входит нанесение слугам легких телесных наказаний. То, что это можно воспринимать как социальную несправедли­вость или бесчеловечность, не относится к делу. Обсуждение этого случая ненаучно!

При таких юридических методах было естественно, что юристы (в ограниченных областях своего труда) все больше

рассматривали себя в качестве специалистов, стоящих над политической и социальной борьбой. Особенно это отно­силось к правоведам.

Только во второй половине XIX в. правоведов стали больше воспринимать в качестве специалистов. Они продол­жали вносить большой новый вклад, например, в области коммерческого и уголовного права. Но в той сфере, где они издавна проявляли себя в наибольшей степени, а именно в гражданском праве, они нацелились главным образом на помощь законодателям и судам в систематизации и толко­вании "действующего права". Вероятно, это стало неизбеж­ным следствием превращения правового позитивизма в гос­подствующую правовую идеологию. Известный немецкий правовой позитивист выразил свою позицию так: "Три исп­равляющих слова законодателя и вся библиотека становится макулатурой". С таким настроем большинства правоведов стало естественным игнорирование главных политических задач общества при работе в качестве помощников законо­дателей над завершением законодательства как инструмента управления. Тем самым представители общественных наук, науки о государстве, политической экономии и социологии выдвинулись на передний план в качестве вдохновляющих сил в реформаторской работе; такая тенденция была заметна с XVIII в.

Естественно, это имело свои преимущества. Со второй половины XIX в. европейское правоведение внесло огромный вклад в сферу юридической техники. В сотрудничестве со спе­циалистами по методике законодательства, а также с судь­ями и управленцами законодательство и толкование преце­дентов достигли такой степени утонченности, что правовой порядок приобрел неизвестную доселе степень точности фор­мирования и толкования положений. Со своей стороны дея­тельность ученых-обществоведов расширяла и углубляла основы знаний для политических решений, определявших текстовое содержание законодательства.

Однако значение общественных наук было ограниченным. Их представители были вполне в состоянии дать новые идеи и теории об отношениях в обществе, а также о поведении людей. Они могли также выдвигать требования реформ и обозначать принципы их проведения. Но они не были подго­товлены к тому, чтобы предложить с помощью юридической техники решения тех бесчисленных проблем, которые воз­никли с их требованиями реформ. Поэтому поразительно было то, насколько мало внимания как либералы, так и соци­алисты уделяли главным правовым вопросам, которые стали актуальными, поскольку имели универсальный характер в условиях свободного рынка и соответственно государствен­ного права собственности на средства производства. Пред­ставители правоведения, действовавшие на стороне либер-

алов - а таких совершенно естественно в буржуазном обще- -стве XIX в. было большинство, - как правило, упускали те проблемы социальной справедливости, которые были свя­заны со свободной конкуренцией в рамках рыночной эконо­мики. Небольшое число имевшихся социалистических юри­стов вообще пренебрегало вопросами обеспечения баланса власти и конкретного влияния людей в социалистической системе. Известный социалистический правовед заявил, что XIX век - это потерянное столетие для правоведения. Весьма меткое замечание, но оно касалось и его идеологии.

Если правоведение континентальной Европы XIX в. в воп­росах конструктивной способности и социального реализма вряд ли оказалось на уровне наследства римской юриспру­денции, средневековых каноников и легистов, а также круп­ных открытий представителей естественного права, то, нап­ротив, законодательные методы быстро развивались и уточ­нялись. Этот большой прогресс европейских (а позднее и американских) юристов покоится на длительной историчес­кой традиции. То большое преимущество относительно дру­гих народов мира в вопросах технической способности соз­дать высокоразвитые законодательства, которое было дос­тигнуто в странах с европейским правовым порядком, имеет свои корни в средневековой и даже античной правовой куль­туре. Например, когда в шведском Упландском законе гово­рилось о необходимости создания новых законов в резуль­тате изменений отношений в обществе, то это было выраже­нием (при посредничестве церкви) взгляда на право, кото­рый восходил к эллинистическому пониманию характера права. Аля народов со слаборазвитой центральной государст­венной властью право было чем-то таким, что не могло быть создано заново, а что имелось и наследовалось в неиз­менном виде от поколения к поколению. Первоначальное уза­конение новых правовых положений было в ранних античных развитых культурах волей Бога, в позднейшем развитии оно было секуляризовано до уровня воли князя или народа. С подобным исходным пунктом - законодательная воля -/ законодательство могло стать методом преобразования общества, ибо законы становились инструментом управ­ления.

Но еще в средние века этот инструмент был очень несо­вершенен, поскольку в большой степени он опирался на казу­истическую технику. Только благодаря доктрине и крупным кодификациям естественного права была создана правовая система в форме общих принципов, а также общих и специ­альных понятий, находящихся в определенном подчинении друг к другу. Труды представителей естественного права и прежде всего Гроция, Пуфендорфа и Вольфа, а также осно­ванные на их методах кодификации, начиная от ALR, Code Civil и ABG и кончая BGB и ZRG, являются исключительными

достижениями в истории человеческой правовой культуры. Заслуга этого принадлежит обученным в университетах спе­циалистам-юристам. Имеются серьезные достижения и в других правовых порядках, на которые наложило отпечаток европейское право. Эти достижения также принадлежат тем же специалистам. Благодаря их высокоразвитым способностям в юридической технике и был создан тот существующий сейчас небывало широкий, специализированный и точный правовой порядок, без которого немыслима высокоразвитая технологическая цивилизация.