Встреча в Акрополе

Мерзопакостный звонок проверещал ровно в половину восьмого утра. Я не глядя нажал кнопку сброса. На это пустячное движение моя голова отозвалась страшным спазмом в широчайшем промежутке от затылка до самых надбровных дуг. К моему величайшему сожалению следует констатировать, что даже самые хорошие напитки при смешивании могут дать самое безобразнейшее похмелье.

Я сорвался с матраса и стал копаться в своей походной аптечке, малодушно помышляя о двух таблетках цитрамона и пачке активированного угля.

На кровати сладко посапывала моя вчерашняя подруга. Ну и здоровая же она! И как это я вчера с таким сокровищем справился? Василиса не была толстой, просто почти все мои бывшие подруги были меньше меня по габаритам.

Надо сказать, что с крупными дамами в трезвом состоянии я чувствую себя слегка неуютно. Особенно во время секса (их ведь так много!). Напротив, в маленьких девушках всё под рукой. Хотя и серьёзный минус имеется: низкая грузоподъёмность. Вечно за них приходится пакеты таскать, а чаще всего и пакеты, и их самих. Ибо они, такие маленькие, бедненькие и несчастненькие, слишком быстро выдыхаются. А крупных дам можно легко посылать на рынок за картошкой. В одну руку пятнадцать «кэгэ» и в другую столько же. Крупные девушки всё-таки лучше приспособлены к жизни!

В зеркало я посмотреть убоялся, всё равно ничего хорошего я там не увижу. Я немного походил по комнате, стряхивая болезненные остатки сна. Мне было совершенно необходимо взбодриться, но холодный душ – верное средство от недосыпов и перепоев - это всё-таки слишком экстремально.

К счастью, я знал, что может спасти моё пошатнувшееся здоровье: свежий морской воздух, который, как известно, благотворно влияет на всякую залётную хворь.

Балкон моего номера выходил на чудесный морской залив, обрамлённый широкой полосой зеленоватых холмов. Я посмотрел вниз, где заманчиво плескалось синее море. Нужно только посильнее разбежаться, и я смогу нырнуть туда прямо с этого места. Ведь, собственно говоря, двери, пляж и плавки – это арсенал ленивых, сибаритствующих людей. С трудом отогнав безумную мысль о прыжке, я попробовал включить разгоряченную похмельем голову. Итак, вниз мне с балкона не надо, так как, во-первых, меня поселили на втором этаже. А во-вторых, по моему разумению, пляж был немного диковат: то здесь, то там из-под воды торчали угловатые грани неповоротливых валунов.

Я вышел из номера, спустился по лестнице вниз и предпринял невероятно смелую попытку искупаться. Ногами я аккуратно прощупал каменистое дно, зашёл в воду по пояс и с боевым кличем погрузился в холодную толщу прибрежных вод. По телу прошла ледяная волна: водица была студёная. Купальный сезон для изнеженных европейцев открывался только через месяц, но я просто не мог не искупаться в Эгейском море.

Взмах обеими руками, толчок, и я уже плыл в стиле «дельфин». Лучше всех приходилось моей голове, так жужжание осиного роя в ней почти полностью прекратилось.

Выход из морских пучин мне дался намного сложнее, чем вход. Я немного отклонился от курса и напоролся на острый валун, скрытый под мутной водной поверхностью. Я потерял равновесие и стал заваливаться на бок. В позе раненого ракообразного я стал шарить руками по дну, пытаясь нащупать нормальную опору: так было легче пробраться сквозь лабиринты камней, водорослей и слизи.

На берегу я стал отжиматься на кулаках, благо разогретые плаванием мышцы это позволяли. Медики бы это не одобрили: физическая нагрузка после возлияний строго противопоказана. Но я, мокрый и с красным лицом, упрямо добивал себя двукратными подходами по тридцать раз. Восемнадцать! Рывок! Девятнадцать! Рывок! Двадцать! Рывок!

Последней десяток дался мне с большим трудом. Убрав руки, я заметил на влажной гальке свежие пятна крови. О, ужас, я помираю! На большом пальце правой руки обнаружился широкий кровоточащий порез. Проклятая каменюка! И это убогое место считается пятизвёздочной гостиницей?! Только потом я узнал, что нормальный окультуренный песчаный пляж находится на противоположной стороне полуострова. А на этой стороне шезлонги с зонтиками предназначались исключительно для декоративных целей.

Посасывая изранённую конечность и чувствуя себя при этом каким-то средневековым вампиром, я добрался до своего номера. Василиса, не открывая глаз, сонно пробормотала что-то по-гречески и натянула одеяло на голову. Я не стал будить девушку: в конце концов, она не виновата, что мне по долгу службы приходится так рано вставать. Я посмотрел на часы и понял, что через двадцать минут наша делегация выезжает из гостиницы. На завтрак времени не оставалось. Ну и ладно, я и так вчера запасся калориями на полдня вперёд. До обеда точно должно хватить.

Около вестибюля в парадных одеяниях, надушенные и выглаженные, сытые и причепуренные, стояли члены нашей делегации. Я оказался единственным, кто посмел явиться на официальные переговоры без галстука. Это как раз и была та сама вещь, которую я впопыхах забыл взять из дому.

Расстёгнутый ворот рубашки придавал мне не то богемный, не то откровенно распиздяйский вид. Первым этот изъян моего туалета заметил руководитель нашей делегации товарищ Свинобрюхов. К тому же его чуткие ноздри уловили мой вчерашний запах порока, и он неодобрительно покачал головой. Пить в командировке без санкции вышестоящего руководства считается дурным тоном. А пить всем вместе, то есть стадом и гуртом, наоборот, рассматривается как почётная обязанность командируемого, так как это есть проверенная времёнем и самой жизнью святая российско-советская традиция.

- Почему не по уставу? – сурово осведомился Свинобрюхов, кивая на мой воротник.

- Забыл, сегодня вечером куплю, - ответил я, старясь не дышать в его сторону.

«Я бы посмотрел на твою рожу, придурок, если бы ты ещё и бабу в моём номере обнаружил!», - подумал обладатель расстёгнутого воротника.

- Оставить! После встречи зайдешь ко мне, я тебе свой резервный отдам.

- Спасибо, Николай Демидович! Выручили!

Тут подъехал посольский микроавтобус, и мы дружно залезли вовнутрь. Вообще, Свинобрюхов – нормальный мужик, правда, он терпеть не может москалей. Нас вообще никто не любит, зато все почему-то к нам едут. Ко мне Свинобрюхов относится ровно, хотя и не без некоторой симпатии.

- Я без всяких мам и пап в Сибири начинал! Это тебе, дружок не Москва, там вмиг яйца свои в тайге отморозишь! - сказал он мне при нашей первой встрече.

Как и многие сильные мира сего, Свинобрюхов не терпел ни малейшего сомнения в гениальности своей персоны. Во время переговоров он мгновенно распалялся до белого каления, если замечал, что я ковырялся в носу или игрался в мобильный телефон. И это, понимаете ли, вместо того, чтобы записывать его выдающиеся речи! При этом Свинобрюхов обладал широкой натурой, был сметлив, щедр и в хорошем настроении мог дать дельный совет.

Автобус ехал по горному шоссе, и его кидало в разные стороны. Наверное, водила тоже вчера нахлобучился. А что? Их же не проверяют! На машинах с посольскими номерами можно ездить в любом состоянии души и тела, хотя бы даже и в полное говнище. За срок своего пребывания в стране дипломаты настолько привыкают к этому, что по прибытии на родину долго не могут въехать в обыкновенную трезвую колею.

От таких амплитуд мой желудок быстро забил в набат. Перед моим взором завораживающе маячила лысина одного из членов делегации, сидящего в кресле впереди меня: «Эх, только бы не блевануть»!

Я потел, крепился и глубоко дышал кондиционером, который точечно сифонил мне в лицо.

Первой и основной остановкой в нашей программе визита был Парламент Греческой Республики. До недавнего времени красивый в своём благополучии Центр Афин был завален мусором, в витринах не хватало стёкол. Накануне здесь проходила массовая демонстрация: люди протестовали против ухудшения уровня жизни и драматического сокращения государственных расходов. Греческим властям не позавидуешь: полиция едва сдерживала нарастающий в стране бунт. Протестующие забрасывали их камнями и бутылками с зажигательной смесью, громили лавки, автомобильные салоны и магазины. Нам, привыкшим жить в искусственно созданной нищете, нам, которые целые столетия перебивались с хлеба на квас, греков не понять. В этой стране уже сменилось несколько поколений людей, привыкших жить и хорошо и сытно. В Греции люди знали, что государство о них позаботится. Они с радостью выходили на пенсию, обоснованно предвкушая двадцать-тридцать лет уютной, беззаботной и полноценной старости. В России госпенсия означает недолгое, полуголодное и унизительное существование. Если, доживя до благообразных седин, ты не успел сколотить хоть какой-нибудь маломальский капиталец, то иди и поскорее ложись в гроб. На рынке труда старики никому не нужны, а пенсии-подачки не хватит даже на минимальное удовлетворение самых элементарных жизненных потребностей. В своей жизни мы не ели ничего слаще репки, покорные и апатичные ко всему. Мы не бастуем, когда нас грабят и не бунтуем, когда у нас подло крадут наше будущее. Мы – великий русский народ, за тысячу лет исторических метаний так и не нашедший самого себя.

Ну, ничего, русский мужик долго запрягает, да быстро едет. Только вот, видит Бог, не хочется мне стать свидетелем того, как он этими санями в очередной раз насмерть переедет мою бедную, несчастную Россию. Пусть лучше эта «саночная» энергия будет направлена в мирное, созидательное русло.

Величественное здание Парламента, бывшая резиденция Его Величества Короля Греции, было оцеплено полицией. Когда мы выходили из автобуса, стражи порядка бросились прикрывать нас металлическими щитами. Полицейские к демонстрантам агрессии не проявляли, а, скорее всего, так и вовсе им сочувствовали. Внутри Парламента служащие постоянно сновали взад-вперед. В повестке дня было принятие непопулярных антикризисных мер, предполагающих уменьшение социальных выплат и сокращение государственного аппарата. Обстановка в высшем законодательном органе страны была раскалена до предела.

На официальной встрече с греческими депутатами мы обсуждали всё то же заезженное бла-бла, напоминающее взаимные уверения в любви, после того как оная уже закончилась: «товарищи, давайте жить дружно», «налажен культурно-гуманитарный обмен» и «будем поступательно развивать наше упавшее до «половины шестого» торгово-экономическое сотрудничество».

Выражение лиц греков было донельзя растерянное, их мысли находились очень далеко от российско-греческого диалога, так как под ними уже вовсю шатались кресла. И ведь не было в них того самого чувства паскудной предопределённости, которое в последнее время начало доминировать в нашем национальном сознании. Для них угроза потерять насиженное место, а вместе с ним и власть, была реальнее некуда!

После беседы в Парламенте нам сообщили, что встреча в министерстве иностранных дел отменяется, так как все подходы к зданию перекрыты демонстрантами. Уж не к революции ли дело идёт?

Эту дыру в программе мы решили закрыть посещением Афинского акрополя. Я эти античные развалины уже видел, но моим коллегам было интересно. Этот акрополь захватывали, взрывали, перестраивали и обкрадывали столько раз, что оригинальный облик построек, к сожалению, не сохранился. На территорию самого музейного комплекса нам попасть не удалось, так все здешние служащие принимали участие в стачке. Поэтому пришлось ограничиться дистанционным осмотром, и размытыми, бликующими снимками. На длинной, кривенькой улочке, где нам удалось припарковать микроавтобус, было полно маленьких семейных лавчонок. Там продавались различные «клюквенные» сувениры, и члены нашей делегации быстро разбрелись кто куда.

Мне всякие магнитики на холодильник, брелочки и китайские тарелочки с видами Греции были совершенно без надобности. Я уже подумывал, не сходить ли мне в ближайший кабак, и не тяпнуть ли мне для общего оздоровления стаканчик холодного пива, как вдруг моё внимание привлекла одна интересная особа женского пола.

Девушка была среднего роста, носила чёрную мини-юбку и салатовую майку со смешными розовыми кисками. Волосы – тёмно-каштановые, до плеч, слегка волнистые, пышные и распущенные. Губы у девушки были самые обыкновенные, ни худые, ни полные, зато натуральные и безупречно очерченные. Носик изящный, слегка вздёрнутый. Цвет глаз не определялся, потому что половину её лица закрывали «стрекозиные» солнечные очки. На стройных ногах «фемины» болтались свободные греческие сандалии, а в руках был фотоаппарат, который она явно собиралась кому-то всучить. Закусив прехорошенькую губку, девушка зондировала взглядом прохожих, видимо вспоминая, как будет по-английски: «Сфотографируйте меня, пожалуйста, на фоне вон той штуки!».

В таких случаях надо яростно мычать, делать пальцами «рамочку» и выразительно вращать глазами. Кажется, девушка была выше этого. Я не мог смотреть на эти жалостливые проявления языкового барьера и решил помочь незнакомке, которая, судя по ряду безошибочных признаков, была моей соотечественницей.

- Девушка, а хотите я Вас сфотографирую?

- Ой, было бы здорово! – ответила она, с облегчением передавая мне свою фотокамеру. – А Вы тоже из России, да?

- Из неё, родимой! Если встанете чуть-чуть левее, то с этого ракурса будут хорошо видны колонны Парфенона.

Девушка вняла моему совету и заняла нужную дислокацию. Я навел на неё объектив простенькой мыльницы «Canon» и сделал пробный кадр.

- Ну, что Вы такая серьёзная? Улыбайтесь!

- Я всегда такая, - сказала она, но всё же улыбнулась.

- Внимание, - громко пробасил я, умышленно копируя манеру фотографов-профессионалов. - Снимаю!

Я щёлкнул фотоаппаратом ещё раз. Девушка сразу же захотела посмотреть на то, что получилось, приподняла свои солнечные очки и начала изучать снимки на небольшом экранчике своей камеры. В свете дня мне показалось, что глаза у неё то ли тёмно-зеленого, то ли светло-коричневого оттенка, очень большие, выразительные и миндалевидные.

Когда я передавал ей фотоаппарат, наши руки соприкоснулись, и мы оба получили заряд статического электричества.

«Не девушка, а какая-то катушка тесла! - подумал я. Нет, это не электричество, а искра проскочила между нами. Ну, что же! Начало многообещающее!».

- Как Вас зовут?

- Элина.

- О! Это ведь чисто греческое имя. Вы знаете, что греки называют себя эллинами, а Грецию - Элладой? – спросил я, нахально демонстрируя свою эрудицию, как извращенец свои «достоинства».

- Кажется, я где-то слышала об этом.

- У вас здесь родственники?

- Нет, я здесь по делам.

- А я думал, что на отдыхе.

- Здесь в Афинах проводился научно-практический симпозиум отоларингологов. Просто конференция закончилась ещё вчера, и сегодня у меня свободный день. А Вы что здесь делаете? Предлагаете незнакомым девушкам услуги сессионного фотографа?

- По большей части – да! – сказал я, ухмыльнувшись в ответ. – Если честно, то я здесь, как и Вы, увы, в командировке.

- Здóрово! А кто Вы по профессии?

- Можно сказать, что дипломат. Я здесь с делегацией, - сказал я, кивая на моих коллег, мечущихся рысью из магазина в магазин.

Самые активные уже успели к этому времени обрасти кульками и пакетами. Быстрые же они, однако!

- Пожилые у Вас коллеги. Простите, пожалуйста, - тут же поправилась она. - Я хочу сказать, что Вы из них самый молодой.

- Да, скажу я Вам, с ветеранами – полная скукота. В этой связи, можно задать Вам вопрос, Элина?

- Конечно.

- А что Вы делаете сегодня вечером?

Она немножко замялась. Неужели от меня до сих пор пасёт?! Всё, с завтрашнего дня бросаю пить!

- В общем-то, никаких особенных планов у меня нет. А Вы всегда такой прямолинейный? – спросила она, глядя мне прямо в глаза.

Тон у нее стал более холодным, но, видит Бог, сдаваться я не собирался.

- Только в особых случаях. Я знаю одно классное место на побережье. Может быть, сходим туда вместе?

Она задумалась, ещё раз посмотрела на меня и, наконец, произнесла.

- Давайте попробуем.

Ого, осторожная лиса высунула мордочку из норы. Несколько правильных движений, и её можно будет вытащить оттуда полностью.

Тем временем мои сотоварищи полностью запаслись сувенирной продукцией и стали сбиваться в группу. Поэтому наше прощание с Элиной не заняло много времени. Мы наскоро обменялись телефонами, и я побежал к своим.

- А ты чего подарков не купил? – спросил меня Свинобрюхов, с гордостью показывающий всем остальным гипсовую модель акрополя в миниатюре.

-У меня этим китайским барахлом и так вся квартира завалена! Теперь не знаю куда девать! – опрометчиво заявил я, непроизвольно кинув свой взгляд туда, где только что стояла Элина.

Но девушки там уже не было.

***

К себе в номер я вернулся только в пять часов вечера. Как я и предполагал, Василисы там не оказалось. Вместо неё на журнальном столе лежала короткая записка.

«Ivan! I go to a job. You have nice time in Greece, Vasiliki»[14].

Понятно. На большее её школьных знаний английского не хватило. И на том спасибо. Я бросил мокрую рубашку в угол комнаты и грузно спланировал на кровать. Надо было звонить Элине, но я всё ещё не мог чётко уяснить для себя, хочется ли мне этого или нет. А может всё-таки поспать?

Как и всегда в таких случаях, это решение я давал на откуп самой судьбе. Я взял в руки бумажник и достал оттуда двухрублёвую юбилейную монету с изображением Юрия Гагарина. Так, если орёл, то позвоню, если решка - пойду спать!

- Ну, Юра, выручай! – прошептал я, подбрасывая монетку как можно выше: ведь иначе, судьба решит, что я особенно не стараюсь.

Монетка звонко ударились об потолок, брякнулась на пол и закатилась под кровать. У меня было огромное желание достать другую монету, скажем, номиналом в пять рубликов, и повторить всю процедуру ещё раз. Но я совершенно точно знал, что в этом случае правильного эзотерического эффекта достигнуть не удастся. Монетка была счастливая. Кряхтя от натуги, я свесил половину тела с кровати и приподнял свисающее одеяло. Металлический Гагарин тускло сверкал на полу, автоматически отрезая мне все пути к отступлению. Глубоко внутри я знал, что так и будет.

Я взял в руки свой мудафон, у которого ещё две недели назад от удара треснул экран, и с четвёртой попытки наковырял Линин номер. Она взяла трубку почти сразу.

- Алло.

- Привет, это я, фотограф из Акрополя. Как ты?

- Нормально. Как у Вас дела, уважаемый фотограф?

Её голос показался мне немного взволнованным, хотя было слышно, что она обрадовалась моему звонку. Может быть, я отвлек её от каких-то неотложных дел? Повинуясь внутреннему императиву воинствующего эгоизма, я всё же решил, что ничего важнее нашего предстоящего свидания нет и быть не может.

- Всё замечательно, - ответил я, стараясь не выдавать невесть откуда взявшуюся, еле заметную дрожь в голосе.

Неужели я волнуюсь? К чему бы это?

- Ты ещё не передумала по поводу сегодняшнего вечера?

Господи, тупее вопроса, право же, уже невозможно придумать. И это с таким богатым опытом общения как у меня! Школьник ли я, в самом деле?

- Нет, не передумала. А куда мы пойдём?

- Вариантов масса. Для начала предлагаю пересечься. Ты где остановилась?

- Гостиница «Президент».

- Так. Так. Ты знаешь, где находится Глифада?

- Я здесь совсем недавно. Это далеко?

- Нет, это пригород Афин. От тебя где-то полчаса езды. Хочешь, я заеду за тобой?

- Не стоит. Я могу приехать прямо туда.

- Хорошо. Тогда давай встретимся возле Собора Константина и Елены. Очень красивая церковь. Находится в самом центре города, пропустить невозможно. Ты когда будешь готова?

- Приблизительно через час.

- Тогда в шесть?

- Тогда в шесть!

Я отложил трубу в сторону и закурил сигарету. Во время разговора я то и дело сжимал счастливую монетку в ладони.

- А ну, дай-ка попробую ещё разок! - произнёс я и снова подбросил монету.

На этот раз я смог поймать её на лету. Разжав кулак, я убедился, что судьба посылает мне всё тот же ответ: Юра по-прежнему смотрел на меня с блестящей медно-никелевой поверхности.

Ну, так что же? Значит, «поехали»?!