8 апреля 1901 г.
Мой дорогой Шмитт,
Как расценивать мое поведение по отношению к Вам? Я предпочитаю предоставить Вам это решить, моя же снисходительность каждый день находит прекрасные оправдания для того, чтобы заглушить угрызения совести. Самое серьезное из них, хотя и оно достаточно слабо (да и оправдание ли это?),— моя неискоренимая лень писать письма. Прибавьте сюда хоры, фуги в предвидении конкурса, а также переложение восхитительных «Ноктюрнов» Дебюсси в сотрудничестве с Барда. Поскольку я обнаружил некоторую сноровку в такого рода работе, мне поручено одному переложить третий ноктюрн, «Сирены», пожалуй,
1 Schola Cantorum (лат.) — Схола Канторум (Певческая школа) — музыкальное учебное заведение, основанное в 1894 г. в Париже Ш. Бордом и В. д'Энди для подготовки в первую очередь церковных органистов и хормейстеров, а также композиторов. В 1900 г. Schola Cantorum была реорганизована в высшее учебное заведение и приравнена в правах к Парижской консерватории. Питомцами Schola явились многие выдающиеся современные зарубежные музыкальные деятели.
|
|
самый красивый из них и, без сомнения, самый трудный, тем более, что его исполнения я не слышал.
Как мне жаль, дорогой друг, что Вы находитесь слишком далеко от Парижа и не можете познакомиться с этой музыкой! Я имею в виду не только «Ноктюрны» Дебюсси, но и «Фауста» Листа, эту удивительную симфонию, в которой проходят (созданные ранее и к тому же куда лучше оркестрованные) самые яркие темы Тетралогии1.
И все же, несмотря на мое глубокое сочувствие Вам, кто знает, не предпочел ли бы я быть на Вашем месте?
Внушает ли Вам Рим сладостное вдохновение? Подвигается ли «Шагреневая кожа»?2 Будет ли, она Вашей «Девой-избранницей» или, да хранит вас Феб! — «Итальянскими впечатлениями»?3
Надеюсь скоро получить ответ па все эти вопросы.
Есть основания сомневаться, что Вы когда-нибудь получите письмо от м-ль Т...: барышне не следует переписываться с молодым человеком. Этот благовидный предлог выдвинут матерью молодой особы; я же всегда считал, что в женщине, которая пишет фуги, есть что-то от гермафродита.
Этим я заканчиваю свои излияния, так как боюсь опоздать на обед к г-же Д., куда я намерен принести несколько свежих сплетен насчет Вашей особы.
В ожидании от Вас скорых и обильных новостей сердечно жму руку,
Преданный Вам Морис Равель
Соавтор переложений «Ноктюрнов» Дебюсси — не кто иной как Рауль Барда, соученик Равеля по классу Форе в консерватории. Этот скромный прекрасный музыкант был сыном г-жи Барда, несколько лет спустя ставшей женой Клода Дебюсси. Рауль Барда умер в 1950 году.
Легко попять, что вульгарность, присущая «Итальянским впечатлениям» Гюстава Шарпантье, никак не могла прельстить тонко чувствующего Равеля.
|
|
В том же 1901 году наш композитор принял участие в конкурсе и, как говорят, справедливо не получил Римскую премию за свою кантату, несмотря на ее высокую оценку; ей присудили лишь Вторую премию. Однако Равель в ней постарался удовлетворить всем академическим требованиям жанра, и эта хитрость едва не увенчалась успехом. Сам ком-
1 Тетралогия — «Кольцо Нибелунга» Вагнера — цикл из четырех музыкальных драм: «Золото Рейна», «Валькирия», «Зигфрид» и «Гибель богов».
2 Этого произведения (по одноименному роману Бальзака) Флоран Шмитт так и не написал.
3 «Дева-избранница» — кантата Дебюсси, в которой впервые ярко проявилось своеобразие его стиля; написана им во время пребывания на вилле Медичи. «Итальянские впечатления» — симфоническое произведение Гюстава Шарпантье, также написанное композитором па вилле Медичи.
позитор честно объяснял свою неудачу недостатками слишком поспешной оркестровки.
В 1902 и 1903 годах ему полностью было отказано в лаврах, которыми его едва не увенчали в 1901. В 1904 году он воздерживается от участия в конкурсе, с тем чтобы собраться с силами для последней попытки в 1905 году. В дальнейшем он уже не мог претендовать на соискание премии ввиду того что приближался к установленному для участников конкурса предельному возрасту — тридцати годам.
В течение пяти лет, отмеченных неудачами Равеля на академическом поприще, в концертных залах одно за другим звучали его произведения, каждое из которых становилось вехой в истории французской музыки и вызывало в среде избранных музыкантов истинное восхищение. Напомним: в 1901 году это была изумительная «Игра воды», в которой Равель, идя по следам Листа и опередив автора «Садов под дождем»1, создает новое пианистическое письмо; «Струнный квартет», сразу покоривший Дебюсси, полный лиризма и мелодической выразительности, особенно трепетной потому, что ее подчиняет себе неумолимая сдержанность; три вокальные поэмы из «Шехеразады» для голоса с оркестром (1903), своими чарами переносящие нас в сказочную Азию; элегантная, чисто французская Сонатина (1905), волшебный цикл «Отражений»; наконец, менее значительное, но прелестное, звонкое «Рождество игрушек» (1905).
«Довольно с нас!» — так, вероятно, думали, если не говорили вслух, члены жюри. Успех, которым пользуется этот необыкновенный соискатель премии, проявленное им мастерство, место, занимаемое им во главе фаланги молодых музыкантов,— все восстанавливает академиков против него. Больше того, им кажется, что он издевается над ними, представляя па их суд одну за другой кантаты, написанные в строгом соответствии с общепринятыми правилами, тогда как другие его произведения обнаруживают, напротив, дерзкую независимость. Ему простили бы кое-какие вольности, но не прощают этого неукоснительного следования академическим предписаниям; за его безусловной покорностью не может не скрываться тайная непочтительность. «Господин Равель волен считать нас бездарными рутинерами,— ворчит один из членов жюри,— но пусть не думает, что нас можно безнаказанно принимать за дураков».
И вот, в свое время удостоенный Второй римской премии, Равель не допускается к участию в предварительном конкурсе. Решение необоснованное, так как прежние попытки никак не означали, что кандидат будет упорствовать в своей двойной игре, и, кто знает, не вдохновила ли бы его очередная четвертая кантата на создание такого шедевра, перед которым склонились бы даже гг. Теодор Дюбуа, Леневе, Паладиль, Ксавье Леру и другие.
Из чувства собственного достоинства Равель не протестовал, но событие это вызвало всеобщее негодование. Среди тех, кто особенно горячо защищал его и оценивал по заслугам этих горе-судей, выделились в первую очередь два печатных органа: «Mercure de France», пользовавшийся
|
|
1 «Сады под дождем» — пьеса для фортепиано К. Дебюсси из серии «Эстампов»; написана в 1904 г.
в то время славой лучшего литературного ежемесячника, и ежедневная многотиражная газета «Le Matin». В журнале «Mercure» выступил музыкальный критик Жан Марно, пылкий потомок Морлана, наполеоновского генерала Первой империи; его псевдоним представляет собой анаграмму этого имени (Marnold — Morland)1. Даже те, кто не всегда разделял его мнения, уважали его проницательность, добросовестность и смелость. Не менее горячо выступала газета «Le Matin». Обычно широкая пресса уделяет весьма скромное место вопросам музыки, которыми основная масса ее читателей совершенно не интересуется, но в данном случае все становится понятным, если учесть, что газета принадлежала Альфреду Эдвардсу, жена которого — не кто иная, как Мися Годебская, большая почитательница и искренний друг Мориса Равеля.
В ту пору смерть еще не стучала в двери дома Равелей. Это была крепко спаянная семья: 1) два брата — старший Морис и младший Эдуард, связанные тесной дружбой, не омраченной ни малейшей тенью; 2) нежная, любящая мать, 3) отец — Жозеф Равель, крупный инженер, изобретатель, просвещенный и общительный человек, обожавший свою семью, которая платила ему тем же.
В 1904 году в Парижском казино показывали придуманный Равелем-отцом сенсационный номер под названием «Смертельный вихрь»: автомобиль, с силой подброшенный вверх, переворачивался в воздухе и падал на землю, становясь на четыре колеса. Этому предшествовали, конечно, предварительные опыты, на которых Морис бывал вместе со своим отцом. В числе любопытных присутствовала также чета Годебских. Равели и Годебские знакомятся, их сближают с первого взгляда возникшая симпатия, глубокое сродство душ, общность вкусов и чувств. Эта случайная встреча имела большое значение в дальнейшей жизни Мориса Равеля. Очень скоро Сиприен Годебский и его жена Ида займут место среди самых близких и любимых друзей Равеля; их дом станет его вторым домом, их маленькие дети — как бы и его детьми.
|
|
Сиприен, которого все знали под уменьшительным именем «Сип а»,— сын француженки и поляка, прочно осевшего во Франции. Он жестоко обижен природой: одна рука у него недоразвита; кроме того, из-за искривленной ступни он сильно хромает при ходьбе. Для того чтобы спуститься по широкой лестнице Оперы2, ему приходится на виду у элегантной публики с мучительным усилием прыгать боком по ступеням. Но у него прекрасное лицо, обрамленное бородой, чудесные живые глаза, а главное — доброе сердце, ум и обаяние, которые заставляют всех любить и ценить его. Его друг Тулуз-Лотрек, еще более обделенный природой человек, оставил нам его замечательный портрет. Этот поляк, рожденный во Франции изредка бывавший в Польше, — истый парижанин. Его жена Ида, стройная белокурая краковянка, — воплощение изящества и утонченности.
1 Марно Жан (1859—1935) — критик и музыковед. С 1902 г. сотрудник журнала «Mercure de France». В 1905 г. основал журнал «Mercure musical». Издал два тома статей (1911, 1917).
2 Так Шалю и Равель называли парижский театр Большой оперы.
Несмотря на скромные материальные средства супругов Годебских, их вечера по воскресеньям на улице д'Атен становятся местом встреч всего артистического Парижа — французов и иностранцев, приезжих знаменитостей и коренных парижан. Назовем лишь некоторых из их числа: Кокто и Жид, Леон-Поль Фарг, Поль Валери и Валери-Ларбо, Руссель и Шмитт, Северак и Клод Террас, Воллар и Герман Пауль, Мийо и Орик, Виньес и Батори, Валентина Гросс и Ла Френей, Фалья и Казелла, Жанна Атто и Сюзанна Бальгери, Жан-Обри и Арнольд Беннет, д'Эспанья и Жан Гюго, Деляж и Ролан-Манюэль, Стравинский и Сати, Дягилев и Нижинский, Хоакии Нин, Марсель Полле и другие. Быть принятым у Годебских значило общаться с цветом и авангардом интернационального артистического общества. Равель становится постоянным посетителем зтих собраний, а также и других, более интимных, в кругу семьи, в которую отныне он вошел как свой.
В семье двое прелестных детей, в ту пору еще совсем маленьких: старшая — Мари, которую звали Мими, как и сотни тысяч других девочек в 1900-х годах, — очевидно, под влиянием «Богемы» Пуччини, — и младший — Жан. Мари, впоследствии жена Эмери Блак-Белэра, была женщиной редкой красоты и обаяния; она погибла несколько лет назад при автомобильной катастрофе. Жан стал художником; в период после первой мировой войны господин Руше поручил ему эскизы декораций и костюмов для балета П. О. Ферру, поставленного в Опере; теперь он живет в своем поместье в окрестностях Нима, окруженный многочисленным потомством. Именно он любезно предоставил нам большое число писем Равеля к его родителям — Иде и Сип а Годебским.
Не забудем здесь упомянуть и сестру Сип а, красавицу Мисю Годебскую, воспетую Малларме, фею-покровительницу художников и музыкантов, а впоследствии Эгерию1 труппы Русского балета. Благодаря своей ослепительной красоте, смелому и верному вкусу, элегантности и выдающейся индивидуальности она на протяжении многих лет была одной из цариц Парижа — законодательницей мод, особенно в убранстве квартир. Многие парижане, ничего не знавшие о ней и даже никогда не слыхавшие ее имени, при выборе цвета стенных панелей, материй для драпировок, формы ламп — следовали, не подозревая того, и, конечно, с неизбежным отставанием, установленным Мисей Годебской образцам. Будучи женой Таде Натансона, она фактически руководила журналом «La Revue Blanche», a когда вышла замуж за Альфреда Эдвардса,—стала царить в газете «Le Matin».
Что касается Мориса Деляжа2, то дружба его с Равелем зародилась на почве музыки и, в частности, музыки Дебюсси. С момента появления лучезарного «Пеллеаса»3 они оба стали его горячими приверженцами.
1 Эгерия (миф.) — италийская нимфа одноименного источника, жена легендарного римского царя Нумы Помпилия. Иносказательно Эгерия — прорицательница, тайная советчица.
2 Деляж Морис (1879—1961) — французский композитор, ученик и друг Равеля.
3 «Пеллеас и Мелизанда» — опера Дебюсси, премьера которой состоялась в Комической опере 30 апреля 1902 г.
Известно, что для заполнения перерывов между многочисленными картинами «Пеллеаса», чтобы обеспечить время для перемены декораций, Дебюсси должен был спешно сочинить небольшие куски оркестровой музыки, которые стали чудесными «Интерлюдиями». Они были изданы позднее. Деляж же по слуху и памяти безошибочно исполнял их в переложении для рояля — задача особенно трудная ввиду тонкости и новизны языка Дебюсси.
Равель был настолько восхищен этим, что не без основания признал Деляжа исключительно одаренным музыкантом. Они подружились; Равель постоянно интересовался его сочинениями и оказал очень большое влияние на становление музыкальной индивидуальности младшего друга. Единственный упрек, который можно предъявить Деляжу,— это то, что он слишком мало писал. Правда, в последние годы он немного наверстал упущенное. Во всяком случае, он всегда сочинял музыку тонких настроений и безукоризненно законченной формы.
Морис Деляж и его жена Нелли входили в число самых близких друзей Равеля и во время его долгой и жестокой болезни окружали его исключительным вниманием и заботами.
Глава III. ЯХТА «ЭМЕ» [1905 гг.]
Следующие одиннадцать писем написаны Равелем на борту речной яхты «Эме»1; Равель находился на ней в качестве гостя четы Эдвардсов. Этот роскошно отделанный house boat (плавучий дом) принадлежал владельцу газеты «Le Matin»; несколько лет спустя на яхте произошла загадочная трагическая смерть красавицы артистки Лантельм: в Кёльнском порту она утонула в водах Рейна. Альфред Эдварде, сын богатейшего врача султана Абдул-Гамида, был тогда одним из видных набобов великосветского Парижа.
Кроме Сипа Годебского с женою на яхте находились Лапрад и Бон-нар. Последний не замедлил несколькими выразительными мазками запечатлеть виды палубы, оживляемой присутствием очаровательной хозяйки. Это полотно, к несчастью, пропало во время последней войны, так же как некоторые очень ценные картины д'Эспанья и Валлотона.
Медленно, от шлюза к шлюзу, направлялась яхта к берегам Голландии. Равель нагнал ее в Суассоне, счастливый, что найдет в этом плавучем доме отдых и покой, которые были ему так необходимы. Окруженный чутким пониманием, симпатией, наслаждаясь приятным досугом, он сразу же, в первый день плавания, пишет несколько строк Морису Деляжу.
Понедельник
Яхта «Эме»
Какой радостный день, дружище! И это только первый. Кошмар последних дней забыт. На палубе судна образовался триумвират. Недостает остальных. Пишите и скажите Сорду, чтобы он тоже мне написал. До четверга пишите в Мезьер до востребования.
Любящий Вас М. Р.
Сорд, упоминаемый здесь Равелем, его друг, художник, в доме которого собирался клуб «Апашей». Кроме Равеля и братьев Сорд — Поля и
1 «Эме» — Aimée (фр.) — «Любимая».
Шарля, — в клуб входили: поэты Тристан Клингзор, Леон-Поль Фарг, Шарль Герен, композиторы Флоран Шмитт, Андре Капле, Морис Деляж, Поль Ламиро, Энгельбрехт, а позднее Мануэль де Фалья и Стравинский; художники Бенедиктус, Сеги и д'Эспанья; пианисты Рикардо Виньес и Марсель Шадэнь, музыковед Кальвокоресси, критик Эмиль Вюйермоз, декоратор Муво, будущий летчик Табюто, испанцы Каса Миранда и Хоакин Босета, Люсьен Гарбан, Сюннесведт, Сип а Годебский, Иэль, Леон Пиве, Шарль Шанвен, Пьер Аур, аббат Леоне Пети, наконец, вымышленный член Гомес де Рике, о котором много говорили, хотя никогда, разумеется, его не видели.
Не только Сорд собирал у себя друзей из клуба «Апашей», Деляж принимал их по субботам в своем маленьком особняке на улице Сиери. в котором он жил двадцать три года — с 1903 до 1926; Бенедиктус — по вторникам, Пьер Аур в какой-то другой день.
Несмотря на различие происхождения, этих молодых людей объединяло сходство натур, общность чувств и мыслей. Среди них было много выдающихся умов, таких, например, как Бенедиктус, изобретатель стекла триплекс. Они взаимно влияли друг на друга, это влияние испытал на себе не меньше других и Равель. В течение десяти лет он постоянно вращался в их кругу, и можно с уверенностью считать, что это оставило глубокий след на формировании его личности.
В трудный период первых шагов когорта этих энтузиастов поддержала Равеля, как она же в свое время поддержала Дебюсси. На прелестные стихи одного из них, Тристана Клингзора, Равель написал свой триптих «Шехеразада», а пяти другим Леону-Полю Фаргу, Полю Сорду, Кальвокоресси, Виньесу и Деляжу он посвятил свои пять чудесных «Отражений».