Эталонные тексты

Мишель Монтень

Опыты

О том, что наш дух препятствует самому себе

Забавно представить себе человеческий дух, колеблющийся между двумя равными по силе желаниями. Он, несомненно, никогда не сможет принять решение, ибо склонность и выбор предполагает неравенство в оценке пред­метов. И если бы кому-нибудь пришло в голову поместить нас между бутылкой и окороком, когда мы в одинаковой степени хотим и есть и пить, у нас не было бы, конечно, иного выхода, как только умереть от голода и жажды. Чтобы справиться с этой трудностью, стоики, когда их спрашивают, что же побуждает нашу душу производить выбор в тех случаях, когда два предмета в наших глазах равноценны, или отбирать из большего числа монет именно эту, а не другую, хотя все они одинаковы и нет ничего, что заставляло бы нас отдать ей предпочтение, отвечают, что движения души такого рода произвольны и беспорядочны и вызываются посторонним, мгновенным и случай­ным воздействием. На мой взгляд, следовало бы скорее сказать, что всякая вещь, с которой нам приходится иметь дело, неизменно отличается от подобной себе, сколь бы незначительным это различие не было, и что при взгляде на нее или при прикосновении к ней мы ощущаем нечто такое, что соблазняет и привлекает нас, определяя наш выбор, даже если это и не осознано нами. Равным образом, если мы вообразим веревку, одинаково крепкую на всем ее протяжении, то решительно невозможно представить себе, что она может по­рваться, - ибо, где же в таком случае она окажется наименее крепкой? По­рваться же целиком она не может также, ибо это противоречило бы всему наблюдаемому нами в природе. Если кто-нибудь добавит к этому еще теоре­мы, предлагаемые нами геометрией и неопровержимым образом доказываю­щие, что содержимое больше, нежели то, что содержит его, что центр равен окружности, что существуют две линии, которые, сближаясь друг с другом, все же никогда не смогут сойтись, а сверх того, еще философский камень, квадратуру круга и прочее, в чем причины и следствия столь же несовместимы, - он сможет извлечь, пожалуй, из всего этого кое-какие доводы в пользу смелого утверждения Плиния: solum certum nihil esse сert, et homine nihil miserius аut superius. (Одно несомненно, что нет ничего несомненного, и что человек самое жалкое и вместе с тем превосходящее всех существо (лат.)).

Монтень М. Опыты / Пер. в ред. Ю. Н. Стефанова.

В 3 кн. Кн. 2. М., 1991. Гл. 14. С. 436-437.

Б. Паскаль

Величие человека

II

Природу человека можно рассматривать с двух сторон: по отношению к цели его, и тогда он является великим и несравненным, или как смотрит боль­шинство, как судят, например, о натуре лошади или собаки, т. е. хорошо ли она бежит и хорошего ли нрава, тогда человек покажется отвратителен и жалок. Таковы два пути, ведущие к совершенно разным заключениям и слу­жащие поводом к столь жарким спорам философов. Ибо один отрицает пред­положение другого; один говорит: он рожден не для этого (высокого) назначе­ния, так как все действия его тому противоречат; другой говорит: он удаляет­ся от своей, цели, если делает такие низкие дела. <..>

VII

Человек велик, сознавая свое жалкое состояние. Дерево не сознает себя жалким. Следовательно, бедствовать - значит сознавать свое бедственное положение; но это сознанье - признак величия.

Вся бедственность, все эти несчастья человека доказывают его величие. Это - несчастья вельможи, царя, лишенного короны.

VIII

Так как о ничтожестве судят по величию, а о величин - по ничтожеству, то одни доказали полную нищету человека тем легче, что основали это доказательство на величин;­ а так как другие показы вали с таким же успехом величие выводя его из самой бедственности, то все, что одни могли привести в доказательство величия, послужило другим лишь аргументом в пользу бедственности, потому что бедствие тем ощутительнее, говорили они, чем полнее было предшествующее ему счастье; другие же утверждала противное. Так споры их вращались в кругу бесконечном, ибо, по мере разумения своего, люди находят в себе и величие, и ничтожество. Одним словом, человек сознает свое жалкое состояние. Он жалок потому, что таков и есть на самом деле: но он велик, потому что сознает это. <...>

X

Мыслящий тростник. - Не в пространстве, занимаемом мной, должен я полагать свое достоинство, а в направлении моей мысли. Я не сделаюсь богаче через обладание пространствами земли. В отношении пространства вселенная обнимает и поглощает меня, как точку; мыслью же своей я обни­маю ее.

XI

Человек - самая ничтожная былинка в природе, но былинка мыслящая. Не нужно вооружаться всей вселенной, чтобы раздавить ее. Для ее умерщвления достаточно небольшого испарения, одной капли воды. Но пусть все­ленная раздавит его, человек станет еще выше и благороднее своего убийцы, потому что он сознает свою смерть; вселенная же не ведает своего пре­восходства над человеком.

Таким образом, все наше достоинство заключается в мысли. Вот чем долж­ны мы возвышаться, а не пространством продолжительностью, которых нам не наполнить. Будем же стараться хорошо мыслить: вот начало нравственности.

XII

Очевидно, человек создан для мышления; в этом все его достоинство, вся его заслуга и весь долг его мыслить как следует, а порядок мысли - начи­нать с себя, со своего Создателя и своего назначения.

А о чем думает свет? Он никогда об этапа не думает: он помышляет о танцах, музыке, пении, стихах, играх и т.д., думает, как бы подраться, сделаться ца­рем, не задумываясь при этом, что значит быть царем и что значит быть чело­веком.

Паскаль Б. Мысли / Пер. О. Хомы. М., 1994. С. 74, 76-77, 77-78.

Х. Ортега-и-Гассет

Размышления о «Дон Кихоте»

19. Трагикомедия

Роман – жанр, безусловно, комический. Но не юмористический, ибо под покровом юмора таится немало суеты. Можно представить себе смысл романа в образе стремительно падающего трагического тела, над которым торжествует сила инерции, или действительность. Подчеркивая реализм романа, порой забывают, что сам этот реализм заключает в себе нечто большее, чем реальность: то, что позволяет самой реальности достичь столь чуждой ей поэтической силы. В противном случае мы бы уже давно отдали себе отчет в том, что поэзия реализма заключена не в подвижно протёртой у наших ног реальности, а в той силе, с которой последняя притягивает к себе идеальные аэролиты.

Трагедия – вершина романа. С неё спускается муза, сопровождая трагическое в его нисхождении. Трагическая линия неизбежна, она необходимая часть романа и тогда, когда выступает как едва заметное обрамление. Исходя из этих соображений, я думаю, следует придерживаться названия, которое дал Фернандо Рохас своей «Селестине». Роман – трагикомедия. Возможно, «Селестина» представляет собой кризис этого жанра. В «Дон Кихоте», напротив, мы наблюдаем вершину его эволюции.

Совершенно очевидно: трагическая стихия может расширяться сверх меры, занимая в пространстве романа такой же объём и место, что и комическая.

В романе – синтезе трагедии и комедии – нашла воплощение та смутная мысль, которую высказал в своё время ещё Платон (хотя она и не встретила должного понимания). Я имею в виду диалог «Пир». Раннее утро. Сотрапезники спят, опьяненные соком Диониса. «Когда уже поют петухи», Аристодем приоткрывает глаза. Ему чудится, будто Сократ, Агатон и Аристофан тоже проснулись и вполголоса беседуют между собой. Сократ доказывает Агатону, молодому трагику, и Аристофану, автору комедий, что не двое разных людей, а один и тот же человек должен сочинять и трагедии и комедии.

Как я уже говорил, это место не получило удовлетворительного объяснения. Читая его, я всегда ловил себя на мысли, что Платон свойственным ему даром предвидения посеял здесь семя романа. Если мы посмотрим в ту сторону, куда указал Сократ на «Symposion» ранним утром, мы неизбежно увидим Дон Кихота, героя и безумца.

Ортега-и-Гассет Х. Философия культуры.

М., 1991. С. 147-148. Пер. А. Б. Матвеева.

Список рекомендованной литературы

Борхес Х. Коллекция. СПб., 1992.

Вайнштейн О. Для чего и для кого писать эссе? // Литературная учеба. 1990. № 2.

Камю А. Творчество и свобода: статьи, эссе, записные книжки. М., 1990.

Лейдерман Н. Л. Движение времени и законы жанра. Свердловск, 1982.

Мамардашвили М. Как я понимаю философию. М.,1990.

Москвина Р. Р., Мокроносов Г. В. Человек как объект философии и литературы. Иркутск, 1987.

Монтень М. Опыты. М., 1994.

Ортега-и-Гассет Х. Эстетика. Философия культуры. М., 1991.

Паскаль Б. Мысли. М., 1994.

Федоренко Н. Т., Сокольская Л. И. Афористика. М., 1990.

Щербакова И. И., Плоткина Е. Г. Эссе. Некоторые вопросы жанра // Проблемы стиля и жанра в советской литературе. Сб. 6. Свердловск, 1974.

Эльяшевич А. Четыре октавы бытия // Октябрь. 1990. №4.

Эпштейн М. Законы свободного жанра // Вопросы литературы. 1987. №7.

Глава VII