Письмо четвертое

Мой дорогой Гнусик!

Дилетантские предложения в твоем последнем письме напомнили мне, что

пришло время поговорить с тобой полнее о таком неприятном предмете, как

молитва. Ты мог бы и не писать, что мой совет по поводу молитв подопечного

оказался "на редкость неудачным". Так не пишут племянники своему дяде, а

младшие искусители -- помощнику министра. К тому же я замечаю, что ты хочешь

уйти от ответственности. Учись расплачиваться за ошибки.

Лучше всего, насколько это возможно, вообще удержать подшефного от

молитв. Когда подопечный (как у тебя) -- взрослый человек, недавно

возвратившийся в стан Врага, это легче всего сделать, напоминая ему (или

внушая ему, что он помнит) о попугайских молитвах его детства. Используя

отвращение к таким молитвам, ты убедишь его стремиться к чему-то стихийному,

спонтанному, бесформенному и нерегулярному. В действительности для

начинающего это означает, что он станет вызывать в себе смутное

"благоговейное настроение", при котором, конечно, не сосредоточены ни воля,

ни разум. Один поэт, Колридж, писал, что он молится "не плетеньем привычных

слов и не преклоненьем колен", но просто "утихая духом в любви" и

"погружаясь духом в мольбу". Это нам и нужно. А поскольку такая молитва

внешне похожа на ту молитву без слов, которой молятся очень продвинувшиеся

на службе у Врага, то рассудительные и ленивые пациенты могут довольно легко

и долго находиться в заблуждении. Наконец, их можно убедить, что положение

тела совершенно неважно для их молитв (они ведь постоянно забывают то, что

ты всегда должен помнить: они -- животные я тела влияют у них на душу). Как

ни смешно, эти твари всегда представляют, что мы пичкаем их мозги разными

мыслями, в то время как для нас лучше всего отвлекать их от мыслей.

Если это не удается, испробуй более тонкий способ. Всякий раз, когда

его помыслы обращаются к самому Врагу, мы вынуж дены отступить. Но есть

способ помешать им. Самое простое -- переключить его внимание с Врага на

самого себя. Пусть сосредоточится на собственном сознании или пытается

вызвать в себе чувства собственными волевыми усилиями. Когда ему захочется

воззвать к Его милосердию, пусть он вместо этого начнет возбуждать в себе

жалость к самому себе, не замечая, что делает. Когда он захочет молиться об

укреплении мужества, пусть почувствует, что прощен. Научи его оценивать

каждую молитву по тому, возбудила ли она желаемые чувства. И пусть он

никогда не подозревает, насколько неудача или удача молитвы, при таком к ней

отношении, зависит от того, здоров он или болен, устал или бодр.

Разумеется, Враг не всегда будет бездействовать -- там, где молитва,

всегда есть опасность, что Он вмешается. Он до неприличия равнодушен к

собственному достоинству и к достоинству духов бесплотных (нашей части), а

этим животным, преклоняющим колени, дарует самопознание совершенно

возмутительным образом. Но если Он пресечет твои первые попытки направить

молитву подопечного в другую сторону, у нас останется еще одно, более тонкое

оружие. Людям не дано воспринимать Его прямо (чего мы, к сожалению, не можем

избежать). Они никогда не испытывали той ужасающей ясности, того палящего

блеска, из-за которого все наше существование -- непрерывная мука. Если ты

заглянешь в душу своего пациента, когда он молится, ты не найдешь там этой

ясности. Если же ты еще пристальнее вглядишься в объект, к которому он

обращается в молитве, ты обнаружишь нечто сложное, состоящее из множества

весьма нелепых частей. Там будут образы, ведущие свой род от изображения

Врага в позорный период Его вочеловечения. Там будут смутные, а то и совсем

непонятные и примитивные, детские и наивные образы, связанные с двумя

другими Лицами Врага. Могут подмешиваться сопутствующие молитве ощущения и

даже благоговение перед самим собой. Я знаю случаи, когда то, что наш

подшефный называл "богом", помещалось в левом углу потолка, или же в его

собственной голове, или на распятии. Но какова бы ни была природа сложного

представления о Враге, главное следи за тем, чтобы подопечный молился именно

своему представлению, идолу, которого он сам себе сотворил, а не Тому, Кто

сотворил его. Принуждай подшефного и к тому, чтобы он постарательнее

исправлял и улучшал объект поклонения и постоянно думал об этом, пока он

молится. Если когда-нибудь он достигнет ясности, если когда-нибудь он

сознательно направит свои молитвы не "Тебе, каким я помышляю Твой Образ", но

"Тебе, единственно Сущему", нам конец. Если он отбросит все свои

представления и образы в сторону, распознав их ничтожно субъективную

природу, и доверится Тому, Кто невидимо, но совершенно реально присутствует

здесь, в одной с ним комнате, Тому, Кого ему никогда не познать, тогда как

Тот его знает,-- может случиться самое худшее. Избежать этого тебе поможет

одно: сами люди жаждут раскрыть душу в молитве не так сильно, как им

кажется. Но часто молитву слышат лучше, чем хочется человеку.

Твой любящий дядя Баламут.