Письма шестое и седьмое

АЛЕКСАНДРУ ВЕТРОВУ ОТ БЕНДЖАМЕНА

ФЛЕТЧЕРА И БЕНДЖАМЕНУ ФЛЕТЧЕРУ

ОТ АЛЕКСАНДРА ВЕТРОВА

Дорогой друг!

Спешу поведать тебе самые неожиданные новости. Я еще не уверен, но, кажется, мы нашли курьера.

Впрочем, обо всем по порядку.

Установить места пребывания в Англии всех, кого ты перечислил, оказалось делом со­всем не сложным. Свои расследования я ре­шил начать с мистера Болдина и его семьи, причем взяться за это дело лично. Во-первых, я хотел сразу его отмести, как наименее веро­ятного из всех подозреваемых. Во-вторых, «прощупать» его я хотел тонко и деликатно, не обижая достойного человека, а когда дело доходит до тонких ходов и подходов, то тут я прежде всего полагаюсь на себя, а не на своих подчиненных, при всей их несомненной и са­мой высокой квалификации.

Выяснить, что его дети оставлены на попе­чение мисс Сьюзен Форстер, сотрудницы того исследовательского центра, в котором он сей­час занят, и что к часу дня они должны быть в зоопарке, труда не составило. Я взял Алису, и мы отправились в зоопарк, этакий любящий папаша со своим ангелочком. Надо сказать, Алиса, при всей радости, посматривала на меня с подозрением: при всей нашей любви и взаи­мопонимании она давно привыкла, что папа занят на работе целыми днями, а то и ночами, и что у папы едва находится время чуть-чуть пообщаться с ней вечерком, перед самым сном. А уж те выходные, когда нам удается вместе удрать куда-нибудь за город, для нее — насто­ящий праздник. Впрочем, что тебе рассказы­вать? У полицейских всего мира сходная судь­ба. И, мне кажется, ей овладело смутное бес­покойство, не является ли поход в зоопарк частью моей работы, а она — только сбоку при­пека. Ее — как и многих детей — не прове­дешь.

Может быть, поэтому она и молчала, будто в рот воды набрала, когда мы познакомились с нашими «объектами»... Но это к делу не отно­сится.

Итак, мне надо было выглядывать рыжево­лосую англичанку с двумя мальчиками, деся­ти и тринадцати лет, между собой говорящи­ми по-русски. Достаточно приметная троица, чтобы я не промахнулся! Как завязать с ними контакт, я не беспокоился: при первом же зат­руднении в их общении я, говорящий по-рус­ски и «случайно оказавшийся рядом», предло­жу свои услуги переводчика.

Так оно и произошло.

При этом выяснилось одно обстоятельство, сразу заставившее меня насторожиться: мисс Форстер немного владеет русским языком, и при этом, насколько я знал ее биографию, у нее не прослеживается никаких прямых кон­тактов с Россией. Так откуда у нее эти знания и зачем они ей? С какими русскими она наме­ревалась общаться, осваивая азы языка?

Впрочем, это быстро объяснилось. Мисс Форстер чиста как снег, в этом могу заверить. Причину, по которой она вгрызлась в русский язык, нарочно не придумаешь. Здесь не место и не время о ней рассказывать, и достаточно сказать, что знание языка понадобилось ей для ее научных исследований.

Вообще она произвела на меня очень при­ятное впечатление. Представь себе, впервые за восемь лет, со смерти моей бедной Вайолет, мне было легко и просто общаться с женщиной. Да, она красива, и волосы у нее такие же, как у Алисы — чуть поярче оттенком, может быть — и, когда в какой-то момент она взяла Алису за руку (причем Алиса дала ей руку, обрати вни­мание! — ведь моя дочка терпеть не может хо­дить «за ручку», даже со мной, не говоря уж о посторонних) и пошла с ней по аллее, то мно­гие на них оглядывались, принимая за мать и дочь, настолько они были похожи. А главное — выяснилось, что мы с мисс Форстер очень схо­жи характерами: оба мягкие снаружи и твер­дые внутри, «упертые», как говорите вы, рус­ские.

Но хватит о мисс Форстер, а то ты еще не­весть что подумаешь. Возвращаюсь к делу.

Не буду тебе пересказывать историю ребят. С их согласия я записал ее на диктофон, и сей­час наша сотрудница со знанием русского язы­ка и умением печатать с голоса заканчивает «набивать» ее на компьютер, чтобы весь текст отправился к тебе вместе с моим письмом в одном электронном послании. Суть в том, что некий странный человек, имя которого нам еще нужно установить, но это не проблема, обходит одного за другим тех пятерых пасса­жиров, которые составили ваш основной спи­сок. Он побывал у Болдиных, по каким-то при­знакам понял, что промахнулся, и наверняка успел навестить к данному моменту Петра Не проливайко. Только его он мог искать в Лет­нем цирке, это ясно.

К этому стоит добавить доклад одного из моих сотрудников, которому я поручил про­верить Игоря Толстосумова. К самому Толстосумову никто не обращался, но еще нака­нуне, то есть почти сразу после прибытия теп­лохода в лондонский порт, в ресторан при клубе «Трутень» — одно из высококлассных заведений, закупающее черную икру как раз у тех поставщиков, с которыми сотруднича­ет и фирма Толстосумова, — заглянул стран­ный человечек, интересовавшийся, какую икру сейчас подают. Узнав, что иранскую, он осведомился, когда в этом ресторане будет именно русская, а не иранская икра. Полу­чив ответ, что буквально завтра, он поблаго­дарил и ушел. Он не относился к числу по­стоянных посетителей, и работники рестора­на, естественно, запомнили посетителя со столь странной причудой.

Потом удалось установить, что точно такой же посетитель появлялся в ресторане-баре «Критерион».

По описанию он вполне соответствует тому «чудаку-профессору», который навещал сыно­вей мистера Болдина, а потом отправился в Летний цирк.

У Максима Оплеткина и Александра Скрип­ки пока никто не появлялся и никто подозри­тельный ими не интересовался, но это и вполне объяснимо. Максим Оплеткин сразу просле­довал из Лондона в Йоркшир, где и проводит­ся Пивной Фестиваль, а Александр Скрипка — в Эдинбург, где ему предстоит выступать на Неделе Уличных Театров и Исполнителей. Так что «чудаку-профессору», если он действитель­но посредник, который должен принять кон­трабанду, еще предстоит добраться до них, что потребует и времени, и сил, и, видимо, сперва он решил заняться теми, кто непосредственно остановился в Лондоне, потому что их проще отыскать и войти с ними в контакт.

Вопрос в том, зачем ему отыскивать всех пятерых. И тут можно предложить два ответа.

Первый: произведенные в России аресты привели к некоему сбою в системе связи, нала­женной преступной группировкой контрабан­дистов. За решеткой или в глухих бегах ока­зался тот человек, который должен был опове­стить лондонский конец «канала», кого именно и когда встречать. А никому больше эта ин­формация не доверялась, в целях безопаснос­ти. Ведь чем больше людей знает, тем вероят­ней, что кто-то «расколется». Конечно, должен знать, кому он передал груз, Виталий Дани­лов. Но у вас на руках ничего против него нет, и, чтобы иметь возможность арестовать его и допросить, надо выявить и задержать лондонс­кого члена банды. Замкнутый круг получает­ся. Да и он сам мог не знать, кому передает «товар». Вполне допустимо, что передача происходила ночью, так, чтобы он не видел лица посредника и в какую каюту тот вернется. Та­кое вполне допустимо.

Второй: курьер мог использоваться «всле­пую». После всех арестов, контрабандистам некого стало послать в Англию — либо опас­но было посылать, потому что чувствовали за собой слежку — и они решили превратить од­ного из пассажиров теплохода в невольного курьера. То есть выбирается пассажир с под­ходящим багажом и с подходящими характе­ристиками (которого, по статусу и по манере держаться будут либо не очень проверять на таможне, либо сосредоточатся на определен­ной части груза — на икре, в случае Толстосумова, или на зверях, в случае Болдина) и подсовывают ему груз так, чтобы он об этом не знал. Потом лондонский человек должен так же незаметно изъять у него этот груз, вот и все.

Тут, конечно, возникает задача подсунуть этот груз так, чтобы невольный курьер сам его не обнаружил, до срока, и не помчался с брил­лиантами в полицию или не присвоил их себе. Но это задача разрешимая.

В любом варианте определить людей, среди которых следует искать курьера, вольного или невольного, было легко: требовалось только по­дежурить в порту и установить пассажиров с большим грузом, сходящих с нужного тепло­хода.

В пользу второго варианта говорит то, что Виталий Данилов стремился познакомиться со многими пассажирами. В частности, заводил разговоры и с Болдиными, и с Непроливайко, и с другими. Прощупывал? А против этого вари­анта— поведение «чудака-профессора», если, конечно, «чудак-профессор» является пособни­ком контрабандистов. Он покинул квартиру Болдиных очень быстро, произнеся- несколько странных фраз — словно, произнеся обусловлен­ный пароль, не услышал обусловленного отзы­ва или" не увидел обусловленного вещественно­го знака, оставленного в квартире. Очень стран­но выглядит и прикрытие, которое он себе выбрал. К делу это в общем-то не относится, и все, что касается «легенды», под которой он заявился в квартиру, ты прочтешь в стенограм­ме нашего разговора. Его посещения магазина религиозной литературы и музея-квартиры Шерлока Холмса смущают меня меньше, объяс­нение им самое простое и логичное. Если он опытный контрабандист, то, завернув сначала в магазин, а потом в музей и поторчав среди посетителей, он с большой долей вероятности мог установить, есть за ним слежка или нет. Разумеется, он при этом и книгу должен был купить, и с хранителем музея поболтать. Кста­ти, один из моих людей уже побывал в музее и побеседовал с хранителем. Тот рассказал, что «профессор» появлялся уже несколько раз. По имени представлялся, но хранитель не запом нил. Объяснил, что он профессор филологии и истории литературы и что ему нужно повни­мательней изучить некоторые экспонаты. Вре­мя от времени он обращался к хранителю с какими-то вопросами, и тот отвечал на них, уважительно именуя собеседника «профессор». Сегодня разговор зашел о том, насколько ре­ально Шерлок Холмс мог гримироваться так, чтобы выдавать себя за другого человека: ведь театральный грим все-таки очень узнаваем. Нет ли здесь авторской натяжки. А также, сказал профессор, в силу ряда причин его ин­тересуют и фокусы с исчезновениями. Храни­тель ответил ему, что на все эти вопросы луч­ше всего, конечно, ответит не он, а какой-ни­будь фокусник — например, из Летнего цирка, который расположен совсем недалеко. Профес­сор расспросил, как добраться до Летнего цир­ка — и умчался.

Если только здесь не имеет место невероят­ная цепочка совпадений, «профессор» очень ловко подвел хранителя к тому, чтобы тот под­сказал ему обратиться в цирк и показал дорогу. То есть обеспечил этакое невинное объяснение своего желания побывать за кулисами цирка, к которому не подкопаешься.

Теперь надо выяснить, встречался ли «про­фессор» с Непроливайко. Если бы быть уве­ренными, что Непроливайко-Запашный — не курьер или невольный, «слепой» курьер, то можно было бы напрямую обратиться к нему с расспросами. Но как мы можем быть увере­ны? Остается втихую наблюдать за ним, а так­же продолжать поиски «профессора».

В общем, имею честь доложить тебе, что сегодня мы отправляемся в цирк. Подъедем где-то за час-другой до представления, чтобы мальчишки успели найти Арнольда Запашно­го (Непроливайко) и получить от него бесплат­ные билеты, которые тот им обещал. Они пред­ставят ему меня, Алису и Сьюзен (Сьюзен тоже будет нас сопровождать) как своих английских друзей, а уж я сумею войти в контакт с фокус­ником и разобраться, что это за фрукт. Биле­ты, наверно, возьмем за свой счет, чтобы не напрягать излишне Запашного. Хотя насчет этого решим на месте и по ситуации.

Вот такие у нас дела.

Кстати, Алиса в восторге от твоего подар­ка, и я тоже. Честно не откупоривал его до сих пор, откупорю только на Пасху. И где ты на­шел коньяк в хрустальной бутыли в форме пас­хального яйца? (Хоть на этикетках бутылок, предназначенных на экспорт, вы теперь и пи­шете «бренди», но я, по привычке, усвоенной за годы работы в России, так и называю рус­ский (армянский, то есть) коньяк «конья­ком» — назвать его «бренди» язык не повора­чивается.)

А еще могу сказать, что в целом это дело меня смущает. Ты знаешь, за долгие годы ра­боты у меня выработался довольно безошибочный нюх, и сейчас этот нюх мне подсказывает, что где-то есть подковырка, о которую мы спо­тыкнемся. Что-то с этим «профессором» не то, но вот что?..

С огромным приветом твой Бен Флетчер

Дорогой друг!

Получив твое письмо, распечатки разгово­ров и прочее по электронной почте, спешу тебе ответить. Возможно, ты получишь мое посла­ние еще до того, как отправишься в цирк.

Мысль насчет «слепого» курьера и мне при­ходила в голову, потому что ни один из пяте­рых пассажиров, после тщательной проверки их биографий, не тянет на сознательного по­собника контрабандистов. Но ведь кто-то из них может им оказаться! В этих обстоятель­ствах совсем не лишним было бы допросить Виталия Данилова. Ты зря считаешь, что у нас на него ничего нет и мы не можем его задер­жать. Есть его документально засвидетельство­ванные контакты с Поплавским, известным представителем криминального мира, да и дру­гие прегрешения нашлись бы, которые позво­лили бы, суммарно, задержать его и допросить, а уж во время допроса мы могли бы затронуть самые разные темы и «раскрутить» Данилова.

Беда в том, что сделать это невозможно. Да­нилов исчез.

Он исчез сегодня ночью, на территории Польши, и, конечно, не исключен вариант, что он нарвался на «романтиков с большой доро­ги», и теперь его трейлер разбирают на запча­сти, груз готовят к нелегальной реализации (в Москву Данилов вез обувь и партию «подароч­ных» пивных кружек), а сам Данилов спит вечным сном на дне какой-нибудь реки или оврага, но вернее будет предположить, что уже в данный момент Данилов отсыпается отнюдь не вечным сном в номере какой-нибудь роскош­ной гостиницы на Багамах или на Канарах, имея кругленькую сумму на своем счету, а если кто и разбирает трейлер на запчасти и гото­вится распихать весь груз по мелким оптови­кам, чтобы никаких концов не отыскалось, то это — люди, помогавшие ему скрыться.

Разумеется, мы связались со всеми страна­ми, с которыми у нас подписаны соглашения, отправили данные Данилова куда только мож­но. Имеется не только его фотография, имеют­ся его отпечатки пальцев, поэтому практичес­ки в любой стране Европы, в Соединенных Штатах и во многих других местах его могут опознать и под чужим именем, даже будь у него абсолютно безупречный паспорт не России, а какой-либо другой страны. Так что вероятность его поимки очень велика, но на это требуется время, которого у нас нет.

Его исчезновение означает, в первую оче­редь, что он заметил слежку за собой— или что-то другое вызвало его подозрения и беспо­койство. Возможно, Поплавский еще в ^Сток­гольме оповестил его, что дело швах. И тогда, разумеется, он должен был отправить контра­бандный груз по самому неожиданному пути — чтобы бриллианты наверняка не попали в нагни руки, а главное — чтобы не попал в наши руки английский получатель этих бриллиантов. Где-то и как-то должен он был схитрить.

Поэтому насущно необходимым представля­ется найти этого «профессора» и выяснить, что за игру он ведет. Я согласен, в этом деле ощу­щается неприятная подковырка, и надо быть готовым к любым неожиданностям. С одной стороны, шанс выявить европейскую часть бан­ды контрабандистов и вернуть бриллианты ве­лик как никогда, с другой стороны — этот шанс висит на тонюсенькой ниточке, и чем крупнее этот шанс, тем вернее эта ниточка может оборваться. Такой вот парадокс.

Поэтому я вдвойне доволен, что ты «законтачил» с мальчишками Болдиными. Они — ре­бята не промах, я навел о них справки. Суют свой нос в самые разные дела и несколько раз помогли-таки нашим правоохранительным службам. Кстати, на их счету есть участие в разоблачении двух банд контрабандистов, од­ной — которая «гоняла» через границу белую и красную рыбу и красную и черную икру, и второй — которая нелегально вывозила в Ев­ропу цветные металлы. Так что им палец в рот не клади. Я бы советовал их малость остере­гаться — иначе они тебя обскочат и первыми до всего докопаются.

Их отец, как я тебе писал, очень уважаемый человек. Мало того что он все время поддержи­вает тесный контакт с местными правоохрани­тельными органами (я навел справки и в МВД, и в ФСБ), потому что в «охотничьи комплексы» заповедника часто наезжают отдыхать высшие чины государства, министры и советники, и как-то даже ждали самого президента, и мест­ные службы высоко его ценят, но он и сам вы­нужден выступать в роли правоохранной служ­бы, поскольку отдельной должности егерей-смотрителей сейчас в заповеднике нет, вот ему и приходится заниматься не только биологией и приемом гостей, но и лично воевать с брако­ньерами. На его счету не один матерый брако­ньер, отправленный за решетку.

Некоторые сомнения может вызывать лишь тот факт, что доступ в заповедник, в ту его часть, где находятся охотничьи угодья, сейчас открыт для всех, у кого имеются большие деньги (разу­меется, на время пребывания в заповеднике выс­ших государственных чинов путевки туда не продают). Поэтому Болдину приходится иметь дело и с крупными бандитами, и с банкирами, которые зачастую немногим лучше бандитов, и, разумеется, играть с ними в какие-то игры и идти им на какие-то уступки, ради поддержа­ния заповедника на должном уровне и ради об­щей безопасности. Так что не исключен вариант нажима на него (с угрозами семье, допустим), или вариант, что какой-нибудь знакомый бан­кир попросил его «передать друзьям посылоч­ку, в которой нет ничего особенного». Но это я оговариваю лишь для порядку, потому что по характеру Болдин похож на тебя, и любой на­жим делает его неуступчивей тысячи чертей. А насчет того, нет ли при нем маленькой посы­лочки для посторонних людей ты, мне думает­ся, можешь спросить у него прямым текстом:

Словом, вся наша надежда сейчас — на «профессора». Мы, разумеется, тоже землю носом роем и если нароем что-нибудь, сразу оповестим. Но найти зацепку с нашей сторо­ны — надежда малая.

Вот такие дела.

С большим приветом твой Александр Ветров