понимая, что никогда больше не вернусь в реальный мир. В
ужасе я вдруг поняла, что еше могу пользоваться телефоном. Я
позвонила сестре и попросила ее придти ко мне. Я испытала
такое облегчение, когда услышала в трубке ее «реальный» го-
лос, что «собралась» немного к ее приходу. Остальное путеше-
ствие было попеременно то веселым, то грустным, но я знала,
что никогда не стану прежней после этого безумия. В течение
трех недель после этого, принимая большие дозы метедрина и
кодеина, я просыпалась по утрам в тяжелой депрессии. Целы-
ми днями я валялась на пляже, получила солнечные ожоги, и
продолжала чувствовать невыносимую депрессию. Я пришла к
матери, начала истерически плакать и задыхаться, судорожно
хватая воздух. Она дала мне какой-то транквилизатор, от кото-
рого я уснула. Проснулась я все еще плача и слишком глубоко
дыша. У меня началась гипервентиляция. На следующий день
мать повезла меня в нейропсихиатрический институт калифор-
нийского университета в Лос-Анджелесе. Со мной поговорил
|
|
врач, специалист по кислоте. Он уверил меня, что я на самом
деле ничем не больна, но слишком сильно реагирую на лекар-
ства и на кислоту. Если я перестану все это принимать, начну
вести нормальный образ жизни, то со мной точно все будет в
полном порядке. Он отпустил меня, назначив дозу мелларила,
которая свалила бы лошадь и посоветовал мне как можно ско-
рее вернуться на работу и все время находиться среди людей.
Все, что он сказал, еще больше отвлекло меня от реального
чувства, помогло мне закрыть их, когда они уже были готовы
всплыть на поверхность и быть испытанными мною. Но я
смогла собраться, придти в себя, подавить чувства, чтобы вер-
нуться к нормальной жизни.
Сегодня, на сеансе я поняла, что начала сходить с ума, по-
тому что не смогла вынести чувство одиночества, раскрытое
кислотой. Мои нынешние фантазии относительно ножей и
бритв — того же сорта. Если бы я дала этим фантазиям волю,
они вспороли бы мою душу и выпустили на волю чувства. Страх
причинить себе боль вызван тем, что если я раскроюсь, то по-
чувствую боль, которую я похоронила в себе. Сейчас я начи-
наю ощущать грусть и обиду. Двадцать пять лет я жила с погре-