Первичный крик 247

нее, не отрываясь. Потом я стал расти. Этот рост был очень

похож на то, как растут цветы в мультиках Уолта Диснея. Вид-

но, как распускаются лепестки в замедленной съемке. Други-

ми словами, я увидел, как превратился в высокого, долговязо-

го подростка. Я упер правую руку в бок и принялся дерзить ма-

тери. Это продолжалось около минуты. Потом я занялся ее сись-

ками. Я не стал их сосать, я просто терся об них лицом, по

большей части глазами, терся обо все их части. Это было пора-

зительно. Янов велел мне спросить у парня, чем он занимается.

Я спросил, но он ничего мне не ответил. «Что ты делаешь?» Этот

вопрос был задан тоном человека, который не верит своим гла-

зам. Нет, вы только представьте себе мальчишку, который гла-

зами трется об сиськи. Он ничего не отвечал, продолжая зани-

маться этим делом, Я заговорил о другом, но продолжал краем

глаза следить за тем, что происходит, затем, что делал мальчиш-

ка. Другими словами, «практически» он «существовал» в углу

комнаты, делая то, что он делал. Но мне, правда, казалось, что

он очень далеко, и мне приходилось прищуривать мои и без того

закрытые глаза, чтобы хорошенько рассмотреть, чем он там за-

нимается. (Естественно, все это происходило только перед моим

мысленным взором.) Потом парень «съежился», снова став ма-

леньким пятилетним мальчиком. Он сидел, по-турецки скрес-

тив ноги, согнувшись и закрыв лицо руками. Из глаз его ручья-

ми, реками текли слезы. Он выплакивал, буквально, реки и годы

слез.

В этот момент я рассказал Янову о том, что происходило в

моей жизни сотни и сотни раз. Когда я засыпал, то перед моим

мысленным взором появлялись какие-то бессмысленные сло-

ва, и своим внутренним голосом я мог их прочесть. Но так как

они были неразборчивы, непонятны, и их было трудно произ-

нести, то они так и остались невыговоренными. Однажды я

пытался даже написать об этом, о том, как это было приятно, в

своем «Лысом грязном забияке». Слова представляли собой

беспорядочное нагромождение согласных. Янов предложил мне

сказать, какие слова я видел. Я сказал ему, что слова были на-

писаны за каким-то экраном или занавесом, похожим на теат-

ральный занавес. Он велел мне раздвинуть занавес и прочесть

то, что я увижу. Я помню, что сделал это, испытывая страх. Мне