Были полностью отделены от тела. Я наверное никогда не пой-
Му, как мне удалось закончить школу. Я до сих пор не вполне
Уверенно пишу и читаю. Но я всегда был неплохим спортсме-
Ном, всегда мог сделать своими руками любую вещь — я мог бы
Стать, например, хорошим водопроводчиком или электриком.
Мне приходилось быть тупым, потому что стоило мне проявить
Крупицу разума и связать сознание с давлением, которое гнало
Меня на улицу, как я немедленно, словно выловленная из воды
Рыба, заметался по кабинету доктора Янова. Это чувство по
Моши не уступало паровозному двигателю. Теперь я понимаю,
Что если бы не смог удержаться от ритуала на какое-то время,
Если бы меня не выпустили из-под ареста под залог, если бы
Меня оставили в тюрьме, то я бы окончательно сошел с ума. Я
Занимался эксгибиционизмом, так как это был мой единствен-
Ный способ избежать ощущения подлинного чувства. Само оди-
Ночество и вынужденное ничегонеделанье могло взорвать мой
Разум. Как ни безумно это звучит, но я, сознавая умом, какими
Неприятностями мне это грозит, продолжал мастурбировать в
Присутствии посторонних женщин, ожидая начала судебного
заседания! У меня просто не было иного выбора.
До начала курса лечения я воображал себя очень сексуаль-
Ным, «повернутым на трахе», как я тогда выражался. Но теперь
Артур Янов__
эти конвульсии оргазма сменились у меня первичными состо-
яниями, и мое половое влечение резко уменьшилось. Теперь я
делаю как раз противоположное тому, чем я занимался рань-
ше. Раньше я превращал свои первичные состояния в судороги
оргазма, потому что не мог ощущать первичной боли. Теперь я
считаю, что в извращении вообще нет ничего сексуального. Я
мастурбировал, но в действительности желал не полового на-
слаждения, а помощи. Это был мой способ кричать: «Помоги-
те!» То, что я делал, не имело ни малейшего отношения к ес-
тественному половому влечению. Разные люди по-разному
проявляют свое извращение. Бизнесмены извращают свою по-
требность в любви, превращая эту потребность в стремление
заключать выгодные сделки. Я извращенно свел эту потреб-
ность к своему половому члену. Однако в действительности я
хотел только одного — чтобы моя мать, наконец, увидела, как
мне больно и дала мне то, в чем отказывала, когда я был ребен-
ком.
Джим
Мне двадцать два года. Я родился в Алабаме. Теперь я живу
в Лос-Анджелесе, в городе, который стал для меня символом
безличности, черствости, тупости, грязи, поверхностности, пре-
тенциозности, напряженности и отчаяния. Одна только мысль
об этом городе, не говоря уже о пребывании в нем, всегда зас-
тавляла меня почувствовать, насколько обезличенной, глупой
и поверхностной была моя собственная жизнь. Теперь же Лос-
Анджелес — это грязный, охваченный лихорадочным напря-
жением город, не вызывающий у меня никаких чувств.
Мой отец был кадровым офицером ВВС. Сейчас он, кроме
того, пресвитерианский священник. Родился он в маленьком
городке, в Индиане. Мать моя родом из штата Миссисипи.
Дома, как такового, у меня никогда не было. Самые ранние
детские воспоминания связаны у меня с Японией — я помню,
что там служил мой отец, а я однажды — в возрасте четырех
лет — убежал из дома. После этого мы каждые один-два года
переезжали с места на место в семейном «олдсмобиле», кото-