Глава I. Инстинкт убийцы

НАЕМНИК II

 

МЕТОД ДАВЛЕНИЯ

 

Сергей Завьялов

 

Все события и персонажи книги являются художественным вымыслом. В произведении может иметь место случайное совпадение событий, имен, фамилий, населенных пунктов, вооружения и снаряжения. Автор не придерживается никакой политической идеологии и никого не хотел оскорбить в своем рассказе.

 

Внимание, 18+.

 

Присутствует нецензурная лексика, сексизм, унижение чести и достоинства, попирание религиозных чувств, сцены изощренных пыток и убийств, сексуального насилия, употребления наркотиков, табака и алкоголя.

 

Огромную благодарность выражаю Маслову Александру Валерьевичу и Булгакову Александру Сергеевичу, за моральную и финансовую поддержку, оказанную проекту «Наемник».

 

 

Николай Белов - сирота, выросший в детдоме. Он никогда не видел своего отца, а мать от него отказалась вскоре после родов. Он с детства имеет склонность применять насилие, как средство решения проблем. В связи с этим он выбирает карьеру военного. Окончив Новосибирское высшее военное училище и попав в пограничные войска, Николай совершает геройский поступок и попадает в элитное подразделение КГБ СССР. Рискуя жизнью и совершая невозможное, он утоляет свою жажду крови. Видя жестокость и ужас мира спецслужб, Белый (так зовут его друзья) не перестает искать путь добра и справедливости.

Светлой памяти моего отца – Белова Николая Васильевича посвящается

И совершу над ними великое мщение наказаниями яростными, над теми, кто замыслит отравить и повредить братьям моим. И узнаешь ты, что имя моё Господь, когда мщение моё падёт на тебя

КНИГА ПРОРОКА ИЕЗЕКИИЛЯ

ГЛАВА 25, СТИХ 17

ПРОЛОГ

 

Здравствуйте, меня зовут Москвич (но так меня звали не всегда) и сейчас я поведаю вам историю своей жизни (по крайней мере, некоторые ее моменты) и морального падения, хотя с антропологической точки зрения, я, возможно, вершина эволюции.

Родился я в СССР, в подмосковном Воскресенске в 1965 г. Но вырос я не с мамой, так как эта шалава сдохла от цирроза печени, предварительно сдав меня в детский дом. Отца я не знал вообще, мне потом говорили, что он погиб в каких-то уличных разборках. И вот меня бросили, я остался один, представляя собой около пяти килограммов мяса, говна и соплей. Честно говоря, я благодарен своей матери, что она не удавила меня при рождении, как делали многие потаскухи, а все-таки хоть и слила меня, но не выпилила. Не знаю, кто надоумил ее поступить вопреки шаблону, думаю сам Сатана не иначе. Сколько было бы сохранено человеческих жизней, если бы меня не было на свете. Вы не подумайте, я не маньяк, я простой советский военный. Просто у меня нет одного качества - жалости. Так сложилось, что мне никогда и никого не жаль. Ничего с собой не могу поделать. А вот скажите, нужна ли жалость человеку чтобы хорошо жить? Что это за чувство? Я вам отвечу, жалость - это ощущение своей неполноценности. Если она в вас есть, то вы говно, шлак под ногами тех, кто её не испытывает. Нет, не подумайте что я фанат Ницше, хотя его сверхчеловек тоже жалости не испытывает ни к кому. Просто вы должны понять главное, я абсолютно беспощаден, прежде всего, к себе.

Я воспитывался в детском доме и познал все прелести ада на земле. А знаете ли вы, что те, кто вырос в детдоме, не плачут? Нет, плачут конечно, когда хотят кого-нибудь наебать. Просто они не плачут по велению чувств. Когда маленький брошенный кусок мяса орет несколько часов и к нему никто не подходит, то организм сам отключает эту сигнальную функцию. Зачем орать, если мамки и папки нет? Я вам так скажу - все, кто вырос без родителей - это опасные люди, они не могут интегрироваться в социум, они его могут только разрушать.

Не буду много рассказывать про детдом, там было не сладко. Побои от персонала и старших воспитанников, плохое питание, убогая одежда. Но самое страшное - ты каждый день ждешь, что за тобой придут и заберут тебя, но никто не приходит. Редких счастливчиков усыновляли те семьи, которые не могли иметь своих отпрысков. Я тоже ждал, я надеялся, что все-таки мой отец жив и ищет меня, а когда он меня все-таки найдет мы обнимемся и уедем в закат. Хер там. Я ждал 12 лет, а потом понял, что если бы мой отец и был жив, то ему было бы насрать на меня. Всем было насрать - воспитателям, учителям, государству, Богу. Вы знаете, а я верующий человек. Я искренне верю, что Бог есть и всей душой ненавижу эту мразь.

 

 

Глава I. Инстинкт убийцы

 

Трассирующие очереди из автоматического оружия не давали поднять голову даже на сантиметр.

- Вот суки. Что делать будем командир? - спросил меня старшина хриплым голосом, зажимая дыру в левом боку, из которой струилась кровь. Тепло от раны чувствовалось даже на расстоянии.

- Зажми её крепче, а то истечешь кровью, ответил я, пытаясь определить, с какого места нас накрыл огненный шторм. А это было не просто, ночи в Таджикской ССР темные. Причем сумерки в горах наступают сразу, не то что на равнине.

- Дай мне РГД и постарайся вести прицельный огонь. Я забрал подсумок с несколькими гранатами, и отстегнув ремешок выбросил свою зеленую фуражку, которую терпеть не мог. Нужно быть полным идиотом, чтобы в конце ХХ века носить на голове этот транспарант. Вадька Матросов, командующий погранвойск КГБ СССР, по слухам обещал ввести береты на официальном уровне, но сука, в этой жарище носить шерстяной носок на башке это ебнуться можно.

Мы попали под обстрел неожиданно, так как не думали, что в Хатлонской области вообще может быть какой-то наркотрафик. Оказывается, вполне может, и мы нарвались на караван.

«Совсем охерели суки, не иначе как с шурупами договорились и те их стали пропускать за бабло, через зону своей ответственности. Духи чувствуют, что шурави сливаются, поэтому и наглеют. Чует мое сердце, скоро мечетей в Москве, будет больше чем партийных ячеек». Рядом просвистела трассирующая пуля и звонко ударившись о камень улетела вверх.

Недалеко хрипел старшина, кровь не останавливалась. Трех срочников и овчарку вынесли сразу, мне повезло. «Мне, сука, всегда везет», - повторял я как мантру. Руки тряслись, а в голове стоял какой-то гул.

Я прицелился, навел автомат в сторону вспышки и дал короткую очередь.

«Мне фартануло, а вот старшине хер знает. Если кровь не остановить, ему пиздец. Может, бросить его к хуям?», промелькнула мысль. «Нельзя, с меня потом на заставе спросят, да и бес его знает, кого потом вместо него пришлют, вдруг стукача».

Чуть вдалеке лежало три тела и мертвый пес. Я прицелился и выпустил в каждое тело по три пули. Не дай Бог раненому погранцу попасть к духам, заставят свои кишки жрать, лучше сразу сдохнуть.

Совсем близко просвистел еще один резкий вжух. «Все нахуй, надо валить отсюда», я подполз к старшине, который уже осоловел и начал оттаскивать его к ближайшей расщелине. Откуда-то сверху сыпалась смерть, лязгая о камни. В расщелине я взвалил своего, уже потерявшего сознание напарника, на плечо. Горячая кровь из его раны стала снова сочиться и потекла мне за шиворот, одновременно заливая лейтенантский погон.

«Вот сука, нарвались на заслон караванщиков», - думал я, прикуривая приму, которую произвели в Клайпеде. Сигарета была крепкая и кислая, как махорка. Я поморщился после глубокой затяжки, - «литваки драные, сами-то небось европейский табачок смолят».

Старшина захрипел, пару раз дернулся и затих. «Ну емаё, какого хера я его тащил?». Меня пробрала злость. «Что же вы за мрази, козопасы помойные, хер у вас получится уйти просто так», - пронеслось в моей голове. Я затушил окурок и снял боеприпасы и флягу с водой с трупа старшины. «Если пойду на заставу, то уйдут, бляди». Я провел пятерней по потной, коротко стриженой голове. Грязный липкий пот превратил пыль на ладонях в грязное месиво. «Думай, думай. Хули тут думать, пойду за ними. Убью всех, сука».

Через некоторое время я подошел к месту гибели моего патруля. Духи уже здесь побывали и нетронутым остался лишь труп нашего пса. Талибы ограбили жмуров и изрядно поглумились над телами пограничников.

Головы трёх срочников были отрезаны и лежали на телах. «Что за мода издеваться над мертвыми, дикари черножопые блять?». Я достал штык нож и принялся свежевать мертвого пса. Дорога предстояла дальняя, в горной местности мне понадобится любая еда. Я вообще был неприхотлив, бывало жил в лесу по несколько месяцев, когда в 12 лет сбежал из детского дома. Питался чем придется, даже падалью, а жил в шалаше. Потом меня правда обнаружили лесничие и сдали ментам. Я отбросил отрезанную собачью голову подальше от человеческих тел и продолжил добывать себе мясные припасы. Волна ненависти накатывала на меня, но я был совершенно спокоен. Только немного дергалось веко. «Они не должны уйти». Данная фраза пульсировала в мозгу и была достаточно иррациональна. Но я ничего не мог с собой поделать. Я был, сам не знаю почему, одержим погоней и если бы не было мертвого пса, я бы свежевал трупы своих сослуживцев, что бы обеспечить себя пропитанием на время погони.

Поднялся ветер, и песок зашуршал по камням. Мне вдруг стало тоскливо. «Не моя это земля», - промелькнуло у меня в голове. Я упаковал мясо в снятую с трупа гимнастерку и, прихватив боеприпасы и автомат, двинулся за караваном, ориентируясь по следам талибов.

Страха не было, вместо него накатывало такое возбуждение и предвкушение убийств, что аж хер вставал. «Хорошо что я военный, а то бы уже давно расстреляли по приговору советского суда, самого гуманного суда в мире», - думал я, аккуратно перемещаясь по каменистой тропе.

Где-то недалеко завыл шакал учуявший кровь. «Придет серенький волчок и укусит за бочок», - промелькнуло у меня в голове.