Секс как телесное удовольствие; «желающая» женщина как субъект действия

Репрезентируя сексуальную жизнь как направленную на по­лучение телесного удовольствия, женщина утверждает:

«Секс — это величайшее наслаждение, которое человеку дала природа... Главное (в сексе) — это получить наслаждение и дать наслаждение другому человеку. Необходимо получить наслажде­ние и на уровне тела, и на уровне подсознания» (31 год).

Биография (и) выстраивается как история преодоления «не­воспитания» и «незнания» в ходе взаимодействия с партнерами. Такая история — это история обретения опыта и знаний, процесса обучения, в ходе которых происходит переоценка собственной сексуальности и секса, преодолевается чувство вины и отожде­ствление секса с постыдностью, вследствие чего сексуальность становится освобожденной и естественной. Это история «натура­лизации» сексуальности:

«Всю жизнь мысль о том, что мне много надо, что я легко воз­буждаюсь и испытываю большое возбуждение в постели, входила в противоречие с моим воспитанием. Я была воспитана, что это ненормально. А потом я поняла, что если есть сексуальность, то зачем с ней нужно бороться. Значит, хорошо, и слава Богу, что эта сексуальность есть. Я перестала бороться с сексуальностью... Наконец-то мне перестало быть необходимо сдерживать свою сексуальность *(31 год).

Оценка сексуальности как «ненормальности» связывается с категорией «борьбы», т. е. подавления. Такая оценка интериори­зована в родительской семье. Процесс ресоциализации приводит к переоценке сексуальности, наделению ее смыслом «естествен­ности» и «нормальности». Сексуальность для женщины стано­вится «раскрепощением природы», «техническими навыками», обретенными через телесное взаимодействие, и воспринимается как собственное индивидуальное качество.

Интерпретация изменений сексуальности как «раскрепоще­ния», «воспитания» и «образования» на уровне опыта совпадает с компонентами либерального дискурса. Отличием является ак­цент на личном опыте, который становится основой образования и раскрепощения, компенсируя отсутствие знаний, аккумулируе­мых и передаваемых профессионалами, экспертами и агентами социализации. Переоценка сексуальности происходит под влия­нием изменяющихся структурных и дискурсивных условий

постсоветского периода. Советское общество обвиняется в сек­суальных запретах и репрессиях. Информантки, которые репре­зентируют свою сексуальность как «свободную», единодушны в оценке секса в советское время.

Гендерная идентичность переопределяется — женщина на­деляет себя качествами сексуальной компетентности и ответст­венности. Однако переопределить объектную позицию удается не сразу и не полностью. Женщина (46 лет), репрезентирующая себя как сексуально компетентную, желающую получения те­лесного удовольствия и способную к нему, оказывается зависи­мой от действий и качеств мужчин, от их интерпретации секса и сексуального взаимодействия. Приведу фрагмент из интервью, в котором сексуальность репрезентируется как автономная сфе­ра жизни, связанная с получением удовольствия.

Мужчины «совершенно не могут раскрыть женщину, они со­вершенно не могут ее довести до экстаза и сами войти в экстаз... Это невозможно им объяснить, они этого не понимают... Он ниче­го не знает об этой женщине. Это большинство мужчин. Редко встречаются такие мужчины, которые знают, что женщину можно довести до белого каленья и в ответ получить фантасти­ческое удовольствие. Это очень редко встречается... Требуются совершенно простые вещи: любовь к телу той самой женщины, с которой он общается. Он из этого тела может извлечь фанта­стическую музыку».

Мужчины в данном рассказе разделяются на две категории, большинство из которых характеризуются как сексуально неус­пешные. Отношения с мужчинами, принадлежащими к большин­ству, наделяются негативным смыслом. Одновременно категории, которые связывают мужчину и женщину в сексуальных отношени­ях, ставят мужчину в позицию субъекта Мужчины не могут, не по­нимают, не знают, неправильно оценивают женщину, им невозмож­но это объяснить. Женщина — объект, который нужно понять, тело которой надо любить, которую можно довести до белого кале­нья и извлечь из ее тела фантастическую музыку.

Женщина, владеющая сексуальной техникой, знаниями, ком­муникативными навыками, понимающая тело (свое и партнера), остается зависимой от партнеров, которые характеризуются как незнающие свои возможности, нечувствительные, неспособные к вербализации и к коммуникации. Однако в рассказе позиция женщины меняется — она осуществляет выбор, принимает на

себя ответственность за поддержание отношений и вербальную коммуникацию, позиционирует себя как «учителя».

«И я их всех учу сексу. Потому что те мужчины, которых я выбираю, которые мне симпатичны, с которыми я продолжаю поддерживать отношения, как правило, сами очень любят пого­ворить со мной о сексе. Они сами задают вопросы, просят что-ни­будь меня объяснить про женщин».

Познавательные интенции исходят от мужчины, однако следст­вием реализации этих намерений, подрывающих онтологический статус сексуальности, становится разрушение коммуникации:

«И тут я встречаю реакции, которые поражают меня. Чело­век безумно обижается, он считает, что он неполноценный, если с ним начинаешь разговаривать на такую тему».

Позиция учителя делает женщину уязвимой, ее активность воспринимается как нарушение правил игры, как подрыв муж­ской компетенции:

«А он считает, что я злая, коварная, противная, издеваю­щаяся и, вообще, феминистка, и, вообще, дрянная баба, которая третирует мужиков, — дьявол в женской юбке. Он себя чувству­ет несостоятельным. И всякое мое замечание воспринимается им как оскорбление, у него даже на глазах появляются слезы от обиды... Мужчины невероятно обидчивы, ранимы фантастиче­ски, женщины не так, я так думаю, в этих делах».

Автономная женская сексуальность становится опасной для обоих партнеров, коммуникация может быть нарушена, если партнеры не выполняют ожидаемые друг от друга действия, если женщина не занимает пассивную позицию и оказывается фемини­сткой и дьяволом в женской юбке. Сексуальные компетентность и ответственность женщины приходят в противоречие с ожидания­ми исполнения пассивной роли. И в таком случае для женщины становится проблематичным выполнение требований либераль­ного дискурса, ей — реципиенту в сексуальных отношениях — достаточно сложно увязывать в когерентное целое компетент­ность, ответственность и пассивность во взаимодействии.

«Раскрепощенная» женская сексуальность оказывается неус­тойчивой, ибо действия женщины-субъекта и ее желания не имеют достаточного морального подкрепления. При тяготении либерального дискурса к натурализации пола (т. е. восприятии его как «естественного», «природного») позиция женщины — равного партнера или учителя — воспринимается как нарушение

естественного порядка общественного устройства. Либеральный дискурс оказывается оторванным от базовой гендерной идентич­ности, его «гендерная нейтральность» имплицитно предполагает мужскую сексуальность и обращение к субъекту мужского рода. Таким образом, оказывается неустойчивой новая ценность сексу­альности, которая озвучивается либеральным дискурсом (а также либерально-ориентированным социологическим исследователь­ским дизайном). Автономная сексуальность остается нелегитим­ной для женщины, вместе с тем дискурс раскрепощения требует от нее получение удовольствия (которое, может быть, замещается имитацией).

Итак, женщине не удается занять субъектную позицию в ин­терпретации собственных практик сексуальности ни в одном из дискурсов без ущерба для гендерной идентичности. Однако существуют и альтернативы.