Роман

ИРИНА. Я говорю, «пиджачок»: «сти-хи»! Стихи и проза!

РОМАН. Нет, я серьезно: меня зовут Роман.

Ирина молчит. Взяла фужер вина, который стоял на столике у окна, выпила глоток, села на подоконник.

ИРИНА. Ах, вот что оно! Ну, тогда заново надо: они сошлись: Стихи и Роман. Я Стихи, вы - Роман... Нет. Я - Сти-хи-я... Буря, шторм, шквал, девятый вал... (Хохочет.)

РОМАН. А вы вино пьете.

ИРИНА. А я - вино пью.

РОМАН. У вас праздник? День рожденья?

ИРИНА. Да, да. (Смеется.) Праздник. Ну да, праздник. Еще какой праздник... Да, праздник! А вы разве не знаете, что сегодня - красный день календаря, нет?

РОМАН. Нет, серьезно?

ИРИНА. Да абсолютно серьезно!

РОМАН. Какой сегодня праздник?

ИРИНА. Сегодня-то? Ну, привет! Триста лет граненому стакану!

Роман чихнул.

РОМАН. (Смеется.) Правду сказали!

Хохочут вместе.

Из окна высунулась соседка, кричит: «Ну вы там, во дворе, тихо, спать дайте, на работу завтра людям!..»

ИРИНА. (сразу, негромко.) Не мычи, а то отелишься...

Соседка пробормотала: «Так бы сразу и сказала...» Захлопнула форточку.

Ирина смеется.

(Роману.) А вы у Мани-мороженки поселились?

РОМАН. У Марии Сергеевны... В четырнадцатой квартире...

ИРИНА. Маня-мороженка ее зовут. Позавчера, кажется, да?

РОМАН. Вчера.

ИРИНА. Ну, я видела, вы рюкзачок тащили. Я тут, как сторож, как Трезорка - в курсе всех событий. Такие окна у меня в моей собачьей будке, как телевизор, сиди и смотри целый день, кто что делает, кто к кому идет. Так что я все знаю, все вижу, никому ничего не скажу, ча-ча-ча! Всех - насквозь вижу...

Пауза.

Понравилась наша коммуна?

РОМАН. Серьезно?

ИРИНА. Да что ж вы, как попка-дурак, одно и то же повторяете? Кто научил вас, молодой человек, повторять это слово? Что ж вы думаете, что все шутят, с вами говоря?

РОМАН. Да. Думаю.

Пауза.

ИРИНА. Серьезно?

РОМАН. Все смеются.

ИРИНА. Почему?

РОМАН. Не знаю. Мне так кажется - все надо мной смеются. (Чихнул, смеются оба.)

ИРИНА. А где вы работаете? Или учитесь?

РОМАН. Работать хочу. Пока нигде. Ищу работу.

ИРИНА. А адрес кто Манин дал?

РОМАН. А я три дня как сюда приехал, ходил по улицам и спрашивал, кто пустит на квартиру. Потом подошел сюда на угол, в киоск мороженый, купил мороженое и спросил продавщицу. А это была Мария Сергеевна. Она говорит: «Иди ко мне, сынок, я одна живу.» Вот так. Она добрая. Добрая женщина.

ИРИНА. Маня-мороженка? Добрая... (Молчит.) А что ж вы по улицам ходили? Вы ведь так бы и год могли бы проходить... А?

РОМАН. Ну и ходил бы. Мне все равно. Что же.

ИРИНА. А спали где? На улице?

РОМАН. Нет, не на улице. Три ночи на лавочке. В парке.

ИРИНА. (смеется.) А парк - это не улица?

РОМАН. (молчит.) Парк? Нет, не улица. Парк - не улица. (Пауза. Роман чихнул.) Нет, вы серьезно спрашиваете?

ИРИНА. Простота. Святая. Святая простота. А откуда вы к нам приехали? Издалека?

РОМАН. (молчит.) Издалека.

МОЛЧАНИЕ.

ИРИНА. Ясно. Серьезный молодой человек. Слов на ветер не бросает... Роман... Ро-ман. Ро-ман. Ро-ман. Дядя Рома всех порóмит, перерóмит, выромит... (Выпила.)

РОМАН. Нет, я могу вам сказать. Могу, да. Только вы обещайте, что моим родителям не напишете.

ИРИНА. Да что ж я пионервожатая? Зачем я вашим родителям писать буду?

РОМАН. (Подошел близко к окну, шепотом.) Я из дома сбежал! Честное слово! Я никому не говорил, только вам! Обещайте, что не скажете Марии Сергеевне! У меня сейчас и денег нету за квартиру платить, я ей сказал - заработаю: отдам...

ИРИНА. Какая прелесть! Чудо-мальчик! (Хохочет.) Заманали родители, он и сбежал! Надо в Америку сбегать, а вы к нам... Все мальчишки в Америку сбегают...

РОМАН. Я не мальчишка. (Чихнул.)

ИРИНА. (Смеется.) Ах, извините!

РОМАН. (Помолчал.) У нас маленький городок. Как райцентр. Не могу больше там жить. Тут - большой город, тут - тут хочу жить... Тут - как Америка...

ИРИНА. (Смеется.) Да, да! Америка! Америка! (Поет) «Один аме-ри-ка-не-ц! Засунул как-то палец и вытащил оттуда...» Ладно, потом, попозже допою. Ну, что? Хотите выпить?

РОМАН. Серьезно?

ИРИНА. Серьезно!

РОМАН. Если серьезно - хочу. Надо выпить. Переволновался я так за все эти дни, вообще, в натуре... Выпить - ништяк сейчас... (Чихнул.)

ИРИНА. (Смеется.) «Пиджачок»! Уы-уа! Прелесть - «пиджачок»! «Пиджачочечек»! Ну, давайте, заходите в гости, что ж теперь с вами делать, все равно не спим...

Роман пошел в подъезд.

Нет, нет, залазьте в окно... Роман! Так роман-тичнее! Ро-ман! Ром-антика! Ро-кам-боль! Ром-штекс! Ром-овая баба!..

Смеются оба. Роман пробует залезть в окно, сорвался на землю, вскочил, отряхивается от пыли. Ирина хохочет.

РОМАН. Нет, вы серьезно меня в гости зовете?

ИРИНА. Ну, залезайте, залезайте давайте, а то я помираю от смеха...

Снова открылась форточка, теперь уже мужской голос: «Эй вы там, молодежь! А ну, прекращайте! Завтра на работу!»

(Негромко) Ключи потеряла, в окно лезу...

Мужчина: «Каждый день у тебя приключения...».

(Беззлобно, спокойно.) Пошел к матери.

Форточка захлопнулась, Ирина смеется.

(Роману, который, наконец, взобрался на подоконник.) Простите, Роман-тико, но с ними надо разговаривать на их языке... Понимаете, их мен-та-ли-тет таков, что иначе они не понимают... Знаете, какая у него фамилия, у этого? Не поверите! Как на нашей рекламе: Иван Повидло! Менталитета у моего соседа Ивана Повидло нет совсем! Отсутствует! Не было и нету! Безментальное Повидло! (Смотрит Роману в глаза, хохочет.) Добро пожаловать в мой «Замок одиночества». Ро-ман. Ро-ман. Про-за. Сти-хи.

Роман слез с подоконника, встал в комнате у окна, смотрит на Ирину.

РОМАН. А вы?

ИРИНА. Что - я?

РОМАН. А как вас зовут?

ИРИНА. Я разве не сказала?

РОМАН. Нет.

ИРИНА. Ах, искьюз ми! Брюнегильда Повидло.

РОМАН. (чихнул три раза.) Как?

ИРИНА. Íутка. Юмор. (Хохочет.) Клеопатра, я хотела сказать. Можно просто, по-домашнему - Клепа. Тоже Повидло... Мы с моим соседом однофамильцы.

Смотрит Роману в глаза.

А вы - дылда. Из окна я смотрела на вас - вы совсем маленький были росточком... А сейчас вижу - ничего... Тут - до потолка.

РОМАН. (улыбается.) Нет. До потолка мне еще далеко. Тут высокие потолки.

ИРИНА. Какой «пиджачок», какой, какой... Жалко, что не светловолосый. Обожаю беленьких...

Роман чихает безостановочно. Ирина хохочет - умирает.

РОМАН. Нет, серьезно, как вас зовут?

ИРИНА. Забарáл. Пристал, как банный лист. Ладно. Хорошо, уговорил, черт красноречивый. Ирина меня зовут. И-р-и-н-а. Можно - Ираида. Можно - Ирэн. Ирэн - лучше... Ирина-перина. Ирина-картина. Ирина-балерина. Ирина-бамбина. Стихи! Ирка-шмокодявка. Как хотите... (Хохочет.)

МОЛЧАНИЕ.

(удивленно.) Зачем вы руку протянули мне?

РОМАН. Руку?

ИРИНА. Ну, не ногу, а руку, руку вы мне протянули. Зачем?

РОМАН. Чтоб пожать.

ИРИНА. Зачем вы хотите жать мне руку?

РОМАН. Не знаю. Мужики всегда руки жмут друг дружке, когда здоровкаются.

ИРИНА. Мужики здоровкаются? Где вы тут «мужики» увидели? Я ведь вам не «мужики»! Зачем вы протянули руку, ну-ка, сказал? Отвечайте немедленно?

РОМАН. Не знаю.

ИРИНА. Не знаю? Какой быстрый. Сразу надо руки жать... Безобразие!

РОМАН. (молчит.) Нет, ну, серьезно, а?

ИРИНА. Ну, что, что серьезно?

РОМАН. Ну, когда знакомятся, надо ведь руки пожать...

ИРИНА. Да кто вам это сказал? Что вы такое придумали? Только вошли в квартиру и сразу же кидаетесь руки жать?! Ворвались, понимаете ли, в мой одинокий замок, в мое одиночество, в мои тайны и сразу же начинает руки жать? Да вы у меня спросили, хочу ли я этого? Да что вы себе позволяете? Как вам не стыдно? Что такое?! Завтра все скажут, что нужно целоваться взасос, когда знакомишься с незнакомой мадам, так вы что же - кинетесь ко мне и будете меня взасос?! С поцелуями? Со слюнями, да? Да?!

МОЛЧАНИЕ.

РОМАН. (полез назад.) Ну, тогда я пошел, ладно... Я, наверное, не во время...

ИРИНА. Конечно, не во время! Конечно, ступайте! Ворвались к мадам, ночью, безобразие, с поцелуями, что обо мне соседи скажут, что подумают, а?!! Как мне в глаза Ивану Повидло завтра смотреть, а, а, а?!

Роман залез на подоконник, Ирина хохочет.

Какой дурак, Боже, какой дурак, какой дурак...

РОМАН. (чуть не плачет.) Нет, ну серьезно, а?

ИРИНА. Ромочка... Ку-ку в руку! Слезь с подоконника... Обманули дурака на четыре кулака... Ты шуток не понимаешь? Совсем? Абсолюмант?

РОМАН. Нет, я серьезно - шуток не понимаю. Серьезно, вы шутите?

ИРИНА. (передразнивает.) Нет, серьезно - шучу!

РОМАН. (спрыгнул в комнату.) Ну, испугали как... Тогда давайте вашу руку, серьезно познакомимся..

ИРИНА. Руку? (Молчит.) Вот вам моя рука...

Роман держит руку Ирины. Молчат.

... и, если хотите - сердце... (Улыбается.) Я должна присесть?

РОМАН. Можно.

ИРИНА. Пожалуйста.

Присела, наклонила голову.

Вы всегда, через слово повторяете «серьезно». Вы очень серьезный? Да? Знайте, сэр, что я не люблю скучных и серьезных людей. Они отравляют жизнь. И если вы будете отравлять мне жизнь, то я вас, милостивый государь, быстро поставлю на место. Слышите?!

РОМАН. (молчит.) Нет, я все-таки пойду...

ИРИНА. Тут клинический случай. Полное отсутствие всякого присутствия. Это я про ваш юмор. Отпустите мою руку. (Помолчала.) У вас не рука, а ледышка. РОМАН. РОМАН. Ро-ман-чик... Ро-кам-боль... Ром. Рим. Дядя Рома всех порóмит, перерóмит, выромит...

РОМАН. (помолчал.) Тетя Ира всех поирит, переирит, выирит... (Чихнул.)

ИРИНА. А хорошо звучит: «вы-и-рит», да? (Хохочет.) Уж это-то я могу!

РОМАН. А?

ИРИНА. Вам надо согреться, Ромочка. Рюмочка! Рюмочка вина! Прошу!

Подала Роману фужер вина.

Садитесь.

РОМАН. Куда?

ИРИНА. На пол.

РОМАН. На пол?

ИРИНА. Конечно, на пол! Новая мода сейчас! По-китайски. Китай! Сегодня у меня тут Китай!

РОМАН. У вас хорошая квартира. А где вы работаете?

ИРИНА. Разве не видно по мне?

РОМАН. Нет.

ИРИНА. Посмотрите внимательно, ну?

РОМАН. (молчит.) Не знаю. Ну, серьезно, где?

ИРИНА. Садитесь! Дорогой гость! Гасим свет, зажигаем свечи - красота-а-а!

Сели на пол, на какие-то подушки, Ирина зажгла три свечи.

РОМАН. (помолчал.) Красиво у вас.

ИРИНА. (хохочет.) Непростой вы человек! Красоту ощущаете кожей!

РОМАН. А?

ИРИНА. Бэ.

РОМАН. Ну - так где?

ИРИНА. Что - где?

РОМАН. Работаете вы где?

ИРИНА. Я же вам сказала, что по моему лицу видно за километр, где я работаю. Смотрите, смотрите внимательнее, ну, ну, ну, ну, ну?

РОМАН. (молчит.) Не знаю.

ИРИНА. Ну, ну, ну, ну, ну? (Пауза.) Ну, конечно же, в публичке! То есть, в государственной публичной библиотеке! (Хохочет.)

РОМАН. Нет, серьезно?

ИРИНА. В натуре! В библиотеке имени Чехова. Ну, вы конечно же, не читаете книг и это, естественно, отражается на вашем лице. Как говорит наша заведующая: менталитет или, если хотите, ментальность, тех, кто не читает книг такова, что... такова, что... (Захлебывается от хохота.) А знаете, молодой человек, у нас в библиотеке книг непрочитанных - ужас как много! А вы не можете в библиотеку записаться, бессовестный! А там такие авторы! Я их всех не помню даже на лицо! Я их всех по каталогу ищу! Там такие книги стоят! Там их столько, этих книг... ну до потолка! До ебени матери, да! Знаете ли, у нас там книги такие вот толстые... и тонкие, и худые есть... и... и бледные!!!

Хохочет.

РОМАН. Вы все время шутите, теперь я понял! (Тоже смеется.) Нет, ну скажите что-нибудь серьезно, а?

ИРИНА. Милый, ну, не могу я без шуток. Жизнь веселая такая - кошмар! Ромочка. Рокомбольчик. К тому же весна. Сирень, цветет, спать не дает, звезды падают одна за другой, весна, весна, весна... Щепка на щепку лезет... Простите меня, я такая тарахтелка, все время болтаю и болтаю, вы не обращайте внимания... Мне и папа мой говорил всегда: «Ну и шалаболка ты, Ирка...» Я вам не говорила еще, что мой папа был космонавт?

РОМАН. Серьезно?

ИРИНА. Ну да! Я, правда, приемная дочь... А фамилия у папы оч-чень известная. Ее все знают. Иванов. Слышали?

РОМАН. Вроде.

ИРИНА. Он самый первый в космос летал. Знаете, да?

РОМАН. (помолчал.) А Гагарин?

ИРИНА. Ну-у, этот был второй! Папа - первый. Но газеты не сообщали о его полете, он был засекречен... Ах, это такая длинная история, я вам потом расскажу ее! Нет, в двух словах, запутанно и спо-нтан-но расскажу сейчас... Короче: мой папа миллионер. Да. Настоящий папа. Я его дочка. Он скоро приедет... Нет, нет, приплывет за мной на белом-белом пароходе... (Поет.) «Америка России подарила пароход!!! Ча-ча-ча!!! Огромные колеса, но ужасно тихий ход!!!! Ча-ча-ча!!!» (Хохочет.) Да, Ромочка. Мой папа - амери-канец. Да, да, я передумала, сегодня - не Китай, сегодня - Америка!

РОМАН. А?

ИРИНА. Бэ. А вчера был Китай! Знаете, что осталось от Китая? Смотрите!

Неверной походкой пошла к кровати, вытащила из-под нее большой картонный ящик, поставила его между Романом и собой. Огоньки свечек трепещут. Ирина сделала несколько пассов над ящиком. Смеясь, достает из ящика бумажные цветы, куски шелковой материи.

Посмотрите, Ромочка... Это сокровище... Осторожно, не помните... Золото... Мое золото... Мое приданое...

РОМАН. А зачем вы это купили?

ИРИНА. Я не покупала. Я сама сделала. Когда чай открываешь, там в коробочке всегда бумажка золотая. Золотинка называется. Зо-ло-тин-ка. Я эти золотинки собираю всю жизнь. Не могу выкинуть золото на помойку. И делаю себе цветы. Золотинки, золотинки, золотинки...

РОМАН. (молчит.) А эти - они не из золотинок?

ИРИНА. А эти - из конфетных фантиков. Фантики тоже нельзя выбрасывать. Вот, какой синенький фантик, шоколадная конфета под названием» Ласточка»... Мои любимые в детстве конфеты, сейчас таких не выпускают... «Ласточка», «Ласточка»... Она летит в небе, легкая, воздушная, свободная... Видите? В синем небе синяя ласточка... А это - «Утро в сосновом лесу», а это - «Гусиные лапки», а это - «Мишка косолапый»... Нравится?

МОЛЧАНИЕ.

РОМАН. А зачем вы это?

ИРИНА. Некрасиво, разве? Смотри, как светятся, а?

РОМАН. Красиво. Но мне как-то боязно...

ИРИНА. Боязно? Почему?

РОМАН. Они как покойницкие... На венках такие же...

ИРИНА. (Молчит.) Выдумал. Не похоже. Ты врешь, Ромочка. Покойницкие - когда жутко... А тут - радостно... Горят, горят мои цветочки! Я их делаю много лет и так люблю рассматривать... Китай! Китай! Америка! Европа! Сингапур! Египет! Выдумал тоже -покойницкие, говорит! Глупый какой... Посмотри, как блестят! Как у кота яйца блестят! (Хохочет.) Ах, простите, менталитет моих соседей действует на меня, нет-нет, да и скажу гадость!

Смотрит на цветы, перебирает их в руках, улыбается.

Знаешь, милый Ромочка, что у нас за дом? Скоро узнаешь, да, да! О-го! Сплошь пролетариат тут, Ромочка. Ты скоро со всеми познакомишься... Это я просто, чтоб ты знал, какая публика тут... Знаешь, как весело живут? Ого-го! Спиваются, убиваются, вешаются, топятся, дерутся, убивают друг дружку. Вот возьми пистолет, выстрели - никто даже не проснется. В форточку выглянут, скажут: «Тихо, завтра на работу, спать дайте! «, и все. Привыкли. Мне в дверь звонят когда - я пугаюсь. Не потому, что грабителей боюсь - нет, пусть грабят, убивают, мне все равно, у меня нечего грабить. А потому, что опять, думаю, на венок деньги собирают, опять, думаю, кто-то помер, убили, зарезали... Вот так. А где-то там -Америка, Китай, Австралия, и прочие, прочие удовольствия... Где-то там еще Луна, где-то звезды зеленые, а тут - вот. (Пауза.) Видишь, что тут? Про каждого роман можно написать. У Мани вот у твоей дочка была, выпивала часто. Маня привезла ее с фронта в животе. Маня санитаркой была. Привезла дочку. А год назад, Ромочка, дочку поездом раздавило. Пьяная она была, дочка-то Манина... Раздавило. Как Маня мне всегда ревет: «Ее поездом зарезало-о-о, кишочки выдавило-о-о...» Короче: живем в лесу, молимся колесу... (Пауза.) Ах, молодой человек... Понимаешь, Ромочка? Полное отсутствие ментальности...

МОЛЧАНИЕ.

(Ирина встала, идет по комнате.) Понимаешь, Ромочка, как трудно мне приходится среди этих людей? Ведь мой папа, как я тебе уже сказала - американец...

РОМАН. (Молчит.) Нет, серьезно?

ИРИНА. Ну, что, неужели ты не чувствуешь, что во мне бежит, кипит, капает, булькает, плещется через край голубая кровь? Не чувствуешь, «пиджачок»? А ну, посмотри мне в глаза?

МОЛЧАНИЕ.

РОМАН. Вот сейчас почувствовал...

ИРИНА. Ну вот! Теперь смотри дальше!

Открыла дверцу шифоньера, достала огромное пушистое красное боа, запахнула его на шею.

Видал?

Идет, покачиваясь, по комнате.

Натуральный страусиный пух! Из Австралии! И если какая-нибудь сука завтра во дворе скажет тебе, что это у меня курица - плюнь ей в глаза! Страус! Натуральный! Бегал по саванне, его поймали, гада, ощипали и снова пустили на волю, вот так, понял? Так и носится теперь с голым задом по жаре, меня каждый день проклинает, говорит: «Чтоб тебе пусто было с твоей красотой!!!» Это все, что мне осталось на память от папы. Было это положено, Ромочка, в мою колыбельку, в коляску и я с этим страусом была подброшена к чужим людям, на произвол судьбы...

Плачет.

Ты пей, пей... Это «Бордо», из Парижа, специальным самолетом мне привезли... Знаешь, как было, Ромочка-Рюмочка? Меня выкрали от папы. Это было как раз то сложный, трудный для нашей страны период, когда американская мафия очень тесно переплеталась в то время с узбекской мафией, а узбекские мафиози - с русскими... Клубок змеюк поганых! Понимаешь? Вот меня и выкрали тогда. От папы. Это был международный скандал, Ромочка! Да, да! Все газеты писали и моя фотография на первой странице: детское наивное лицо с испуганными глазками на лбу, в глазках ужас, отчаяние, горе, мука, тоска.... И вот такие длинные белые кудри у ребенка - до самой задницы! Прическа называлась, как сейчас помню: «Я у мамы дурочка!» Нет, не так, прическа называлась «Не одна я в поле кувыркалась, не одной мне ветер в попку дул!»..

Хохочет.

РОМАН. (Тоже хохочет.) Нет, ну расскажите правду?

ИРИНА. Ну, куда тебе еще правдивее-то?

РОМАН. Нет, я серьезно не понимаю, вы - кто?

ИРИНА. Шамаханская царица!

РОМАН. Кто?

ИРИНА. Конь в пальто!

РОМАН. А?

ИРИНА. Бэ! Слушай дальше! Я как сейчас помню: мы ехали в Россию по морю! Огромное синее море, и ласточки летают низко - низко, синие ласточки по синему небу, и мне кто-то сказал по-английски: «В-уасточки низко в-улье-тяют - быть дождю... «И тут как хлынуло! Как хлынуло! Воды на пароходе нашем было - по горло всем! Ужас! Чуть не утопило нас! Но мы выжили почему-то... И вот мы едем дальше в Россию. Море такое, значит, пароход... Нет, нет, нет, ты еще подумаешь, что мне семьдесят лет. Нет! Теплоход! Или тепловоз, я забыла! И вот, Ромочка, подьезжаем мы к России и стоят, вижу я, на берегу россияне и россиянки. Ты не поверишь, Ромочка, ну, грязные-ии, ну, блин, как собаки! Как свиньи грязныиии!..

Хохочет.

И стоят они, ковыряют в носу. Нет, в носах. Я и говорю тогда: «Папа, что это? Что это такое?»... Он говорит: «Это и есть россияне и россиянки с их знаменитой на весь мир русской душой! «Я как вскрикнула! Дитя была, а все понимала уже. Вскрикнула и спросила: «Папа, а где же их менталитет?! «Нет, нет, вру, папы не было, был кто-то из мафии, я забыла! Ведь это было... десять лет назад, мне только-только исполнилось восемь лет! Ну и вот, дальше! Этот кто-то из мафии, ну всю дорогу, козел, держал меня, девочку крохотную, под прицелом пистолета! Нет, автомата! Ну, короче, высадились мы на берег России и тут началось, и началось, и началась заваруха... Сначала сталинизм, потом застой, потом перестройка - ужас! А меня отдали на воспитание одному полковнику КГБ. Он был космонавт. Да, да! Весь этот дом принадлежал ему. Вот там, где ты живешь - была моя спальня, моя детская комната. Вся квартира Мани принадлежала мне одной... (Молчит.) Я никогда не хожу в гости к Мане-мороженке. Не могу... Не могу смотреть на стены, на эти потолки в ее квартире, не могу слушать, как Маня ноет про свою жизнь... Не могу, Ромочка! Не могу я их всех, Богом проклятых, соседей моих, слушать, не могу, повеситься мне хочется от их рассказов... (Тихо.) Как мы хорошо жили, когда я была маленькая... Какое у меня было теплое тихое детство... И как я быстро постарела, как быстро, Ромочка, в один день... (Пауза.) Ну, дальше расскажу тебе... жили мы тут с папой полковником жили, но тут грянула революция и нас раскулачили к херам собачьим. Папа сразу умер к ебене матери и весь наш дом заселили Манями-мороженками...

РОМАН. (хохочет.) Теперь понятно! Это все была шутка! У вас хорошее настроение!

ИРИНА. (молчит.) Íутка? А теперь посмотри сюда, «пиджачок».

Достала из ящика стола пистолет, направила на Романа.

А ну-ка, руки вверх...

Пауза.

От первого папочки в наследство мне досталось боа, а от второго - это вот...

Молчит, улыбается.

Если ты думаешь, что это зажигалка, то ошибаешься... Работает, как часы... Я им еще ни разу не пользовалась, но думаю, когда мне понадобится, он выполнит мое желание...

Помолчала, повертела пистолет в руках, сунула в ящик.

МОЛЧАНИЕ.

РОМАН. Напугали как...

ИРИНА. (идет по комнате.) Пей. Сколько тебе лет?

РОМАН. Двадцать.

ИРИНА. Врешь. Ну да ладно. Плевать. Итак, Ромочка, начали! Представь себе такую картинку...

Закуталась в лиловый кусок шелка.

Это мой любимый цвет, кстати, если ты захочешь сделать подарок... лиловый цвет. Ли-ло-вы-й цвет... У сирени лиловый цвет тоже. Ну, или синий, ближе к ли-ло-во-му... Ли-ло-вый цвет... Ли-ло-вый. (Молчит. Весело.) Итак, мы с тобой в Америке. Ты - сын президента, я дочь миллионера... Встретились. В сказочном загородном одиноком замке. Так он и называется: «Замок одиночества»... Только не «Одно-ночества», а «Один-ночества»... Понял? Не спутай! Ну? Добрый вечер господин Роман...

РОМАН. (Молчит.) Что я должен говорить?

ИРИНА. Приличные люди, дети президентов, когда встречаются с кем-то, всегда говорят: «Здрасьте...»

РОМАН. (Молчит.) Поздоровкаться надо?

ИРИНА. Да, да, поздоровкаться надо, «пиджачок»... (Прислушалась к музыке, которая звучит в ресторане «Ландыш».) Слышишь? Нет, нет, послушай! Как хорошо... Как кстати, как вовремя эта музыка из родимого ресторана с поэтическим названием «Ландыш»... Ну?

Роман молчит.

Итак, итак, итак, итак - «Замок одиночества». Вечер. Свечи. Музыка. Я в боа. Ты во фраке и с черной бабочкой на шее. Добрый вечер, господин Роман...

Роман долго молчит. Улыбнулся.

РОМАН. Здрасьте.

ИРИНА. Не «здрасьте», а - «Добрый вечер, Ирэн...»

РОМАН. (Молчит.) Добрый вечер, Ирэн...

ИРИНА. Добрый вечер, милый. Прекрасная погода, не правда ли?

РОМАН. Правда.

ИРИНА. Когда цветет сирень - у меня светло на душе, милый. А как тебе этот чудный запах? Ты чихаешь, я знаю...

РОМАН. Нет. У меня тоже светло на душе...

ИРИНА. Правда? Милый, чтобы встретиться со мной, ты ехал в этот замок на машине... Вон она стоит, у белой террасы, возле голубых елей, я вижу. Красная «Тойота»...

РОМАН. Да, красная.

ИРИНА. Ты вошел и сразу ворвался сюда этот горький запах кожаных вещей. В дорогу ты надел кожаную куртку, кожаные перчатки и высокие кожаные сапоги. Твоя одежда так резко, пронзительно пахнет. Кожаные перчатки и кожаная куртка, кожаная куртка и кожаные сапоги... Есть в этом что-то необычайно грубое. Еще от тебя пахнет гарью, бензином, придорожной полынью и пылью, пылью, удушливой пылью.... О, этот запах! Только что здесь пахло черемухой, сиренью, свежим вином, виноградом, свечами и яблоками, пахло чистым мальчиком, а теперь...

РОМАН. Ты была не одна? Здесь был мальчик?

ИРИНА. Ах, не ревнуй! Был тут один мальчик. Его звали почти как тебя. Тебя - Рóман, его - Ромáн... Он, правда, был беленький, белобрысый. Обожаю светловолосых... У меня с ним был маленький ро-ман... Но дальше... Милый, прошу тебя, пообещай мне, что ты больше никогда, никогда, никогда не будешь ездить на автó. Пожалуйста! Лучше на велосипеде. Это романтичнее и полезнее для природы. Я сяду на багажник твоего велосипеда и ты меня повезешь отдыхать - купаться и загорать... Куда-нибудь в Арканзас, в Лексингтон, в Вашингтон, в Миссисипи... Нет, это не солидно, на багажнике велосипеда. Я дочь миллионера, ты сын президента и что же мы, как босяки? На лисапете? Фу! Нет. Ну, ладно, продолжим беседу. Милый, как дела у твоего папочки президента? Он договорился, наконец, о чем-нибудь с этими росси-ана-ми, которые постоянно вооружаются своими страшными зверскими ракетами?

РОМАН. (Помолчал.) Об этом писали наши газеты.

Ирина хохочет.

ИРИНА. Ого-го! (Пауза.) Я не читаю газет.

РОМАН. Я тоже.

ИРИНА. Какой вы грамотный.

РОМАН. Такой я грамотный.

ИРИНА. Я сам с усам?

РОМАН. Я сам с усам. (Чихнул.)

Смеются.

ИРИНА. Мы с тобой далеки от политики, милый.

РОМАН. Мы думаем о любви, милая.

ИРИНА. Политика - это смерть, милый.

РОМАН. Любовь - это жизнь, милая.

Улыбаясь, смотрят друг другу в глаза. МОЛЧАНИЕ. Ирина хохочет.

ИРИНА. Я сам с усам?

РОМАН. Я сам с усам.

ИРИНА. (помолчала.) Ромочка, да ты не»пиджачок»... Неплохо получается... Дядя Рома всех порóмит, перерóмит, выромит! Дальше, дальше! Скажи, милый, сколько милльенов долларов у твоего папочки на счете?

РОМАН. В банке?

ИРИНА. Ну, конечно, не в чулке! Ну да - в банке! Но только в бан-ке, а не в бан-ке!

Показала руками, хохочут оба.

Ну, сколько? (Пауза.) Ну, что ты напряг извилину, милый? Ты должен знать такие вещи про папочку. Ну?

РОМАН. (молчит.) Пять. Нет, кажется, десять...

ИРИНА. Фи! Фи! Фи! Фи! Фи! А у моего - сорок, вот такушки! Но! Но! Но! Это ничего, ничегошеньки не значит! Ведь мы любим друг друга, а это, и только это, главное в нашей жизни! Как ты думаешь, милый, твой папа-президент разрешит тебе жениться на дочери простого задрипанного американского миллионера?

РОМАН. Он будет счастлив соединить капиталы.

ИРИНА. Ого?!

РОМАН. Ого.

ИРИНА. Ого-го?!

РОМАН. Ого-го.

Хохочут.

ИРИНА. Ну, конечно, он преследует свои меркантильные цели, этот твой папочка, гнусный капиталист! Но нам-то, двум влюбленным - это на руку! Мы поженимся и будем счастливы! Наша свадьба! Я в белом платье за милльен долларов! Отпад! Все падают от зависти налево и направо! А ты их штабелями укладываешь! И я стою на сцене и пою: «Америка России подарила пароход!!!! Ча-ча-ча-ча!!!! Огромные колеса, но ужасно тихий ход!!!! Ча-ча-ча-ча-ча!!!»

РОМАН. А что это за песня, милая?

ИРИНА. Не бери в голову! Эту песню пели сто лет назад и я пою сегодня песни моей молодости! Ах, я разболтала тебе все тайны!

Кружится по комнате. Остановилась, протянула руку Роману.

Милый, дай мне руку! У меня голова кружится от счастья... Прости, милый, что у меня такие красные руки, грубые красные руки... Понимаешь, моя прислуга в отпуске и я сама, самолично, как крестьянка, а не миллионерша, сама сегодня мыла посуду, стирала белье, вытирала пыль... Прости меня. Думаю, скоро слуги вернутся и я больше никогда не буду делать эту грязную-прегрязную работу...

Смеется.

РОМАН. У тебя очень красивые руки.

ИРИНА. Серьезно?

РОМАН. Серьезно.

ИРИНА. Абсолюмант?

РОМАН. Абсолюмант.

МОЛЧАНИЕ.

ИРИНА. Ах. Милый, скажи теперь с сожалением: «Ах!»

РОМАН. Что случилось, дорогая?

ИРИНА. «Ах!», говорю я горько и мое «ах» летит и замирает в самом дальнем и пыльном запаутиненном уголке «Одинокого замка»!... Мое печальное» ах»проплывает по всем дорожкам и аллеям парка и прячется в темной рощице у горы... Ах, милый, ах!!!

РОМАН. Что такое, дорогая?

ИРИНА. Ах, милый... Маленькое несоответствие... Я забыла, мой бо-ой... нет, бой-бич... забыла совсем я, что я старше тебя...

РОМАН. Ерунда.

ИРИНА. Ты так считаешь?

РОМАН. Конечно. Чепуха.

ИРИНА. Нет. Все не так просто, дорогой. Я превращусь в гнусную старую старуху, а ты все еще будешь молодцом и ты меня возненавидишь, возьмешь грех на душу да и отравишь, высыпав из перстня с сапфиром в мой бокал с оранжадом несколько кристаллов цианистого калия и - я гикнусь! Перекинусь! Или, что еще хуже в сто раз, ты возьмешь и пристрелишь меня из этого вот пистолета, как собаку... Нет! Мы должны быть одного возраста, чтобы потом умереть в один день, нажившись на белом свете до отвала... Понимаешь? И я знаю выход! У папы моего много мильенов и он может дать мне парочку-троечку-четверочку миллиончиков, чтобы я сделала бы себе тран-сплан-та-ци-ю...

РОМАН. Нет. Нет.

ИРИНА. Почему? Почему ты так резко сказал «Нет»?

РОМАН. Потому что - нет.

ИРИНА. Ты не хочешь, милый?

РОМАН. Мне страшно. Резать твое тело ножом... Нет. Нельзя.

Ирина молчит, смотрит, улыбаясь, на Романа.

ИРИНА. Вот тебе и «Ваня-питерский»... Вот тебе и «пиджачок»... Нет. Ро-ма. Ро-ман. Роман-чик... Манн. Мэн. Ро-мэн. (Пауза. Быстро.) Есть выход, другой выход. Очень просто. Те же самые миллиончики помогут нам с тобой, дорогой. В Сан-Франциске или в Чикаге - я забыла! - есть один НИИ. Научно-исследовательский институт. Они проводят опыты над обезьянами. Замораживают их. Чтобы они не старели. И вот меня тоже заморозят, как макаку-черную-каку. За бабки, конечно же... И вот потом, потом, потом, потом, потом, когда тебе будет столько же, сколько и мне сейчас...

РОМАН. Сколько?

ИРИНА. Военная тайна!

РОМАН. Нет, серьезно, сколько тебе?

ИРИНА. Тихо, господин сын президента Соединенных штатов Америки... Что с вами? Ты мне не тычь, я тебе не Иван Кузьмич. У Ивана Кузьмича голова из кирпича... Ясно?

РОМАН. (Молчит.) Ясно.

ИРИНА. Обиделись, сэр? Соблюдайте приличия и я не буду вас отшивать.

РОМАН. Сколько вам?

ИРИНА. Дальше! Когда тебе будет столько же лет, сколько мне сейчас...

РОМАН. Сколько?

ИРИНА. (не слушает.).. и эта цифра будет спрятана в черном конверте, в сейфе, в подземельи этого НИИ, чтоб никто не догадался, что эта песня обо мне, так вот, когда мне будет столько же, сколько мне сейчас, мы и поженимся... То есть, я заморожу себя, а потом разморожу. Сь. Сь. Да, да, - «сь», «сь»... Как камбалу, как мойву, как хек меня будут держать в холодильнике много лет... Грустно! Одиноко! Холодно! (Хохочет.) Какая я пьяная стала! Как хорошо мне стало, Ромочка милый! Как хорошо! Америка России подарила пароход... Огромные колеса, но ужасно тихий ход... Хелло-у, Долли!!! Ты пришла-а, Долли!!!! Та-тра-та-тра-тра-та-та!... (Кружится. Остановилась.) Ты обещаешь мне, что не станешь, что не будешь мне изменять, пока я буду там, в морозилке? Нет? Посмотри мне в глаза, милый? Не плавай по поверхности моих глаз, посмотри мне в глаза, ну?!.. Нет, не в глаза, посмотри мне в душу, а я в твое сердце и пообещай мне...

РОМАН. Обещаю.

Ирина пьет вино, ходит по комнате, качается.

ИРИНА. Пообещал. Пообещал. Дерьмо. Мне тоже один пообещал, дерьмо... Все вы дерьмо на палочке. Пообещал он... Не ври. Не ври. (Молчит. Негромко шепчет.) Америка России подарила пароход, огромные колеса, но ужасно тихий ход... Так я тебе и поверила, Ромочка... Обещаю, люблю, до гроба вместе, мы ангелы, не люди... Да, да! Да, да... Так и поверила. Так прямо и побежала замораживаться, в мойву превращаться, оставив тебя тут... Íиш тебе. Врешь, дерьмо... Все врете...

МОЛЧАНИЕ. Ирина смотрит в окно, курит, ветер трогает ее волосы.

Однажды ты встретишь девочку, полюбишь ее. И однажды ненадолго уедешь. Потом вернешься. И все, кажется, нормально будет. Но пока тебя не было - она изменила тебе. Из любопытства, похоти изменила. Ты вернешься, а она не расскажет тебе правды. И будет как ни в чем не бывало смотреть в твои глаза, улыбаться, целовать тебя, гладить тебя руками по плечам, по рукам, будет гладить тебя теми же ладонями, которыми вчера только, вчера она гладила другого... ласкала его, ложилась с ним в чистую постель. А на следующий день с тобой - как ни в чем не бывало... Милый Ромочка, какая ждет тебя и всех-всех страшная жизнь впереди. Стоит и дожидается, и ухмыляется, зубы черные показывает... (Бормочет.) Ее поездом раздавило, кишочки выдавило... Америка России подарила пароход... Америка России... но ужасно тихий ход... (Пауза.) Лучше умереть, лучше не появляться на свет, чем эти мука, мука, эта вечная Ложь...

Пьет из бокала вино, смотрит в темный двор.

Когда я много-много выпью, нажрусь, как следует, начинаю мечтать, летать и вижу наш маленький шарик из космоса. Маленький зеленый клубочек в черном космосе. Все такое крохотулечное вижу, крохотное. Как муравьишки все. Вот в Африке - черные муравьи, вот в Китае - желтые муравьи, вот в России - белые, бородатые, некрасивые муравьи. Ползут все по своим делам-заботам по зеленому шарику. Такие ма-а-аленькие. И дела у всех, заботы, любовь и смерть - крохотулечные... Но важные для муравьев. А над ними стоит огромная такая тетя в черном плаще. У тети в руках миллиард тоненьких ниточек. И она дергает за эти ниточки и все-все-все муравьи, все до единого - и черные, и белые-бородатые, и желтые, и синие, и пегие - все врут. Потому что зовут эту тетю «Тетя Ложь-тетя Смерть». И именно она-то и правит всем-всем в мире, милый... Если б знал ты, какая гадкая жизнь у тебя впереди, если б знал...

Пауза.

(бормочет.) Ее поездом раздавило, кишочки выдавило-о... Америка России подарила пароход... Музыка... Слышишь? Это любимая... Они всегда играют это, когда заканчивают вечер... Слышишь? Нет?

Ирина слушает музыку, которая несется из ресторана «Ландыш», подпевает.

Как я сегодня хорошо напилась, как мне хорошо... Буду спать спокойно, покойно, покойница, покойно... Во саду ли в огороде бегала собачка... (Смотрит в окно.) Опять звезда упала... желание, желание, желание... (Молчит.) Ах, сэр, простите меня, я отвлеклась! Дорогие друзья, мы продолжаем наш репортаж. Мы передаем его по всем каналам Интервидения. Работают все радиостанции! Мы в «Одиноком замке»... Здесь встречаются дочь миллионера и сын президента Соединенных штатов. Посмотрите налево, посмотрите направо... Свечи, красная «Тойота», яблоки, бабочка, фрак, зеленые аллеи... (Поет.) Оба-на, да оба-на, вся Европа е-ба-на!

Упала на диван, хохочет. Встала.

Простите... Простите меня, господа... Извиняюсь... (Тащит за собой по полу кусок шелка, снова идет к окну.) Какой запах... Как хорошо... Америка России подарила пароход... Огромные колеса, но ужасно тихий ход... Вот, привязалось... как хорошо... как хорошо...

Молчит, курит.

Самое отвратительное на свете, мальчик - женский алкоголизм... Ты его сейчас во всей красе наблюдаешь... Я как свинья в апельсинах ежевечерне... Где стол был яв-ст-в, там гроб стоит... Нет, где гроб был яв-ст-в, там стол стоит... (Хохочет.) А у нас над домом два ангела лепных... Они милуются сто лет друг с другом... У них крылышки отбиты, носы обломаны... Но я каждую ночь слышу шелест такой: свет везде погаснет и они взлетают! И улетают к звездам, Ромочка... Здесь, на земле, они только тянутся друг к другу, губки подставляют, не целуются на грешной земле, а уж там-то, на небесах - от души... Я выключаю свет и вижу, и вижу, и слышу, каждую ночь, каждую, слышу, как они улетают, как они любят друг друга... А утром возвращаются и замирают. Я сто раз слышала шелест их поломанных каменных крыльев... крыльев... Как я завидую им... Они сто лет так любят друг друга, две половинки, одно целое, любят, любят и не изменяют друг другу никогда, никогда, никогда - не лгут, не лгут... Села на пол.

Это что такое? Бомба взорвалась где-то?

РОМАН. (молчит.) Мотылек в стекло, в окно ударился...

ИРИНА. Мотылек... мотылек... Ночная бабочка мотылек... А мне показалось... (Пауза.) Ромочка? Ты засыпаешь?

РОМАН. Нет.

ИРИНА. Нет?

РОМАН. Нет.

ИРИНА. Нет - нет или нет - нет?

РОМАН. (улыбается.) Нет - нет.

ИРИНА. А может быть: нет - да?

РОМАН. Нет. Нет - нет.

ИРИНА. Нет - нет. Да - да, да, да. Нет, нет, нет... Вы поедете на бал? Да и нет не говорите... Не говорите... (шепотом.) Смотри, Ромочка... Паучок! Он на ниточке, на серебренной ниточке спускается с потолка, сюда, к нам, в нашу компанию, смотрите, Ромочка, какой он красивый, какой он крохотный, и ниточка у него серебренная и какая у него заботы посреди ночи важная... Он плетет свое серебренное гнездышко, для своей крохотной серебренной семьи... Это примета! Завтра мне будет письмо... Да, да!

Завороженно смотрит на паучка, который спускается в пламя свечки.

Да, завтра я получу письмо из Америки! Папочка нашел свою девочку! Он три миллиарда долларов угрохал, убабахал на ее поиски! Чтобы разыскать ее живую или мертвую! Он снарядил экспедицию, ес-пе-ди-сы-ю, в Китай, даже в Китай! Они там рогом всю землю китайскую перерыли. Они там всех китайских девочек перещупали, пережамкали, все искали дочечку папочке... Но ни одна из них, из страхолюдин, страшных, как германская война, не были похожи на меня, на красавицу! Тогда они пошли от Китая дальше, дальше - бац! - Россия-матушка бедная! Как вошли они в нее, так в штаны от увиденного и наклали: холодрыга несусветная, ложек-вилок нету, все руками жрут, зимой по городу все на лыжах ездят, потому что сугробы в три метра, а в сугробах медведи и волки, людей загрызают, да какие там люди, что-то непонятное, без мен-та-ли-те-та, а тараканы-клопы в России! Мама! Размером с тарелку тараканы-клопы, по улицам носятся, носятся, кровушку у всех пьют! А моли, моли кругом - ужас! Моль, как воробьи крылатая! Аэродромов нету, ес-пе-ди-сия, бедная, возле каждого города с парашютами прыгала на башки россиянам, на их башки сваливалась! И все искали и искали, и все спрашивали, и все спрашивали и спрашивали: «Где моя дочечка, где моя дочечка, где моя дочечка?!»...

Молчит.

Сгорел... Сгорел паучок...

МОЛЧАНИЕ.

Достала из кармана мелочь, считает ее улыбается.

А я все думаю, что это за музыка у меня в ушах, а это денежки, денежки, денежки в кармане бренчат, денежки, я всегда считаю мелочь, люблю считать мелочь... мелочь... Мелочовка... (Считает.) Десять, сорок, пятьдесят четыре... Пятьдесят четыре копейки... То есть, пятьдесят четыре цента... На «чай»... Пятьдесят четыре...

Пауза.

РОМАН. Мы поедем в загородный ресторан?

ИРИНА. А?

РОМАН. Мы поедем в загородный ресторан?

ИРИНА. Что ты сказал?

РОМАН. Милая, мы поедем с тобой в загородный ресторан?

Пауза.

Ирина смахнула слезы, улыбнулась Роману.

ИРИНА. Вы поедете на бал... «Да» и «нет» не говорите... Во-саду-ли-в-огороде... (Пауза.) Поедем. Конечно. Завтра все газеты напишут об этом. Дочь миллионера и сын президента обедали вчера в загородном русском ресторане «Дача»... Они слушали русские народные песни «Халя-маля, баля-маля», смотрели зажигательные танцы, «Казачок» и ба-балайку. А когда они ехали обратно, напишут газеты, он был за рулем... Ах, опять пахнет кожей, гарью, бензином, хорошо, что свежий ветер в лицо, он гонит прочь эти запахи и пахнет кузнечиками, свежескошенной травой, солнцем... Газеты напишут: она была в белом платье, на шее у нее был огромный белый шарф, ветер, ветер, ветер, автó открыто, шарф замотался на колесо и она была задушена, как Айседора Дункан. Сын президента рыдал у ее трупа... Она лежала, вытаращив глаза и высунув язык на пле-чо-о-о... Пиздец котенку, больше срать не будет... Точка. Вот и съездили в ресторан «Ландыш», итит твою мать...

Хохочет.

Все. Хочу спать. Иди домой. Надоело мне все, все, все... Нет, постой. Спойте мне песенку на прощание, вкуснопахнущий мальчик... Я спать хочу... Ну? Я хочу песенку на прощание...

РОМАН. Что спеть?

ИРИНА. Песенку... Песенку...

РОМАН. Какую?

ИРИНА. Какую хотите... Все равно. Хоть из радио - все равно, абсолюмант...

РОМАН. Я не знаю.

ИРИНА. Вспомните. Так грустно. Хочется песенку...

РОМАН. Серьезно?

ИРИНА. Серьезно. Пожалуйста. Песенку.

Сидит на полу, обхватив колени руками. Голову положила на колени, смотрит на Романа.

Молчат.

Роман вдруг негромко поет:

РОМАН. «Калинка, малинка, малинка моя. В саду ягода малинка, малинка моя».

Молчат.

ИРИНА. (улыбается.) Все?

РОМАН. Все.

ИРИНА. А дальше?

РОМАН. А я дальше не знаю.

ИРИНА. Да? Ну, тогда еще раз то же самое.

РОМАН. Серьезно?

ИРИНА. Серьезно.

РОМАН. (помолчал и снова негромко поет.) «Калинка, малинка, малинка моя... В саду ягода малинка, малинка моя...»

МОЛЧАНИЕ.

ИРИНА. Белиссимо... Как говорит итальянская мафия: белиссимо, белиссимо... Это, кажется, из репертуара Краснознаменного ансамбля песни и пляски, да?

РОМАН. (улыбается.) Не знаю.

ИРИНА. Калинка, малинка моя... Калинка... (Пауза.) Там еще есть продолжение...

РОМАН. (молчит.) Я не знаю.

ИРИНА. А я знаю. Под сосною, под зеленою спать положите вы меня... Спать положите вы меня... Спать положите... Спать... Скажи: «Бултых»...

РОМАН. Бултых.

ИРИНА. Бултых. Бултых. В омут - бултых... Бултых, бултых, бултых...

Дунула на свечку.

Бултых... Мальчик... Вкусный мальчик... Серьезный мальчик... «Пиджачочек»... Вкуснопахнущий мальчик...

ТИШИНА.

... Ангелы, что на крыше сидели, и впрямь, дождавшись общей темноты и тишины, очнулись, ожили, чмокнули друг друга звонко, на весь двор.

А потом, гулко хлопая полуобломанными крыльями, коряво взлетели и унеслись.

К звездам, в черное небо.

ТЕМНОТА.