Философская рациональность: место и время

Достаточно бросить самый беглый взгляд на мировую историю, чтобы заметить, что примерно в одно и то же время в разных регионах возникает стремление к поиску абсолюта, к философствованию. Откуда берется это стремление? Почему человек не довольствуется тем, что открывается ему в мире без всякой философии?

Человек обладает не только позитивной, но и негативной определенностью. Он состоит не только из того, что у него есть, но и из того, чего у него нет. «Я знаю, что я ничего не знаю» - констатирует Сократ. Эта констатация означает, что человек открывает для себя, что до тех пор, пока он не имеет знания о мире и о себе, он остается незавершенным, неполным. Стремление к полноте, достигаемой в познании, означает стремление к абсолюту, достижение (или создание) которого означало бы завершение одновременно и познания и самого человека.

Оставив «за скобками» непосредственную данность предметного мира, философия погружается в исследование мира, конструируемого сознанием, полагая его более «организованным», а стало быть, более простым и понятным, чем спутанный «подобно клубку заплесневелой травы» мир реальной жизни. Можно сказать, что классическая философия ищет свой предмет в свете чистого разума, не потому, что он потерян именно там, а потому, что там просто светлее.

Но в этом и состоит привлекательность классических учений. Для них характерен ясный и простой схематизм, чистосердечная вера в скорое открытие всей полноты истины, непоколебимая уверенность, с которой утверждаются формулы, полагаемые последними и окончательными. Все это создает впечатление завершенного, определенного, насквозь прозрачного мира, в котором уже нет проблем.

Идеалом классической метафизики становится абстрактная «абсолютная истина», лишенная временных и пространственных координат, видимая «с никакого места» и не привязанная к какому-то определенному времени («вечная истина»). Однако, к ХХ веку в философии возникает т все более укрепляется убеждение в том, что такая «абсолютно нейтральная», «универсальная» истина – утопия, а классическая рациональность традиционной философии весьма склонна к утопизму.

Отсюда возникает стремление к тому, чтобы «перевернуть страницу», преодолеть традиционную метафизику и совершить радикальный «поворот» философского мышления, т.е. вести в него пространственные и временные координаты.

Каждое новое поколение входит в жизнь со своим комплексом притязаний и ожиданий и их сосуществование в одном хронологическом времени создает его внутреннюю напряженность, в результате которой то или иное поколение становится центром исторических событий. Но действительная смена поколений состоит не в том, что новое поколение иначе решает те же вопросы, которые занимали предшественников, а в том, что эти вопросы становятся просто неинтересными, устаревшими.

С новой точки зрения уже анахронизмами выглядят многие оппозиции классической философии: материализм – идеализм; объективное – субъективное; рациональное – интуитивное и др.

КОНЕЦ

Уловить идеально-числовую, математическую закономерность, которая, хотя и управляет этим хаосом, но сама-то не есть хаос, а идеальный, логический строй и порядок. [Физика- наука о вечном движении, повторении и воспроизведении. Отсюда и идея ЗАКОНА]

Если два организма совершенно несходны в своем развитом и законченном виде, то как же могут не быть принципиально разными их зародыши (Лосев).

Каждый народ создавал свои мифы, предания и легенды. В них сказалась "душа" народа, его помыслы, надежды и стремления, его представления о бытии, природе и самой жизни.

Из недоверия к воображению со стороны рационалистической (научной) философии вело к пониманию мифологического мышления как некоего антипода научному, как чисто фантастического мышления. Так мифологическое мышление принималось за мышление первобытное и примитивное (инфантильное).

Многие философы-классики пренебрегали воображением. Они видели в воображении помеху для познания (чистую иррациональность как противоразумность). Они отождествляли аффективное состояние с деятельностью воображения, ставили знак равенства между воображением и аффектом. Между тем, воображение - это скорее сублимации аффекта, его преодоление, замещение, метаморфоза. Воображение есть форма познания "имеющая наиболее древний познавательный опыт и язык, но при наиболее загадочном шифре" (Голосовкер, 11).

Для воображения существует иная система действительности, чем для здравого смысла. Следовательно, категории, лежащие в основе логики воображения будут иными, чем категории логики здравого смысла. Система эстетической (мифологической) [воображаемой] действительности есть онтологическая проблема, ибо она есть "бытие", хотя и воображаемое бытие. Но!

Мифотворец придает этим "смыслам", порожденным его страстными желаниями и грезами, форму общеизвестных обычных вещей, совершающих неизвестно как и почему, необычные и невозможные (с точки зрения здравого смысла) акты и функции.

Миф это не любое высказывание, только в определенных условиях речевое произведение становится мифом.

никнуть из природы вещей.

Поэтому могут быть древние мифы, но не может быть мифов вечных. Сущность мифа не определяется ни тем, о чем он повествует, ни его материальным носителем (речь, текст, обряд, игра, любая вещь, выступающая как знак - все, что может быть использовано как сообщение). Только человеческая история способна превратить реальность в слово и только от не одной зависит жизнь и смерть мифического языка.

В мифе мы обнаруживаем три основных семиологических элемента: Означающее, означаемое и знак. Особенность мифа заключается в том, что он создается на основе некоторой последовательности знаков, существующей до него; миф является вторичной семиологической системой (Барт).

В мифе (и в этом заключается его главная особенность) означающее уже образовано из знаков языка.

Риторические формулы (тропы: метафора, метонимия, синекдоха и фигуры: гипербола, оксюморон, катахреза, элипсис) в мире мифа суть не скрытые сравнения, не уподобления – они конкретные существа и предметы, или свойства и качества вещей, или действительные акты.

Донаучный ум не знает "реализма законов". Он знает только "реализм вещей". Поэтому его воображаемые образы и даже метафоры суть для него вещи. И хотя, в сущности, они лишены материальной структуры и организации, причинно объясняющей их функции, и являются часто только видимостью, "якобы вещами" и даже, скорее, только смыслами в виде образов (т.е. скорее ноуменами, чем феноменами), тем не менее миф относится к ним как к вещам, оперирует ими как вещами.

Науку интересует не само реальное напряжение бытия и само бытие, а его теория: формулы и законы. Миф же есть само бытие, сама реальность, сама конкретность бытия. Миф совершенно противоположен абстрактной научной формуле или "закону". Всякий миф сам по себе есть некий субъект. Миф всегда есть живая, действующая личность. Миф не гипотетическая, но фактическая реальность, не функция, но результат, вещь, не возможность, но действительность, и притом жизненно и конкретно ощущаемая, творимая и существующая.

Мифическое сознание совершенно непредсказуемо и наивно, общепонятно; научное сознание необходимо и обладает выводным, логическим характером; оно - не непосредственно, трудно усвояемо, требует длительной выучки и абстрактных навыков.

Общий итог: миф не есть научное и, в частности, примитивно-научное построение, но живое субъект-объектное взаимообщение, содержащее в себе свою собственную вне-научную, чисто мифическую истинность, достоверность и принципиальную закономерность и структуру.(???)

Мифология не предшествует науке, наука не появляется из мифа и, главное, наука не побеждает миф (ибо как можно победить нечто совершенно иное) Более того, как раз утверждая свою победу, наука и вступает на почву мифотворчества.

Уже на первобытной ступени своего развития наука не имеет ничего общего с мифологией, хотя в силу исторической обстановки, и существует как мифологически окрашенная наука.

Научная истина плавает в мифологии, да и сама наука в целом является мифом, великолепным европейским мифом.

Миф не есть метафизическое построение, хотя есть очень большой соблазн спутать мифологию с метафизикой (Конт).

Мифология не есть фантастика, не есть идеализм (философский?), не есть наука. [Религия тоже не есть ни фантастика, ни идеализм, ни наука, ни метафизика, ни спиритуализм]