Яну Бялоблоцкому в Соколово

[Варшава.] Четверг, [8] сентября [1825]

Дорогой и милый Ясь!

Extro, extra, extrissime [очень, очень, в высшей степени] обрадовало меня Твое письмо, потому что, прочитав его, я представил себе Соколово, то воскресенье, панталеоны (Панталеон — от имени изобретателя Панталеона Гебенштрейта (конец XVII в.) —первоначальное название усовершенствованного чембало; это был струнный инструмент большого размера, в котором удар по струнам осуществлялся палочками; в XVIII в. это название перешло на некоторые виды фортепиано, в особенности на те, у которых молоточки били по струнам сверху. Шопен часто употребляет это название для обозначения фортепиано.), яблочки и тому подобные приятно проведенные минуты. Но, extro, extra, extrissime, мне досадно, когда я подумаю, как удивило Тебя столь долгое мое молчание, и то, что Ты не получил от меня письма с вернувшейся в Шафарню коляской. — Не удивляйся, а вспомни, когда я начинаю писать письма! И кроме того, сколько ожидало меня полок, шкафчиков, ящиков, сколько сот экземпляров нот, лежащих в беспорядке на фортепиано, вперемежку, как горох с капустой (Польская поговорка.) (это даже оскорбительно Гуммелям (Иоганн Непомук Гуммель (1778—1837) — выдающийся пианист (чех по происхождению), композитор, дирижер и педагог, ученик Моцарта. Его концерты в Варшаве в 1828 г. были крупнейшим событием сезона. Впоследствии Шопен встречался с Гуммелем в Вене.), Рисам, Калькбреннерам, которые в столь обширной республике по воле судьбы очутились рядом с Плейелем (Речь идет о каком-нибудь сочинении Игнаца Плейеля (1757—1831) — плодовитого австрийского композитора и музыкального издателя, основавшего в Париже, куда он переехал в 1775 г., известную фабрику фортепиано; его сын Камилл (1788—1855), тоже композитор и пианист, возглавил фирму; в Париже Шопен был в дружеских отношениях с К. Плейелем. Ему посвящены Прелюдии ор. 28 Шопена.), Гемерлейном и Гофмейстером (Фридрих Гофмейстер (1782—1864) — лейпцигский нотный издатель.)!). — А к тому же, Мацеёвский, Ясиньский, Матушевский, Концевич, Дзеконьский (Профессора Варшавского лицея: Вацлав Александр Мацеёвский (латынь и греческий), Владислав Ясиньский (математика), Михал Матушевский (физика), Людвиг Концевич (история и география) и Томаш Дзеконьский (польский язык).), — этот предстоящий [экзамен на] Maturitas [аттестат зрелости]! Надеюсь, что, дав Тебе эти разъяснения, я тем самым уже дал Тебе отчет, и надеюсь, что в письме из Соколово меня не ждет нагоняй! Итак, сбросив с себя основную тяжесть, причем тяжесть двойную, так как ведь не только закончено excuse [извинение], но вместе с тем и вступление, и начало письма, что меня всегда приводит в затруднение (прости, что подмешал немного «макарон» (Макаронизм — употребление иностранных слов вперемежку со словами родного языка.)), — я приступаю к реальной, буквальной, alias [иначе говоря], письменной корреспонденции и сообщаю Тебе, 1-mо [primo — во-первых], что мы все здоровы. — Во-вторых, что у нас новый «скубент», сын брата Теклы Чаховской и наш племянник — Юльюш Чаховский (Юльян Петр Чаховский — родственник Шопена по матери.), который всё время зовет сестер — Тетя Зузя, Тетя Людвися, Тетя Изабелка, Тетя Эмилька, а меня — Дядя Фрицио и наполняет смехом весь дом. Tertio [в-третьих],— что в Варшаве открываются выставки, в Ратуше и залах Университета. — Я не пишу Тебе, что и где находится, потому что еще нечего смотреть и я еще ничего не видел; но коль скоро мои очи узрят какую-нибудь ж о л и т а б л о, ж о л и портрэ, жоли машин, бо пиано, бон дра, вообще кельк шоз д е к с е л а н («...joli tableau, joli portrait, joli machine, bon piano, bon drap, вообще quelque chose d’excellent...» — «красивую картину, красивый портрет, прекрасную машину, хорошее фортепиано, хорошие ткани, вообще нечто великолепное» (фр.).), так сразу же моя рука Тебе черкнет, а посыльный принесет из Добжина. Что касается новостей музыкальных, то слышно только, что в Варшаву собирается приехать некий ясновельможный пан Гордон, сын той купчихи, у которой в Варшаве магазин минеральных вод, ученик Пражской консерватории, игра которого мне так же любопытна, как Еве яблоко; и об этом я сообщу Тебе позже; вот и конец новостям, а вместе с ними должен наступить конец и письму, так как иначе оно бы не успело к четверговой почте, потому что уже 4 [часа] (Почта из Варшавы в направление Калиш — Познань отходила по понедельникам и четвергам в шесть часов вечера, поэтому письма, чтобы они ушли в тот же день, надо было сдавать не позже пяти.). Засим, поручив себя милостям ясновельможного Гос[ударя] и Благодетеля моего, остаюсь тем, чем был, и даже еще лучше, нежели был, потому что стал более длинным.

ФФ. Шопен.

Передай наше почтение Папе и сообщи ему, что пани Вилуцкая уже давно собирается ему ответить! — Сестры целуют панну Констанцию и панну Флорентину — а я целую — ручки.

Мой привет Шафарне, так же как Плонному, Гульбинам, Угощу и т. д. (Окрестные села.)

Мама и Папа и дети Тебе кланяются, пиши же.

Пани Декерт и Барциньский, Живный низко Тебе кланяются.

Так спешу, что даже конверта не делаю, а воспользуюсь только что снятым с письма Опица!

Хотел взять этот конверт; но, к несчастью, он оказался слишком коротким; я обрезал письмо — но и это не помогло.