Яну Бялоблоцкому в бискупец

[Желязова Воля, суббота 24 декабря 1825]

(Желязова Воля — место рождения Ф. Шопена. Усадьба гр. Скарбков в 40 километрах к западу от Варшавы, где Шопен неоднократно бывал.)

Милый Ясь!

Никогда бы Ты не угадал, откуда идет это письмо!.. Ты подумаешь, что из второго подъезда флигеля Казимировского дворца (В Казимировском дворце на Краковском предместье размещался в то время Варшавский лицей, а в правом его флигеле жили преподаватели — Линде, Шопен, Кольберг и др.; ныне здание Варшавского университета.)?.. Нет. Тогда оно, может быть, может быть, из, из... Не гадай откуда, это тщетно... оно из Желязовой Воли. Один вопрос уже решен, но угадай, когда пишу, когда?.. И этого не отгадаешь; поэтому я должен Тебе сказать, что пишу, выйдя из брички и садясь за ужин в сочельник. И хотя Маме очень не хотелось позволить мне ехать, однако ничего не помогло, и, по воле судьбы, я и Людвика находимся в Желязовой Воле. Приближается Новый год, поэтому надо что-то пожелать Тебе, но чего? у Тебя всё есть, и поэтому я Тебе ничего не желаю, кроме здоровья, которое Ты должен теперь восстановить. Надеюсь, что в этом, то есть в 1826 году мы увидимся. Я пишу Тебе очень мало, потому что нечего; я здоров, мы все здоровы. Я получил Твое очень меня обрадовавшее письмо и прошу еще. Теперь Ты уже знаешь, когда я пишу, поэтому не удивляйся, что пишу так коротко и так сухо, ибо я еще голоден и не могу написать Тебе что-нибудь пожирнее; non est plenus venter itaque non scribit libenter, nisi ad te, cujus litteras quo-tidie expecto [не наполнено брюхо, поэтому не пишется охотно, разве что Тебе, писем от которого я жду ежедневно]. Вот Тебе доказательство, что я еще не забыл латыни. Но, но, если бы не этот ужин у Яворка (Юзеф Яворек (Явурек) (1756—1840) — чех по происхождению, преподаватель фортепиано в Варшавской консерватории; друг Миколая Шопена,), то я бы уже окончил письмо: третьего дня я был приглашен к нему вместе с папой на 1 а х а (но не на laxans) (Игра слов: Lachs (нем.) — лосось; laxans (лат.) — слабительное.). После первого приглашения Яворка я подумал, что у него понос и меня для подобного же приглашают, но затем, когда вынесли и показали этого lax [лосося], как его много и сколько человек его могут есть, я убедился, что это лосось, по-немецки Lachs, которого ему прислали из Гданьска.

Там было много народу, и, между прочим, некий чех — ясновельможный пан Чапек (Леопольд Э. Чапек — чешский пианист и композитор, живший в Варшаве, преподаватель Варшавской консерватории; впоследствии Шопен встретился с ним в Вене.), пианист, приехавший из Вены с пани Жевуской (Александра Розалия (1791—1865) — жена Вацлава Жевуского, ориенталиста, известного под прозвищем Эмир.), об игре которого мало чего могу Тебе написать, и некий пан Жак, — но не польский жак (Жак (польск.) — бедный студент.), а чешский, из Пражской консерватории, который играет на кларнете так, как я еще никогда не слышал; достаточно Тебе сказать, что он извлекает два тона сразу на одном дыхании.

Итак, поцелуй меня, Жизнь Моя. Ничего не желаю Тебе, кроме выздоровления. Надеюсь, что с каждым днем Тебе лучше, чего желают Тебе все, весь наш дом, а в особенности Я. Твой самый искренний друг.

Тебе кланялись бы все, весь дом наш, если бы знали, что я Тебе напишу. Жду письма.

N[ota] b[ene], в четверг уже буду в Варшаве.