Миколай Шопен — Ф. Шопену в Париж

Варшава, сего 9 января 1836

Дорогое Дитя мое, мой добрый Друг.

Ни одно письмо никогда еще не было столь желанным и ожидаемым с таким нетерпением, чем то, которое мы только что получили! Причина была следующая: более трех недель назад тут разнесся слух, что Ты опасно болен (Возвращаясь в Париж, после пребывания в Карловых Варах и Дрездене, Шопен заболел и был вынужден пролежать некоторое время в Гейдельберге, где за ним преданно ухаживали Катерина Диллер де Перейра и ее сестра. Не желая тревожить близких, Шопен скрыл от них свою болезнь.); все спрашивали нас, имеем ли мы от Тебя известия, а мы и не знали, что это означает. Наконец, перед самыми праздниками, и до нас случайно дошла эта несчастная весть. Ты можешь вообразить себе наше положение, наше смертельное беспокойство. Госпожа Завадская, которая совсем недавно получила письмо из Парижа, старалась нас успокоить, цитируя нам еще другое письмо, в котором говорилось, что Ты дал для г-на Липиньского музыкальный вечер и что г-жа Мицкевич присутствовала на нем, а славная госпожа Фонтана пришла сказать нам, что ее сын писал ей 12 дек[абря] и много говорил о Тебе. Но всё это не могло нас полностью успокоить — как тут в прошлый понедельник Твой настоящий друг, милый Зелиньский (Ян), прочтя в «Journal des Debats» за 24[-е], что Ты должен был импровизировать на вечере на улице Chaussee d’Antin, № 3, прибежал к Енджеевичам, чтобы сообщить им об этом. По счастливой, случайности, я был у них. Мы сразу же поспешили к Loursе’у, и я собственными глазами прочел эту заметку. [...] Я вижу из Твоего письма, что Ты очень занят как своими уроками, так и сочинением, но также с сожалением вижу, что Ты мало отдыхаешь [...]. Однако необходимы и здоровье, и средства, и Ты должен подумать как о первом, так и о втором — это единственная возможность, чтобы вновь увидеть Дрезден и то, что Тебя в нем может интересовать, если к этому времени впечатления не побледнеют (Речь идет о встрече с Марией Водзиньской.). — Г-н Водзиньский был тут перед праздниками; он заходил к нам, но без сыновей. По той торопливости, с какой он справлялся о Тебе, мы позже поняли, что он знал об этих слухах и под предлогом ожидания почты, чтобы узнать, не сообщишь ли Ты чего-нибудь об Антосе, он на два дня отложил свой отъезд. [...]

[Приписка Яну Матушиньскому (Приехавший в 1834 г. в Париж Ян Матушиньский жил в это время вместе с Ф. Шопеном.):]

Для Яся.

Я Вам бесконечно обязан, дорогой друг, за чувства, которые Вы к нам сохранили, и за то, что Вы взяли на себя труд писать нам о нашем дорогом Фридерике. Если бы Вы знали, как мы страдали в течение этих двух с лишним недель. В случае, когда Ваши занятия оставят Вам свободную минутку, а у Фридерика не будет времени, возьмите в руки перо и напишите нам, а его заставьте добавить несколько слов к Вашему письму, — этого будет достаточно, чтобы нас успокоить. После волнений, которые мы испытали, всякая задержка будет нас беспокоить, особенно в это время года, когда так легко простудиться. Я Вам бесконечно благодарен за то, что Вы заставили его носить обувь, более соответствующую этому времени года, чем та, которую он привык носить. Мне бы также хотелось, чтобы Вы уговорили его не бывать так часто на званых вечерах. Ложиться в два, может быть, хорошо автоматам, но никак не тем, кто думает и у кого много работает мозг. Я понимаю, что у Фридерика есть отношения, которыми он не может и не должен пренебрегать, но я бы хотел, чтобы он просто поддерживал их реже. Я очень рад, что он сделал себе камин, который лучше греет, потому что очень неприятно работать с застывшими пальцами. Вы увидите из нашего письма Фридерику, какие мы делаем планы на будущее лето. Это всё же приятные мечты, даже если им и не суждено осуществиться (Намечавшееся на лето 1836 г. свидание с родителями не состоялось: Шопен поехал в Мариенбад для встречи с М. Водзиньской.). Но Вы прекрасно понимаете, что тут — при наличии денег и здоровья — нет ничего невозможного, так что необходимо, чтобы он подумал и про то, и про другое. Пребывание в Карлсбаде было столь приятным, — так почему же оказались столь печальными последствия в Гейдельберге? Фридерику необходимо путешествовать с большими удобствами, провести несколько ночей без сна ему вредно. И впоследствии, если он предпримет какое-нибудь путешествие, то было бы лучше, ради его здоровья, которое, правда, не плохое, но очень нежное, чтобы он дольше находился в дороге и при этом пользовался бóльшими удобствами. Духовная сторона преобладает у него над физической, поэтому-то эта последняя должна быть окружена заботами. Даже если бы Вам пришлось из-за этого поссориться — настаивайте на том, что Вы считаете полезным, а у Фридерика достаточно здравого смысла, чтобы признать Вашу правоту. То, что Вы мне пишете о вновь прибывших, удивляет меня, и я жалею, что они, совершив столь длинное путешествие, не нашли ничего лучшего, чем то, что уже видели. Обнимаю Вас от всего сердца.

Ш.

Посылаю рецензию за рецензией. Фридерик знает авторов.

КАМИЛЛУ ПЛЕЙЕЛЮ В ПАРИЖ

[Париж ]

Не соблаговолит ли Ваше величество прислать на завтрашний вечер фортепиано к г-же Потоцкой (тетке)?

Кроме меня, на нем никто не будет играть.

Искренне преданный Вам Ш.

Гр[афиня] Потоцкая, Rue de Berlin,

№ 2 (рядом с rue de Londres).

На русском публикуется впервые. Оригинал на французском языке. Адрес: «Monsieur С. Pleyel, Rue de Rochechouart, № 20». На полях приписка, вероятно, рукой К. Плейеля: «Послано. Цена № 6819 2400 фр[анков]. 1317».

АНТОНИЮ БАРЦИНЬСКОМУ В ВАРШАВУ

Париж, 14 марта 1836

Я здоров — и квиты!

Отличная весть эта

С поцелуем летит

К детям.

ФФ. Шопен.

(Ответ Миколая Шопена (от 9 мая 1836 г.) на это письмо начинается стихотворением, в котором рифмовалось слово «Kwita» — «квиты».)

[Приписка Яна Матушиньского:]

Другая весть летит

К уважаемым детям —

Что Фриц полетит