Роберт Шуман — Ф. Шопену в Дрезден

 

Лейпциг, с [его] 8 сентября 1836

 

{Мой}Дорогой и многоуважаемый {господин} (Mein teurer und verehrter Herr).

Одно лишь «да» могли ли бы Вы написать мне, если, как я слышал, Вы сейчас действительно в Дрездене. Я как раз собирался проезжать через Дрезден, направляясь в родные края, и я бы никогда не простил себе, если бы, находясь вблизи Великолепного, не выразил Ему своего уважения и любви.

Итак, еще раз сердечно прошу Вас об этом «да» и о Вашем адресе.

Ваш преданный Роберт Шуман.

Мендельсон вернется сюда через неделю.

 

Адрес: «Empholen, Monsieur М. Frederic Chopin (de Paris) (Durch Herrn Musiklehrer C. Kragen) Dresden. Если не удастся найти адрес, просят уваж[аемую] почту незамедлительно вернуть письмо по адр[есу]: Роберт Шуман, в Лейпциге». Приписано карандашом: «N. Berlin».

(Шопен в это время действительно находился в Дрездене. 28 июля он в Мариенбаде встретился с Водзиньскими и провел с ними август месяц, затем он проводил их до Дрездена, где накануне своего отъезда — в сумерках — просил руки Марии Водзиньской, и сразу же покинул Дрезден. 12 сентября Шопен неожиданно явился в Лейпциге к Р. Шуману.)

 

РОБЕРТ ШУМАН — ГЕНРИХУ ДОРНУ В РИГУ

 

(Людвик Генрих Дорн (1804—1892) — немецкий дирижер, композитор и критик. Р. Шуман был одно время его учеником.)

 

Лейпциг, 14 сентября [18] 36

 

Мой {самый}дорогой {господин} (Mein teuerster Herr).

Позавчера, когда я получил Ваше письмо, на которое хотел тут же ответить, вошел — кто? Шопен! Велика была радость. Мы провели замечательный день, которому я еще и вчера продолжал радоваться...

От Шопена я получил новую Балладу (g-moll) (Баллада g-moll, op. 23, издана у Брейткопфа и Гертеля в Лейпциге в июне 1836 г..). Она представляется мне самым близким его гению (не самым гениальным) произведением, и я сказал ему, что из всего, что он создал, она мне больше всего пришлась по сердцу. После довольно продолжительного раздумья он сказал мне очень убежденно: «Это меня радует, так как я люблю ее больше всего, она мне дороже всех». Затем он сыграл мне множество этюдов, мазурок и ноктюрнов — всё несравненно. Один его вид за фортепиано умиляет. Вы бы наверняка полюбили его. Однако Клара (Клара Вик-Шуман (1819—1896) — замечательная немецкая пианистка и композитор, прекрасная исполнительница произведений Шопена; жена Р. Шумана.) — виртуоз больший, чем он, придает его композициям чуть ли не больше выражения, чем он сам. Представьте себе — он воплощение совершенства, мастерства, — кажется, он сам не отдает себе отчета в своей ценности! [...] (О пребывании Шопена в Лейпциге Генриетта Фойгт (Voigt) (1808— 1839), рано умершая выдающаяся пианистка, высоко ценимая Р. Шуманом и Ф. Мендельсоном, писала в своем дневнике: «Вчера [13 сентября 1836] меня посетил Шопен и на моем фортепиано примерно полчаса играл свою новую Фантазию [вероятно, Баллада g-moll] и несколько новых этюдов. Интересный человек; а еще более интересна его манера игры. Она произвела на меня очень большое впечатление. Я, затаив дыхание, старалась не упустить ничего из той поистине фантастической манеры, с какой он трактует свое искусство. Достойна изумления легкость его бархатных пальцев, передвигающихся, летающих, если так можно сказать, по клавиатуре. Признаюсь, я не предполагала, что кто-нибудь может очаровать меня до такой степени. Что меня больше всего радует — это почти детская его наивность и естественность как в его игре, так и во всём его поведении» («Neue Musik Zeitung», 1839).).

С глубочайшей искренней дружбой Ваш Р. Шуман.

 

Отрывок.

 

КАЗИМИР ВОДЗИНЬСКИЙ — Ф. ШОПЕНУ В ПАРИЖ

 

Дрезден, сего 15 сентября 1836

 

[...] И, что будет Тебя больше интересовать, сообщу Тебе о Твоих родителях и сестрах, которых я видел в Варшаве перед отъездом. Твой отец совершенно не изменился; он выглядит хорошо, так же как в те времена, когда ругал нас, ставил на колени, а иногда и задавал порку. Твоя мать чувствует себя совсем хорошо, если не считать глаз, на которые она иногда жалуется. Пани Енджеевич, как всегда, хороша, мила, добра, car c’est ainsi qu’il faut le dire [именно так надо сказать]. Мне вспомнились добрые времена, ou je venais reciter та legon et ou je faisais tant le gamin [когда я приходил отвечать заданный урок и был таким сорванцом]. Дети (1 Дети Енджеевичей: Генрих, Людвика и Фридерик.) красивые и здоровые, мальчик ездит на деревянной лошадке и собирается chez mon oncle Mr Frederic Chopin a Paris [к моему дяде г-ну Фридерику Шопену в Париж]. Пани Барциньская также здорова; он же (Антоний Барциньский.) в отношении характера страшно переменился: тихий, хмурый, молчаливый, совсем не тот, что был раньше. [...]

К. Водзиньс [кий].

[...] N [ota] В [еnе]. Живный здоров и совсем не поседел; всегда доказывает, что начало обучения — это главное. [...]

 

[Приписка Марии Водзиньской:]

С Вашего отъезда мы безутешны; три истекших дня показались нам веками; и Вам также? Скучаете ли Вы хоть немного о Ваших друзьях? Да, отвечаю я за Вас и надеюсь, что не ошибаюсь; по крайней мере мне необходимо в это верить. Я говорю себе, что это да исходит от Вас (неправда ли, Вы бы его произнесли?). [...] Я увижу Ваших родителей, какое это счастье для меня; а славная Людвика — узнает ли она меня? Прощайте, mio carissimo maestro [мой дорогой маэстро], не забывайте теперь Дрезден, а вскоре — Польшу. Прощайте, до свидания! Ах, если бы это было как можно скорее!

Мария.

 

[...] Надеюсь услышать Вас играющим на этом фортепиано (Мария Водзиньская писала Шопену, что инструмент в Служеве в плохом состоянии, и просила Шопена выбрать и прислать фортепиано фирмы Плейеля; инструмент был отправлен в Служево в начале 1837 г.), до свидания, до свидания, до свидания! На это надо надеяться.

 

Адрес: «Monsieur Frederic Chopin, Paris».

 

Отрывок.