Леонид Александрович Успенский

Тоже еще одно имя, мимо которого нельзя было пройти. Потому что они были друзья, они вместе с Григорием Кругом работали. И более того, собственно говоря, Успенский и занялся иконописью под влиянием Григория Круга: они вместе учились в академии как раз у Сомова и Милиоти… Была такая Парижская русская художественная академия, где преподавали лучшие русские художники, которые попали в эмиграцию. И Леонид Александрович Успенский тоже занялся иконописью. Здесь они вот вместе писали, и росписи больше сделал Круг.

Успенский больше занимался иконописью и резьбой, он был прекрасный резчик, вот его фотография. Они жили, снимали с Ниной Александровной, его женой, маленькие всякие комнаты, чуть ли не мезонинчики такие, и он буквально на табуретке все это делал. Это удивительно, конечно! Это действительно великое искусство, рожденное из бедности. Но тем не менее это искусство осталось. Часть крестов на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа резаны были именно Леонидом Александровичем, и это удивительное искусство резьбы. Он буквально возрождает там настоящее искусство резьбы по дереву и камню. Вот, в частности, могила отца Сергия Булгакова.

А вот «Серафим Саровский» Успенского. Тоже очень интересная икона! Конечно, мне кажется, как иконописец он слабее Григория Круга, но он цельный, он имеет свое лицо, и главное – он очень интересный теоретик. Тут был Свято-Сергиевский институт, и при Московском патриархате организовался после войны Свято-Дионисиевский институт, в честь Дионисия Ареопагита, тоже покровителя Парижа. Там преподавали Лосский, Успенский, многие другие выдающиеся богословы. И на основе этих лекций была создана книга, которая до сих пор является настольной книгой многих иконописцев, а если не является, то должна являться. И вообще, это одно из фундаментальных исследований по церковному искусству. «Богословие иконы русской православной церкви». Это, можно сказать, такой увесистый плод того, что было посеяно в русской эмиграции.

К сожалению, «Общество иконы» сегодня существует, но оно очень слабенько действует, иконописцы в Париже сегодня не очень сильные, но все-таки они, слава богу, есть. Но вот эта плеяда первой волны русской эмиграции сделала очень много для сохранения русского церковного искусства.