Права человека как основа Конституции (подробности замысла)

 

Для того чтобы права человека могли стать основой Конституции и посредством этого оказать решающее воздействие на гражданственно-политическую, право­го жизнь российского общества, его судьбу, необходимо было использовать ряд конструктивных решений, уже показавших свою плодотворность в современных европейских конституциях.

Основные решения, использованные при подготовке альтернативного проекта, таковы.

Прежде всего должен быть с должной определенно­стью решен теоретико-конструктивный вопрос о выделе­нии из всей суммы прав и свобод человека, включающих по распространенным ныне представлениям несколько "поко­лений", центральной категории — основных прав — тех прав, которые напрямую выражают свободу человека и ее твердую защищенность, в первую очередь защищенность своеволия и произвола власти.

И здесь же еще один теоретико-конструктивный во­прос столь же принципиального значения (важность которого в нашей науке, общественном мнении и просто в жизни недооценена). Это такая характеристика прав и свобод че­ловека, прежде всего основных прав, когда они не просто ставятся в зависимость от человеческого достоинства, а непосредственно "выводятся" из достоинства человека. Права и свободы людей превращаются в один лишь лозунг, декларацию, если они, особенно при взаимоотношениях с властью, не находятся "в руках" самостоятельной и гордой личности, знающей свою уникальную человеческую ценность и способной постоять за себя перед властью и, не склоняясь перед властными авторитетами, отстаивать свой высокий человеческий статус и свои высокие неотъемлемые права. Именно поэтому конституция призвана в первую очередь провозгласить достоинство личности и на этой основе — ее нерушимые, неотъемлемые права.

А теперь главный момент, непосредственно относящий­ся к построению конституционного текста. Положения об основных правах и свободах человека должны образовывать первую, заглавную часть конституции. Оптимальный ва­риант таков: сразу же после первой статьи общего характе­ра (провозглашающей природу данного государства, лучше всего в словах: "утверждающее себя" в качестве демокра­тического, правового, светского государства) должна идти статья о том, что права человека — это непосредственно действующее право и что именно они, права человека, об­разуют основу государства, определяют содержание законов, содержание и направление деятельности всех госу­дарственных органов.

Здесь крайне целесообразно специально указать (как это сделано в одной из поправок к Конституции США), что впредь не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека.

При этом важно (и это еще один конструктивный мо­мент), текстуально обозначив основные права и свободы че­ловека, вместе с тем: а) указать на то, что приведенный перечень не является исчерпывающим, "основными" явля­ются все права, получившие и качестве таковых междуна­родное признание, и б) подчеркнуть, что они не могут иметь иного ограничения, кроме того, которое установлено законом по основаниям, указанным в исчерпывающем перечне (впро­чем, перечне с неопределенными гранями, с некими просоциалистическими оттенками) Международной декларации.

Вслед за разделом (главой) об основных правах чело­века должен следовать другой, близкий по содержанию раз­дел о "правах гражданина", которые имеют столь же высокий конституционный статус, но которые — обратим внимание на этот, ранее уже подробно рассмотренный, факт — зависят от общего экономического и политического положения общества, а главное, в отличие от основных прав, не являются определяющим фактором устранения произвола и своеволия власти из гражданственно-политической, правовой жизни страны и, кроме того, представляют собой по большей части принципы, обязывающие по публично-правовым механизмам государство, а не субъективные права в строго юридическом значении, защищаемые судом.

И вот положение принципиальной важности, о котором выше уже упоминалось, но которое достойно того, чтобы специально остановить на нем свое внимание. Если нормативные записи об основных правах человека становятся первой, заглавной частью конституции, то это резко возвышает права человека в жизни общества и сообразно этому юридически настраивает все содержание конституции именно на человеческие критерии — на такое построение всех государственно-правовых институтов которое бы строго соответствовало требованиям, вытекающим из основных неотъемлемых прав человека.

Опыт работы над альтернативным проектом показал, при указанной конструктивной схеме, когда при формулировании любого конституционного положения "звенит" тревожно-предупредительный "звоночек" (насколько формулируемое положение соответствует исходным конституционным записям об основных правах человека), оказалось неизбежным включение в текст ряда принципов и норм, которые при ином построении могут быть вообще не поставлены в конституционный текст.

Среди таких конституционных принципов и норм, которые в силу указанного построения альтернативного проекта включены в текст, оказались следующие положения:

— об умеренном, адекватном общественным потребностям характере государственной власти, ограниченности ее функций пределами, обусловленными свободной рыночной экономикой и началами самоуправления;

— о строго разрешительном характере деятельности всех государственных органов и должностных лиц, о допустимости совершения ими только тех актов и действий, ко­торые прямо предусмотрены в законе;

— о запрете использования вооруженных сил для ре­шения внутригосударственных вопросов, кроме случаев и в порядке, прямо предусмотренных в законе;

— о предельном лимите государственных имуществ, от­деляемом законом, — порядок, в соответствии с которым нарушение лимита автоматически влечет за собой начало процедуры приватизации "внелимитных государственных имуществ.

 

Столкновение.

 

Опубликование в марте — апреле 1992 года альтернативного проекта конституции России, наряду с одобрительными откликами, встретило резко негативную реакцию — и со стороны коммунистических кругов, и со стороны приверженцев официального проекта.

Понятно, в этой реакции заметную роль играли личностно-престижные соображения разработчиков и ответствен­ных лиц, связанных с официальным проектом. Но дело здесь было не только и, пожалуй, даже не столько в личностных амбициях и расчетах.

Есть основания полагать, что именно на почве подго­товки российской Конституции произошло первое наиболее серьезное столкновение (не просто — противостояние, а открытое, жесткое столкновение) двух полярных направле­ний в философии права — коммунистического и того, которое основывается на современных гуманитарных ценностях.

Дело в том, что альтернативный проект стал, по сути дела, первым в России опытом воплощения в нормативном документе философии правозаконности — философии гу­манистического права. Удачно — неудачно (об этом скажет История), но именно в альтернативном проекте была пред­принята попытка разделить исполнительную власть (на президентскую и правительственную) и тем самым по при­меру европейских демократических стран (таких, как Германия) лишить ее традиционного сверхмогущества; главное же — подчинить все содержание конституционного доку­мента, и таким путем — содержание юридической и поли­тической системы не власти, не идеологическим фантомам, утопиям и "идолам", а непосредственно человеку, его высо­кому достоинству, его неотъемлемым правам, причем — так и в таких институтах, которые соответствовали бы со­временным достижениям передовой конституционной куль­туры и отсюда — философии правозаконности, гумани­стического права.

Поскольку в альтернативном конституционном проек­те указанные идеи были выражены с достаточной опреде­ленностью, то именно он, альтернативный проект, стал тем "местом", где произошло столкновение двух полярных на­правлений философии права.

Это столкновение приобрело особо острый характер, когда год спустя, в апреле 1993 года, в канун всероссийско­го референдума о доверии Президенту, положения альтернативного проекта наряду с другими материалами и разра­ботками были в значительной мере использованы в том кон­ституционном проекте, который получил название "прези­дентского".

Опубликование президентского конституционного про­екта, судя по всему, оказало немалое влияние на результаты референдума. Предпочтение в проекте человеку, его досто­инствам и правам (на чем делался акцент при представле­нии проекта в печати и в публичных обсуждениях) позволило придать большую привлекательность проекту в глазах лю­дей. Реформаторская линия развития российского общества, связанная с президентской политикой, на референдуме была поддержана.

Казалось, путь к тому, чтобы в теории и практике возобладало гуманистическое (а не властно-имперское) направ­ление государственно-правового развития, был открыт.

Но не тут-то было. Именно после референдума с воз­росшей силой обрушились на конституционный проект кри­тические удары. Причем знаменательный факт: эти нападки, удары касались не замысла конституции, а преимущест­венно власти как таковой, ее распределения между президентом, правительством и парламентом (у кого — сколько, больше, меньше). Здесь действительно можно было найти "слабые места", обусловленные во многом тем, что при под­готовке президентского проекта были использованы и иные материалы, — очевидно было то, что полномочия президента выходят за пределы исконных функций главы государства в демократическом обществе, а у парламента по сути дела отсутствуют действенные контрольные функции. Но все это уводило обсуждение проекта от главных конституционных идей, хотя, быть может, и отвечало расчетам критиков — дискредитировать подготавливаемый конституционный документ сообразно привычным, ходячим представлениям о власти и конституции.

Что же касается главных идей конституционного про­екта, связанных с его замыслом, то здесь столкновение "двух философий" приняло привычный для советского общества "подковровый" характер и сообразно привычным советским нравам вылилось в "тихую" работу, когда под предлогом технико-юридического совершенствования текста незамет­но, путем голосований на больших форумах или чиновничье-кабинетной проработки, устранялись или умалялись главные идеи.

Роковую роль сыграло здесь прошедшее в июне — июле многосотенное Конституционное совещание, которое принесло в итоге известное общественное одобрение президент­скому проекту, но в то же время в результате чудовищной разноголосицы во мнениях, полярного разнобоя во взглядах и подходах позволило в "рабочем порядке" работникам ап­парата (нередко связанным с просоветскими научными кругами) сформулировать итоговые положения таким образом, что они в большей мере соответствовали советским консти­туционным традициям, коммунистическим философско-правовым представлениям.

 

Судьба замысла.

 

Результатом столкновения двух на­правлений философии права на ниве подготовки россий­ской Конституции стала, так сказать, ничья, сохранившая в основном органическое противостояние сторон.

Принятая в декабре 1993 года Конституция России в це­лом имеет демократический характер. Пусть и с известными отступлениями от идеала, от первоначальных идеальных на­меток (превалирование авторитарных тенденций в президентско-правительственном секторе власти, отсутствие перво­начально намеченной строгой разъединенности президентских и правительственных функций, ограниченность контрольных полномочий парламента). Но все же Конституция закрепила важнейшие демократические ценности: свободные выборы во всех подразделениях и на всех ступенях власти, незыблемость демократического порядка, свободу слова.

Менее благополучна судьба того главного, что выра­жает основной замысел Конституции, во всяком случае — в том виде, в каком он был первоначально представлен в альтернативном проекте.

Правда, и здесь есть кое-какие завоевания. Повысился конституционный статус раздела о правах человека (ему, как и разделу об основных положениях, придано качество отно­сительно неприкасаемого структурного подразделения). Во­шли в конституционный текст такие ключевые формулировки, как формула о правах человека как о непосредственно дей­ствующем праве и об определяющем значении этих прав (ст. 18), положение о том, что не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права человека (ст. 55).

И все же большую часть идей этой группы можно от­нести к неудавшимся, несостоявшимся.

Самая серьезная неудача — в том, что основные права и свободы человека в тексте принятой и вступившей в дей­ствие Конституции не стали ее первой, заглавной частью и тем самым не приобрели максимально высокого конститу­ционного статуса и определяющей роли в отношении всего содержания Конституции, а значит, всей гражданственно-политической, правовой жизни страны в целом. Упомянутая же норма, фиксирующая такое значение основных прав человека, оказалась в статье не под номером 2, как это было альтернативном проекте, а под номером 18, да к тому — во второй главе, и потому утратила свое былое значение исходного нормативного положения.

Почему это произошло? Казалось бы, по чисто технико-юридическим причинам. На Конституционном совещании то в одной секции, то в другой высказывались пожелания: вот бы с самого начала сказать о "федеративном устройстве", или о "демократии", или о "государственной целостности" (чтобы — как и было в традиции советских конституций — сначала конституционно сформулировать декларативные положения). В итоге оказалось, что общих декларативных положений вырос до целой главы, и тогда нормативные положения о правах человека оказались оттесненными в следующий раздел.

Первая же глава стала в основном главой о государстве: именно ему главным образом посвящались общие положения. Не изменило ситуации и то обстоятельство, что в новой статье 2 о правах человека сказано как о "высшей ценности". Ценность-то высшая, но она теперь — не основа государства, а нечто другое, чуть ли не потустороннее (государство только "обязано" "признавать, соблюдать и защищать" права и свободы), нечто декларативное[163].

Надо добавить к этому, что, сообразно советским традициям, основные права человека оказались объединенными с правами гражданина, в том числе социально-экономическими правами (и кстати, в таком виде они действительно не могли бы быть основой гражданственно-политической, пра­вовой жизни). Не стал основой прав и свобод высокий статус человека — его достоинство (запись о достоинстве помещена в особую статью, где одновременно говорится о недопустимости пыток).

При такой нормативной интерпретации прав и свобод когда они не выполняют своей основной миссии, вполне ло­гичным выглядит "непопадание" в конституционный текст таких нормативных положений, как строго разрешитель­ный порядок действий государственных органов и должно­стных лиц и запрет использования (если это прямо не разрешает закон) регулярных вооруженных сил для реше­ния внутригосударственных политических конфликтов.