Т-д, д-т.
Точно так же обстоит дело с отношением эксплуатации. Оно, разумеется, вовсе не связано с меновыми отношениями и мыслимо при натуральной форме хозяйства. Но только в буржуазно-капиталистическом обществе, где пролетарий выступает в качестве субъекта, располагающего своей рабочей силой как товаром, экономическое отношение эксплуатации опосредствуется юридически в форме договора.
Общая теория права и марксизм
41
С этим именно связан тот факт, что в буржуазном обществе, в противоположность рабовладельческому и крепостническому, правовая форма приобретает универсальное значение, юридическая идеология становится идеологией по преимуществу, а защита классовых интересов эксплуататоров выступает всего успешнее как защита абстрактных начал правосубъективности.
Одним словом, смысл моего исследования вовсе не сводится к тому, чтобы закрыть для марксистской теории права доступ к тем историческим периодам, которые не знали развитого товарно-капиталистического хозяйства. Наоборот, я стремился и стремлюсь облегчить понимание тех зачаточных форм, которые мы находим в эти эпохи, и связать их общей линией развития с более развитыми формами. Насколько моя точка зрения окажется плодотворной, покажет будущее.
|
|
Само собой понятно, что в своем кратком очерке я мог только наметить основные черты исторического и диалектического развития правовой формы, пользуясь главным образом теми мыслями, которые я нашел у Маркса. В мою задачу не входило решать все проблемы теории нрава или хотя бы даже некоторые из них. Я хотел только показать, под каким углом зрения к ним можно подойти и как их можно поставить. Я удовлетворен уже тем, что среди товарищей-марксистов нашлись люди, которым мой подход к вопросам права показался интересным и кое-что обещающим. Это еще в большей мере укрепляет желание ъести работу в избранном направлении.
Е. П.
1 Маркс К, Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 107.
2 Маркс К, Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 405.
3 Стучка П. И. Революционная роль права и государства. 3-е изд.
М., 1924, с. 5.
4 См. с 61 (Ред).
5 См. с 65 (Ред).
42
Общая теория права и марксизм
ВВЕДЕНИЕ
ЗАДАЧИ ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ПРАВА,,
Общую теорию права можно определить как развитие основных, т. е. наиболее абстрактных, юридических понятий. К последним относятся такие, например, определения, как «юридическая норма», «юридическое отношение», «субъект права» и т. п. Благодаря своей абстрактной природе эти понятия одинаково приложимы к любой отрасли права, их логическое и систематическое значение остается тем же самым, независимо от того, к какому конкретному содержанию они прилагаются. Никто не станет отрицать, что, например, понятие субъекта гражданского права и субъекта международного права соподчинены более общему понятию субъекта права как такового и что, следовательно, эта категория может быть определена и развита вне зависимости от того или иного конкретного содержания. С другой стороны, если мы остаем ся в пределах какой-либо одной отрасли права, то мы можем констатировать, что вышеупомянутые основные юридические категории не зависят от конкретного содержания правовых норм в том смысле, что сохраняют свое значение при любых изменениях этого конкретного материального содержания.
|
|
Само собой разумеется, что эти наиболее общие и простейшие юридические понятия являются результатом логической обработки норм позитивного права и представляют собой позднейший и высший продукт сознательного творчества по сравнению со стихийно складывающимися правоотношениями и выражающими их нормами.
Однако это не мешает философам-неокантианцам рассматривать основные юридические категории как нечто возвышающееся над опытом и делающее возможным самый опыт. Так, например, мы читаем у Савальского: «Субъект, объект, отношение и правило отношения суть a priori юридического опыта, те логические необходимые условия, которые делают его возможным» '. И далее: «Юридическое отношение есть необходимое и единственное условие всех юридических институтов, а следовательно — и юриспруденции, ибо если нет юридического отношения, то нет и науки о нем, т. е. юриспруденции — подобно тому как без принципа причинности нет природы и,
Общая теория права и марксизм
43
следовательно, науки естествознания» 2. Савальский в своих рассуждениях лишь повторяет, выводы одного из виднейших неокантианцев, Когена 3. Ту же самую точку зрения мы найдем у Штаммлера, как в его более раннем и основном труде 4, так и в последней его работе. Там мы читаем: «Среди правовых понятий следует различать чистые и обусловленные понятия. Первые представляют собой общие формы мышления основных правовых понятий. Они не требуют для своего понимания никаких иных предпосылок, кроме самой идеи права. Они, следовательно, находят себе применение ко всем правовым вопросам, которые только могут возникнуть, ибо они суть не что иное, как различные проявления формального понятия права. Поэтому они должны быть извлечены из неизменно пребывающих (bleibende) определений последнего» \
Как бы ни заверяли нас неокантианцы, что, согласно их воззрениям, «идея права» предшествует опыту не генетически, т. е. не во времени, но логически и гносеологически, мы все же должны будем признать, что так называемая критическая философия в этом пункте, как и во многих других, возвращает нас к средневековой схоластике.
Итак, можно считать установленным, что развитое юридическое мышление, к какому бы материалу оно ни обращалось, не может обойтись без некоторого количества наиболее абстрактных и общих определений.
Но может обойтись без них и наша советская юриспруденция, поскольку она остается таковой, т. е. отвечает своей непосредственной практической задаче. Основные, т. е. формальные, юридические понятия продолжают свое бытие в наших кодексах п в соответствующих к ним комментариях. Остается в силе и метод юридического мышления с его специфическими приемами.
Но доказано ли этим, что научная теория права долж-па заниматься анализом вышеприведенных абстракций? Довольно широко распространенный взгляд приписывает этим основным и наиболее общим юридическим понятиям чисто условное и техническое значение. Догматическая юриспруденция, говорят нам, пользуется этими обозначениями в целях удобства, и только. Никакого иного теоретико-познавательного значения они не имеют. Однако то обстоятельство, что догматическая юриспруденция есть
|
|
44
Общая теория права и марксизм
практическая и в известном смысле техническая дисциплина, не дает еще оснований к выводу, будто ее понятия не могут войти в состав соответствующей теоретической дисциплины. Можно согласиться с Карнером в, что наука о праве начинается там, где кончается юриспруденция, но из этого не вытекает, что наука о праве должна просто-напросто выкинуть за борт основные абстракции, выражающие принципиальную сущность правовой формы. Ведь и политическая экономия начала свое развитие с практических вопросов, преимущественно денежного обращения, ведь и она первоначально ставила себе задачу указать «способы обогащения правительств и народов». Тем не менее уже в этих технических советах мы находим основы тех понятий, которые в углубленной и обобщенной форме вошли в состав теоретической дисциплины — политической экономии.
Способна ли юриспруденция развиться в общую теорию права, не растворяясь при этом ни в психологии, ни в социологии? Возможен ли анализ основных определений правовой формы, подобно тому как в политической экономии мы имеем анализ основных и наиболее общих определений формы товара или формы стоимости? Вот вопросы, от разрешения которых зависит, можно или нельзя рассматривать общее учение о праве как само стоятельную теоретическую дисциплину.
Для буржуазной философии права, которая в большинстве ее представителей стоит на неокантианской точке зрения, указанная проблема разрешается простым противоположением двух закономерностей: закономерности сущего и закономерности должного. Сообразно этому признается существование двух разрядов наук: каузальных и нормативных. «В то время как каузальные или экспликативные науки,— читаем мы, например, у Вунд-та,— стремятся отыскать законы природы, согласно кото рым фактически протекают и должны протекать с естественной необходимостью процессы реальной жизни, целью и предметом нормативных дисциплин, не стремящихся к объяснению происходящего, являются исключительно нормы, на основании которых нечто долженствует, хотя фактически иногда ие совершается»7. У Зиммеля категория должного определяет особый вид мышления, отделенный непроходимой iранью от того логического по-
|
|
Общая теория права и марксизм
45
рядка, в котором мы мыслим бытие, совершающееся с естественной необходимостью. Конкретное «ты должен» можно обосновать только ссылкой на другое долженствование. Оставаясь в рамках логики, мы не можем заключать от необходимости к долженствованию и обратно8. Эту же мысль, что закономерность может быть устанав-тиваема двумя разными методами — каузальным и телео-яогическим, на все лады варьирует Штаммлер в своем основном труде «Хозяйство и право». Таким образом, юриспруденция получала как будто бы прочный методологический базис, как одна из нормативных дисциплин. Более того, попытки углубить эту методологию — например, у Кельзена — привели к убеждению, что именно юриспруденция является по преимуществу нормативной наукой, ибо она скорее, чем всякая другая из дисциплин, относимых к этому разряду, может удержаться в рамках формального логического смысла категории должного. В самом деле, в морали и в эстетике нормативное пропитано психологическим и может рассматриваться как квалифицированное хотение, т. е. как факт, как сущее: точка зрения причинной связи ежеминутно вторгается, нарушая чистоту нормативного осмысливания. Наоборот, в праве, высшим выражением которого Кельзен считает государственный закон, начало долженствования выступает в безусловно гетерономной форме, жончательно порвавшей с фактическим, с тем, что существует. Достаточно перенести самую законодательную функцию в ме-таюридическую область - а это и делает Кельзен — и на долю юриспруденции остается чистая сфера нормативного, и ее задача будет состоять исключительно в том, чтобы приводить в стройный логический порядок различные нормативные содержания.
За Кельзеном приходится, несомненно, признать большую заслугу. Своей бесстрашной последовательностью он привел к абсурду методологию неокантианства с ее двумя закономерностями. Ибо оказывается, что «чистая», освобожденная от всяких примесей сущего, фактического, от всяких психологических и социологических «шлаков» закономерность долженствования чообще не имеет и не может иметь разумных определений. Ибо для чисто юридического, т. о. безусловно гетерономного, долженствования даже цель есть нечто постороннее и безразличное.
46
Общая теория права и марксизм
«Ты должен для того, чтобы»,— это, по мнению Кельзена, уже не юридическое «ты должен,).
В плане юридического долженствования существует только переход от одной нормы к другой, по ступеням иерархической лестницы, на верху которой находится все замыкающий высший нормоустапавливающий авторитет, предельное понятие, из которого юриспруденция исходит, как из данного. Такой подход к задачам теоретической юриспруденции один из критиков Кельзена изобразил в виде следующего карикатурного обращения юриста к законодателю: «Какие законы вы должны издать, этого мы не знаем и об этом не беспокоимся. Это относится к чуждому нам искусству законодательства. Издавайте законы, какие хотите. И лишь когда вы издадите какой-нибудь закон, тогда мы объясним вам по-латыни, что за закон.• вы издали» 9.
Такая общая теория права, которая ничего не берется
. объяснять, которая заранее поворачивается спиной к фак-
• там действительности, т. е. к социальной жизни, и имеет
дело с нормами, не интересуясь ни их происхождением
(вопрос метаюридический!), ни их связью с какими-либо
■ материальными интересами, может, разумеется, претен-
т довать на звание теории разве только в том смысле, в
% каком говорят, например, о теории шахматной игры.
' С наукой такая теория ничего общего не имеет. Право,
правовую форму как историческую форму она не берется
г исследовать, ибо она вообще не имеет в виду исследова-
i ния того, что существует. Поэтому с нее, выражаясь
«• вульгарно, и «взятки гладки».
Другое дело так называемые социологические и психо-г логические теории права. От них можно требовать боль-i шего, ибо в силу применяемого ими метода они берутся. объяснять право как явление в его возникновении и развитии. По тут пас ожидает другое разочарование. Социологические и психологические теории права обычно оставляют вне своего рассмотрения форму права как таковую, т. е. просто-напросю не видят заключающейся в ней проблемы. Они с самого начала оперируют понятиями вне-юридического свойства, а если и привлекают к своему рассмотрению чисто юридические определения, то лишь затем, чтобы объявить пх «фикциями», «идеологическими < фаптазмалн», «проекциями» и т. д. Этот натуралпетиче-
Общая теория права и марксизм 47
скип или нигилистический подход с первого взгляда, несомненно, внушает к себе известную симпатию. Особенно если его противопоставить идеалистическим теориям права, насквозь пропитанным телеологией и «моралином». После выспренних фраз о «вечной идее права» или об «абсолютном значении личности» читатель, ищущий материалистического объяснения общественных явлений, с особенным удовольствием обращается к теориям, трактующим право как результат борьбы интересов, как проявление государственного принуждения или даже как процесс, разыгрывающийся в реальной человеческой психике. Многим товарищам-марксистам представлялось достаточным внести в перечисленные выше теории момент классовой борьбы, чтобы получить подлинную материалистическую, марксистскую теорию права. Однако в результате мы получаем историю хозяйственных форм с более или менее слабой юридической окраской или историю учреждений, но отнюдь не общую теорию права10. При этом если буржуазные юристы, пытавшиеся проводить более или менее материалистические взгляды, например Гумплович4*, считали себя обязанными, так сказать по долгу службы, просмотреть арсенал основных юридических понятий хотя бы затем, чтобы объявить их искусственными и условными конструкциями, то писатели-марксисты, как люди не ответственные перед юриспруденцией, чаще всего просто обходят молчанием формальные определения общей теории права, посвящая все свое внимание конкретному содержанию правовых норм и историческому развитию правовых институтов5*. Вообще надо отметить, что писатели-марксисты, говоря о правовых понятиях, имеют в виду преимущественно конкретное содержание правового регулирования, присущего той или иной эпохе, т. е. то, что люди на данной ступени развития считают правом. Это видно хотя бы из следующей формулировки: «На почве данного состояния производительных сил слагаются известные отношения производства, которые получают свое идеальное выражение в правовых понятиях людей и в более или менее «отвлеченных правилах», в неписаных обычаях и писаных законах» и. Здесь правовое понятие рассматривается исключительно со стороны его содержания; вопрос о форме права как таковой вовсе пе ставится. Между тем несомненно, что марксист-
48
Общая теория права и марксизм
екая теория должна не только исследовать материальное содержание правового регулирования в различные исторические эпохи, но и дать материалистическое истолкование самому правовому регулированию как определенной исторической форме.
Между тем, отказываясь от анализа основных юридических понятий, мы получим лишь теорию, объясняющую нам возникновение правового регулирования из материальных потребностей общества, а следовательно — соответствие правовых норм материальным интересам тех или иных общественных классов. Но само правовое регулирование, несмотря на богатство исторического содержания, которое мы вкладываем в это понятие, останется неанализированным как форма. Вместо полноты внутренних расчленений и связей мы вынуждены будем пользоваться скудными и приблизительно намеченными очертаниями юридического, настолько приблизительными, что граница, отделяющая сферу юридического от смежных сфер, совершенно стирается 12.
До известной степени такой прием нельзя не признать закономерным. Историю хозяйства можно излагать, совершенно оставив в стороне тонкости и детали, скажем, теории ренты или заработной платы. Но чтобы мы сказали о таком историке хозяйственных форм, для которого основные категории теоретической экономии — стоимость, капитал, прибыль, рента и т. д.— расплывались бы в смутном и недифференцированном понятии хозяйства? Мы уже не говорим о том, как встречена была бы попытка выдать такую историю за теорию политической экономии. Между тем в области марксистской теории права дело обстоит именно таким образом. Можно, правда, утешать себя тем, что юристы до сих пор все еще ищут и не могут найти определения для своего понятия права. Ведь если большинство курсов по общей теории права обычно начинаются той или иной формулой, то на самом деле и эта формула дает нам лишь смутное, приблизительное, нерасчлененное представление о юридическом вообще. Можно утверждать как аксиому, что мы меньше всего узнаем о праве из тех определений, которые ему даются, и, обратно, что соответствующий ученый тем основательнее знакомит нас с правом как с формой, чем
Общая теория права и марксизм
49
меньше внимания он обращает на свое собственное определение.
Причина этого совершенно ясна: такое сложное понятие, каким является право, не может исчерпываться определением по правилам школьной логики per genus et differentia specifica.
К сожалению, и те немногие марксисты, которые занимались теорией права, не избежали искушения схоластической премудрости. Так, например, Реннер кладет в основу своего определения права понятие императива, обращенного от лица общества к индивиду 1J. Эта незатейливая конструкция представляется ему вполне достаточной, чтобы проследить прошлое, настоящее и будущее правовых институтов и.
Основным пороком такого рода формул является их неспособность охватить понятие права в его действительном движении, раскрывающем полноту внутренних взаимоотношений и связей. Вместо того чтобы дать понятие права в его наиболее законченной и отчетливой форме и, следовательно, показать значимость этого понятия для определенной исторической эпохи, нам преподносят чисто словесное общее место о «внешнем авторитетном регулировании», которое одинаково хорошо подходит ко всем эпохам и стадиям развития человеческого общества. Полную аналогию этому в политической экономии представляют собой попытки дать такое определение понятия хозяйства, которое охватывало бы собой все исторические эпохи. Если бы экономическая теория вся состояла из таких бесплодных схоластических обобщений, она вряд ли заслуживала бы название науки.
Маркс, как известно, начинает свое исследование не с рассуждения о хозяйстве вообще, но с анализа товара и стоимости. Ибо хозяйство, как особая сфера отношений, дифференцируется с появлением на сцену обмена. До тех пор, пока стоимостные отношения отсутствуют, хозяйственная деятельность лишь с трудом может быть отмежевана от прочей совокупности жизненных функций, с которыми она составляет одно синтетическое целое. Чистое натуральное хозяйство не может явиться предметом политической экономии как самостоятельной науки15. Только товарно-капиталистические отношения образуют впервые предмет политической экономии как особой тео-f.
50 Общая теория права и марксизм
ретической дисциплины, пользующейся своими специфическими понятиями. «Политическая экономия начинает с товара, с того момента, когда продукты обмениваются друг на друга отдельными людьми или первобытными общинами» 16.
Аналогичные соображения можно всецело применить к общей теории права. Те основные юридические абстракции, которые порождаются развитым юридическим мышлением и представляют собой ближайшие определения юридической формы вообще, отражают собой определен ные, и притом весьма сложные, общественные отношения. Попытка найти определение права, которое отвечало бы не только этим сложным отношениям, но «человеческой ■ природе» или «человеческому общежитию» вообще, неиз-. бежно должна привести к схоластическим, чисто словесным формулам.
Когда от этой безжизненной формулы приходится, переходить к анализу правовой формы в том виде, в каком мы ее действительно встречаем, мы неизбежно наталкиваемся на ряд затруднений. Эти затруднения преодолеваются лишь путем очевидных натяжек и ухищрений, Так, например, обычно после того, как нам уже дано общее определение права, мы узнаем, что, собственно говоря, существуют два вида права — субъективное и объективное, jus agendi и norma agendi. При этом в самом определении возможность такого расщепления совершенно не предусматривается, почему и приходится или отрицать какой-либо один из видов, объявляя его фикцией, фантазмом и т. д., или устанавливать между общим понятием права и двумя его видами чисто внешнюю связь. А между тем эта двойственная природа права, это распадение его на норму и правомочие имеет не менее существенное значение, чем, например, распадение товара на стоимость и потребительскую стоимость.
Право как форма неуловимо вне своих ближайших определений. Оно существует не иначе, как в противоположностях: объективное право — субъективное право, публичное право — частное право и т. д. Однако все эти основные разграничения окажутся механически пристегнутыми к основной формуле, если последняя будет нами образована с тем расчетом, чтобы она охватила все эпохи и стадии социального развития, в том числе и такие, ко-
Общая теория права и марксизм 51
торые вовсе не знали указанных выше противоположностей.
Только буржуазно-капиталистическое общество создает все необходимые условия для того, чтобы юридический момент в социальпых отношениях достиг полной определенности.
Если оставить в стороне культуру первобытных народов, где мы вообще лишь с трудом можем выделить право из общей массы социальных явлений нормативного порядка, то даже в средневековой феодальной Европе правовые формы отличаются крайней неразвитостью. Все отмеченные выше противоположения слиты в единое недифференцированное целое. Отсутствует грань между правом как объективной нормой и правом как управомо-чием. Норма общего характера не отличается от конкретного ее применения; соответственно этому слиты деятельность судьи и законодателя. Совершенно затушевана как в организации марки, так в организации феодальной власти противоположность между публичным и частным правом. Отсутствует вообще столь характерное для буржуазной эпохи противоречие между человеком как частным лицом и человеком как членом политического союза. Для того чтобы все эти грани правовой формы выкристаллизовались с полной отчетливостью, понадобился долгий процесс развития, главной ареной которого были города.
Таким образом, диалектическое развитие основных юридических понятий не только дает нам форму права в ее наиболее раскрытом и расчленепном виде, но и отображает реальный исторический процесс развития, который есть не что иное, как процесс развития буржуазного обптества °*.
Против общей теории права, как мы ее понимаем, не могут быть выдвинуты возражения, будто эта дисциплина имеет дело лишь с формальными и условными определениями и искусственными конструкциями. Никто не сомневается, что политическая экономия изучает нечто действительно существующее. хотя еще Маркс предупреждал, что такие вещи, как стоимость, капитал, прибыль, рента и т. д., нельзя обнаружить с помощью микроскопа и химического анализа. Теория права опери-ovpt с абстракциями не моттсо «искусственными»; «тори-дпчоскос отношение» или «субъекта права» точно так же
52
Общая теория права и марксизм
нельзя обнаружить методами естественнонаучного исследования, однако и за этими абстракциями скрываются зполне реальные общественные силы.
С точки зрения человека, живущего в натурально-хозяйственной среде, экономика стоимостных отношений будет представляться таким же искусственным извращением простых и естественных вещей, каким юридический способ мышления представляется здравому рассудку «среднего человека».
Нужно заметить, что юридическая точка зрения несравненно более чужда сознанию «среднего» человека, чем экономическая. Ибо в том случае, когда экономическое отношение осуществляется одновременно и как юридическое, для участников этого отношения актуальной в громадном большинстве случаев является именно эконо мическая сторона; юридический же момент остается на заднем плане и выступает наружу со всей своей определенностью только в особых, исключительных случаях (процесс, спор о праве). С другой стороны, носителями «юридического момента» в стадии его активности явля ются обычно представители особой касты (юристы, судьи). Поэтому для «среднего» человека мышление в экономических категориях представляется более привычным и естественным, чем мышление в категориях юридических.
Думать, что основные понятия, выражающие собой смысл правовой формы, являются продуктом чьих-то произвольных измышлений, значит впадать в ту ошибку, которую Маркс отметил у просветителей XVIII в. Так как последние, по словам Маркса, еще не умели выяснить возникновение и развитие загадочных форм общественных отношений, то старались отнять у них непонятный характер, заявляя, что они — человеческое изобретение, а не свалились с неба ".
Нельзя, впрочем, отрицать, что значительная доля юридических конструкций на самом деле носит весьма шаткий и условный характер. Таково, например, боль^ шинстео конструкций публичного права. Ниже мы постараемся выяснить причины этого явления. Пока ограничимся замечанием, что форма стоимости в условиях развитого товарного хозяйства становится универсальной и принимает наряду с первичными ряд производных и мни-
Общая теория права и марксизм 53
мых выражений, выступая как продажная цена предметов, не являющихся продуктами труда (земля) п даже вовсе не относящихся к процессу производства (например, военные тайны, покупаемые у шпиона). Это не мешает тому, что стоимость как экономическая категория может быть понята только под углом зрения обществетю необходимых трудовых затрат, потребных для производства того или другого продукта. Точно так же универсализм правовой формы не должен останавливать нас в поисках тех отношений, которые составляют ее реальную основу. В дальнейшем мы надеемся показать, что этой основой не являются те отношения, которые носят наименование публично-правовых.