Утопия советского экологического проекта и «зелёный» коммунизм

Михаил Мыльников

 

Советский эксперимент по созданию принципиально нового, коммунистического мира, предполагал, в первую очередь, революционное изменение самих принципов организации общества в соответствии с учением К. Маркса и Ф. Энгельса, включая радикальную трансформацию отношений между природой и человеком. Огромная территория, целая палитра климатических поясов и мощные запасы возобновляемых и невозобновляемых природных ресурсов накладывали свой отпечаток на форму и содержание реализации советского экологического проекта и ставили особые задачи в контексте его воплощения в действительность. Коммунистический проект не только провозглашал экологическую справедливость для всех, но и обещал решить проблемы с территориями, испытывавшими различные экологические проблемы, начиная от проблем с питьевой водой и заканчивая засухами и природными катаклизмами – через «великое преобразование природы», граничащее с научной фантастикой, – оттаивание вечной мерзлоты и распахивание тундры под плодородные поля, переброс стока рек с севера на юг и т. п.

 

Рассматривая сложную и противоречивую историю «зелёной утопии» в СССР, можно выделить три волны – с первых лет существования нового советского государства до начала 1930-х, с середины 1930-х до середины 1950-х и с начала 1960-х до середины 1980-х годов,когда идеологическое содержание зелёной утопии удивительным образом менялось, или даже подменялось.

 

«Новый социалистический человек»: от любви к природе к власти над природой

Проблемы охраны окружающей среды, безусловно, не были ключевыми пунктами политической программы большевиков, и их упоминаний практически не встречается в партийных документах. Однако в первые годы существования советского государства – во многом из-за напряжённой внутриполитической ситуации, отсутствия законодательной базы и контроля со стороны новых властей – по всей стране происходят многочисленные бесконтрольные рубки леса на дрова, массовый браконьерский вылов рыбы, забой дичи и пушного зверя. В итоге советское правительство вынуждено принимать срочные меры: в 1917-1920-х годах руководящие органы страны – ВЦИК, СНК – принимают порядка 268 декретов и постановлений, касающихся природопользования и охраны окружающей среды[1]. После знаменитого «Декрета о земле», принятого 8 ноября 1917 года, 27 мая 1918 года принимается «Основной закон о лесах», который вменяет в обязанность лесопользователям осуществлять природоохранные мероприятия, а все леса провозглашаются достоянием Советской республики. 27 мая 1919 года принимается декрет «О сроках охоты и о праве на охотничье оружие», 16 сентября 1921 года – «Декрет об охране памятников природы, садов и парков». Десятилетия спустя это позволит советским идеологам говорить об «исключительной прозорливости В. И. Ленина в области охраны природы»[2].

 

Одновременно при Народном комиссариате просвещения организуется Государственный комитет по охране памятников природы[3]. Спустя несколько лет после революции начинается активный процесс по созданию заповедников, а в 1925 году учреждается Всероссийское общество охраны природы. Д. Р. Вайнер характеризует первое десятилетие советского государства как время «больших надежд», описывая расцвет «эстетико-этического» направления природоохранного движения: любовь и забота о природе видится как органичная часть нового социалистического человека [4]. Она инкорпорируется, в первую очередь, в культурную сферу: с одной стороны, через массовую печать – появляются газеты и журналы, художественная литература, рассказывающая в простой форме, для ещё вчера неграмотных крестьян и рабочих, о природе и географии страны. С другой стороны, через экологическое просвещение и повседневные практики: активисты обществ охраны природы приходят с популярными лекциями на фабрики и заводы, в 1923 году в СССР проходит первая массовая кампания, посвященная «Дню леса», а с 1928 года повсеместно начинает праздноваться «День птиц». Организуются Всесоюзные природоохранные выставки, выпускаются специализированные учебные пособия – «Школьный учитель и охрана природы», «Подготовка ко Дню леса» и т. п.[5].

 

Но к середине 1920-х годов главенствующие позиции в природоохранном движении начинают занимать концепции, обосновывающие «совместимость идей охраны природы с материалистическим мировоззрением»[6]. Уже в 1929 году, на I Всероссийском съезде по охране природы, сторонники старой парадигмы природоохраны вынуждены противостоять апологетам рационального использования природных ресурсов на фоне разворачивающегося социалистического строительства и коллективизации. В рамках выполнения пятилетних планов по всей стране происходит массовая распашка полей, зарегулирование течения рек, обширная заготовка лесов. Те природоохранные движения,которые пытаются противостоять нарастающим тенденциям разрушения окружающей среды, оказываются под давлением: Всероссийское общество охраны природы символически переименовывается во «Всероссийское общество охраны и содействия развитию природных ресурсов», журнал «Краеведение» – в «Советское краеведение». Дольше всех держалось Центральное бюро краеведения, но ради своего существования оно лишилось Комиссии по охране природы и собственного издания «Известия ЦБК», а для противодействия ему советскими властями было создано параллельное движение-спойлер «ОКРАМ» – «Общество краеведов-марксистов».

 

На первом Всесоюзном съезде по охране природы в январе 1933 года под давлением партийных органов фактически был дан старт вторжению в заповедники: начинаются эксперименты по акклиматизации чуждых для естественной среды видов, в недрах научных институтов СССР появляется «Генеральный план реконструкции фауны», закладывается фундамент для «лысенковщины»[7].

 

 

«Великое преобразование природы» и Центральная Азия

Уже после войны, в 1948 году появляется «Сталинский план преобразования природы», который дает старт «великим стройкам коммунизма»: некоторые проекты поражают глобальностью масштабов. Несмотря на то, что идеи поворота течения рек с целью локального изменения климата, улучшения снабжения водой и развития сельского хозяйства активно обсуждались учеными еще в девятнадцатом веке, наибольшего пика инженерное воображение достигает ближе к середине века двадцатого. Среди выдвинутых идей: и оттаивание вечной мерзлоты путем перекрытия Берингова пролива специальной дамбой и перекачивания холодной воды в Тихий океан, и опреснение Балтийского моря, и создание гигантского водохранилища под названием «Сибирское море» площадью 260 тыс. квадратных километров, которое наполнялось бы за счёт стока Иртыша, Тобола и Оби с последующей перекачкой воды в Центральную Азию, и соединение Дуная и Днепра для организации активного водообмена между реками. Отдельной строкой шли проекты по созданию каскада гидроэлектростанций в европейской части России, Волжско-Камского гидроузла и Камо-Печорского водохранилища[8].

 

Ученые и специалисты по природоохране пытались осуществлять свою деятельность под прикрытием лозунгов о выполнении пятилеток, однако экологический дискурс полностью изменился – природа в массовой пропаганде превратилась во враждебную стихию, которую необходимо преодолеть, победить, подчинить своим нуждам и нуждам хозяйства страны.

В первую очередь, эти тенденции находят своё отражение в сфере культуры: во многих школьных учебниках, произведениях литературы все чаще встречаются темы борьбы с природой как со стихией, утверждается культ всесильности советского человека. Плеяду писателей, прославляющих борьбу с «враждебной стихией природы», возглавляет Максим Горький. Как отмечает Е. Добренко, в заметках и статьях Горького тема борьбы с природой предстает перед читателем ни много ни мало синонимом классовой борьбы. Особенно ярко это проявляется в статье «О борьбе с природой», очерках об истории строительства Беломорско-Балтийского канала и др.[9]. «Природа действует как враг наш, и мы должны единодушно вступить в борьбу против неё как врага», – громко заявляет Горький. – «Борьба эта необходима, её нужно начать. Мы должны дать бой злым силам природы, мы все, «от мала до велика»»[10]. Миссия поэтов и литераторов, по мнению Горького, состоит в призвании человека «на борьбу с природой, за властью над нею»[11]. Не случайно в известной песне конца 1930-х годов на стихи В. Лебедева-Кумача появляются строчки: «По полюсу гордо шагает, меняет движение рек, высокие горы сдвигает советский простой человек». А. В. Виноградов говорит об этом периоде как о фактическом воспитании «массового антиэкологического мышления»[12]. Даже неофициальным символом ГУЛАГа становится лозунг «Изменяя природу, человек изменяет самого себя»[13]. По мнению исследователей, причина столь быстрого поворота сначала в идеологическом дискурсе природоохраны, а затем и в сознании большинства жителей СССР лежит в том, что «сталинский лозунг «переделки природы» был обращен не к единицам, не к тысячам, а к миллионам. Поэтому сама мысль об обособлении ценнейших участков природы от социалистического строительства казалось еретической, враждебной», – отмечает В. В. Соколов[14].

 

Любопытно, что, несмотря на то, что «переделка природы» обычно негативно сказывалась на состоянии окружающей среды, некоторые из радикальных мер, наоборот, благотворно повлияли на природные условия: например, грандиозный проект по посадке лесополос в Поволжье спустя десятилетия доказал свою эффективность по защите сельскохозяйственных полей от эрозии, пыльных бурь и суховеев. Кроме того, в 1930-е годы в СССР проводятся эксперименты как с экологически чистыми видами топлива (например, на Горьковском автозаводе проходят испытания тракторов на природном газе), так и с возобновляемыми источниками энергии. Так, в 1933 году Совет народных комиссаров даёт указание о создании в Туркмении установок для опреснения воды, работающих на солнечной энергии; год спустя на берегу залива Кара-Богаз-Гол в той же Туркмении для нужд водозаборной станции строится мощный генератор на ветряной энергии. Однако эти опыты были скорее единичными, и вскоре подобные эксперименты были прекращены[15].

 

«Великое преобразование природы» затрагивает всю территорию Советского Союза, исключением не становится и Центральная Азия. Первоочередной проблемой здесь, с точки зрения руководства страны, признаётся нехватка воды – еще в первые годы советской власти, 17 мая 1918 года, СНК издаёт Декрет об ассигновании 50 млн. рублей на организацию и проведение оросительных работ в Туркестане. По данным Академии наук Киргизской ССР, к концу 1939 года в Киргизии орошалось порядка 700 тысяч гектаров[16].

 

Согласно официальной советской историографии, народное движение за преобразование природы зародилось в Кыргызстане в Кара-Суйском районе Ошской области. Именно здесь в январе 1939 года начались масштабные работы по модернизации оросительной системы – в результате упорных работ дополнительное орошение получили 7 тысяч гектаров. В апреле 1939 года члены сельхозартели имени Кирова Кара-Суйского района обратились к колхозникам с призывом начать строительство 12-километрового канала: строительство велось методом «скоростного народного строительства», а сам канал с тринадцатью гидротехническими сооружениями был построен за 9 дней. Уже 30 апреля 1939 года в торжественной обстановке состоялось открытие канала, который в честь грядущего праздника получил название «канала имени Первого мая». В результате строительства поливные площади увеличились на 192 гектара, а водопользование улучшилось на территории в 3100 гектаров[17]. В дальнейшем движение развивалось стремительно: был прорыт 10-километровый канал имени Героя Советского Союза Фёдорова в Ноокатском районе Ошской области, переустроено орошение Чашминской долины в Кадамжайском районе Баткенской области, прорыт 20-километровый канал Андаш в Таласском районе, началось строительство первой очереди Араванского канала,  построен 30-километровый Кугартский канал в Сузакском районе Джалал-Абадской области, 25-километровый Нарынский канал в Джамбулакской долине, 70-километровый канал Отуз-Адыр в Кара-Суйском районе Ошской области, Большой Чуйский канал и другие[18].

 

«Народное движение» организовывалось по принципу добровольной колхозной и территориальной принадлежности, работало методом «народного скоростного строительства», часто несло в себе многие признаки «социалистического соревнования». Если в первое время колхозники работали по принципу индивидуальной сдельщины, то с 1940 года целые бригады и звенья колхозов соревновались с другими по объему и масштабам земляных и оросительных работ. Были у движения свои «стахановцы» и свои награды: переходящие красные знамена для лучших бригад и участков строительства.

 

В. П.Шерстобитов в трудах Института языка и литературы и института истории Академии наук Киргизской ССР приводит следующее описание успехов «народного движения», которое, в целом, отражает господствующее в обществе восприятие природы: «В первой половине января 1940 года колхозники Киргизии и Таджикской ССР одержали новую победу над природой. На территории Баткенского и Исфаринского района они построили большой канал, который намного увеличил пропускную способность старой оросительной системы и позволил значительно улучшить водообеспеченность колхозных полей»[19].

 

В конце статьи автор не забывает подчеркнуть связь «великого преобразования природы» с основополагающими принципами марксизма-ленинизма: «Личное участие в преобразовании природы имело огромное значение в преодолении религиозных предрассудков, ибо воочию убеждало широкие массы трудящихся в возможности борьбы с природными стихиями, разбивало религиозные догмы о том, что люди бессильны и обречены на гибель в своем единоборстве с природой. Следовательно, объективно народное движение за преобразование природы служило укреплению в сознании трудящихся материалистического мировоззрения и марксистко-ленинской идеологии. Борьба трудящихся Киргизии за преобразование природы служит убедительным подтверждением правильности положения марксизма-ленинизма о том, что подлинными творцами истории являются народные массы»[20], – делает вывод Шерстобитов.

 

 


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: