Поражение советского экологического проекта и новые надежды

Тем не менее, несмотря на прогрессивное экологическое законодательство, крупные суммы, которые стали закладываться на охрану природы в каждую пятилетку, хорошо налаженную сеть экологического воспитания молодёжи и мощную природоохранную пропаганду, реальность советской экономической системы оказывается иной. Проблемы загрязнения индустриальных регионов, следующие друг за другом крупные техногенные катастрофы, стремительно нарастающая деградация состояния окружающей среды сильно разнились с декларируемыми принципами.

 

Многие проекты «великого преобразования природы» имели существенные недостатки и недоработки, которые не были просчитаны заранее, и в результате их реализация приводила к эрозии почв, пересыханию водоёмов, гибели лесов, и, в конечном счёте, к нанесению колоссального ущерба как природе, так и качеству жизни советских граждан. Математик и член-корреспондент Академии наук М. И. Зеликин в своей книге «История вечнозелёной жизни», частично посвящённой истории борьбы против «поворота рек», приводит пример с проектом опреснения лимана Сасык на побережье Чёрного моря. Планировалось отделить лиман от моря дамбой, опреснить воду, постепенно перекачивая её из Дуная, и подавать её в Дунай-Днестровскую оросительную систему. В расчёты был заложен трехкратный водообмен и итоговая солёность лимана в 0,6-0,8 граммов на литр при безопасной солёности не более 1 грамма на литр. Однако итоговые расчеты оказались ошибочными: даже несмотря на восьмикратный водообмен, десять тысяч гектаров плодородной земли были уничтожены поданной на полив водой, чья солёность достигала 3 граммов на литр. «Любопытно и страшно читать материалы комиссии, расследовавшей эту рукотворную катастрофу», – отмечает Зеликин. – «После подробного описания случившегося и констатации того факта, что в проекте были неверно учтены и оценены придонная и подземная составляющие солевого баланса, делается вывод о необходимости дальнейшего массированного развития водных мелиораций. Дескать, продолжайте в том же духе, товарищи!»[45].

 

Свою роль играет и засекреченная статистика по выбросам и загрязнениям окружающей среды, доступная только узкому кругу специалистов. Только в 1992 году выходит книга М. Фешбаха и А. Френдли-мл. «Экоцид в СССР: здоровье и природа на осадном положении», которая открывает всему миру реальные масштабы загрязнения воды, почвы и воздуха в СССР.

 

Несмотря на предельную ангажированность авторов[46], в целом труд опирается на многочисленные источники и позволяет сделать вывод о катастрофической ситуации с отравлением окружающей среды в СССР химическими веществами, особенно в индустриальных регионах. Авторы приводят пугающие факты: уровень бензопирена превышает предельно допустимые нормы в пять раз в 67 городах, хлористого водорода – в 30 городах, сероводорода – в 30 городах, азота – в 26 городах СССР[47]. Три четверти московских заводов и фабрик не имеют должных фильтров и очистных сооружений, в результате почва в крупных городах «перенасыщена цинком, свинцом, молибденом и хромом. В воздухе Горького, Смоленска, Омска окиси азота содержится больше нормы в 20 раз, в Никеле – концентрация сернистого газа в 33 раза больше нормы, содержание бензопирена в воздухе Новокузнецка превышает норму в 598 раз»[48], –  бесстрастно отмечают авторы.

 

Примечательно, что зачастую советские нормы по предельно допустимому содержанию вредных веществ были жестче, чем принятые Всемирной организацией здравоохранения, однако в реальности их соблюдение не контролировалось. Например, на уровне союзных республик – РСФСР и УССР – каждый уровень власти самостоятельно устанавливал предельно допустимое содержание нитратов в картофеле[49]. В 1988 году инспекционная служба 27 тысяч раз запрещала продажу продуктов питания из-за наличия в них большого количества нитратов и пестицидов, а превышение содержания антибиотиков было обнаружено в одной десятой проверенного мяса и четверти всего молока[50].

 

Высокий уровень загрязнения влиял как на состояние здоровья советских людей, так и на продолжительность жизни, которая, как отмечают М. Фешбах и А. Френдли-мл., в Советском Союзе была гораздо ниже, чем у средних американцев. Уровень детской смертности в СССР, по данным авторов книги, в реальности составлял не менее 33-х смертей на 1000, что соответствует показателем Китая или Шри-Ланки[51].

 

Отдельной строкой идут многочисленные аварии в шахтах, на нефтяных скважинах и газопроводах, транспорте, производстве, ядерные испытания на Тоцком полигоне, в Семипалатинске, а также инциденты на предприятиях атомной энергетики – авария на комбинате «Маяк», катастрофа на Чернобыльской АЭС, потрясшая весь мир. «Нигде на планете нет худшей экологической ситуации, чем в СССР… Мы стали испытательным полигоном для всего мира и экологической угрозой для всей планеты»[52], –  приводят авторы «Экоцида…» слова доктора Г. Беренбойма.

 

Истоки подобной ситуации, по мнению авторов книги, заключаются в приоритетах советского руководства: уделяя повышенное внимание государственной безопасности и обороне, вопросы окружающей среды всегда выпадали за рамки основополагающих. «Причины кризиса экологии Советского Союза… лежат прямо на поверхности. Деградация окружающей среды происходит из-за процесса необдуманной индустриализации в сочетании с неудачей в правильной оценке социальной стоимости безудержной эксплуатации ограниченных природных ресурсов»[53], – замечает М. Фешбах. Результат подобной политики оказался плачевным, поскольку именно рядовые жители СССР стали экологическими жертвами ускоренной индустриализации, гонки вооружений, растущих аппетитов отраслей сельского хозяйства и тяжелой промышленности.

 

В этой уникальной лакуне – разрыве между декларируемым властями и терпящим поражение советским экологическим проектом и окружающей действительностью – в СССР в качестве своеобразного ответа и, возможно, самостоятельной попытки построения «зелёной утопии» «снизу» рождаются новые, формальные и неформальные носители экологической повестки, целые институты, выходящие за рамки официальной идеологической доктрины Советского Союза, основанные на самоорганизации и природоохранном активизме.

 

 

«Зелёная утопия»: низовая самоорганизация в СССР

Среди них, в первую очередь, стоит отметить рождение в 1958-1960 гг. неформальных низовых экологических движений – студенческих дружин охраны природы, которые внесут свой весомый вклад в экологическую историю СССР.

 

 

Массовое студенческое движение: дружины охраны природы

История прообразов первых дружин тянется еще с 1920-х годов, с кружка юных биологов при Московском зоопарке, который был основан энтузиастами-зоологами из числа профессоров в 1924 году. Первыми протодружинами можно считать и так называемые «бригады содействия милиции» – «бригадмилы», которые вместе с советской милицией занимались, в том числе, пресечением браконьерства – массовых вырубок ёлок перед новогодними праздниками. Но идея создания полноценной дружины охраны природы обсуждается на заседании Московского общества испытателей природы только в 1959 году, а в октябре 1960 года она официально учреждается на собрании студентов-комсомольцев биолого-почвенного факультета МГУ. На протяжении десяти лет, в 1958-1968 гг. студенческие дружины возникают параллельно, независимо друг от друга, в Тарту, Москве и Одессе, и только в 1968 году их участники узнают о существовании друг друга. В 1968-1969 годах дружины охраны природы появляются в вузах и институтах Еревана, Ленинграда, Томска, Харькова, Брянска. Первый полноценный слёт студентов-дружинников под названием «Молодёжь в борьбе за охрану природы» проходит в 1974 году в Казани[54]. Движение стремительно растёт, и через год количество членов дружин охраны природы составляет уже 1185 человек. Как отмечается в программных документах дружин в середине 1970-х, «Дружина по охране природы – это коллектив наиболее активных комсомольцев – членов общества охраны природы, глубоко осознавших свою личную ответственность за гармонизацию отношения между обществом и природой»[55].

 

Примечательно, что дружины рождались исключительно по низовой инициативе – так, письмо, разосланное дружиной охраной природы МГУ сорока региональным комитетам ВЛКСМ не привело к созданию ни одной дружины «сверху». Тогда, по воспоминаниям А. В. Виноградова, несколько лет руководство комсомола пыталось «напугать или приручить» новое общественное движение, в одночасье ставшее самым массовым независимым движением молодёжи страны, однако у них ничего не получилось, поскольку «движение было надежно прикрыто декларациями ВЛКСМ и КПСС об охране окружающей среды»[56].

 

Тем не менее, основные полномочия дружин оказываются ограниченными рамками работы в заповедниках, противодействия браконьерам, проведения научных исследований и экологического просвещения. Однако потрясающая продуктивность движения (как отмечает А. В. Виноградов, «в среднем по стране студент-дружинник задерживал столько же браконьеров, сколько средний штатный работник государственных инспекций»[57]) и сам факт существования массового экологического движения, которое объединяет прогрессивную и деятельную молодёжь, позволяет создать автономную, свободную и независимую интеллектуальную среду внутри самих дружин.

 

 

Самоорганизация профессионалов: ученые против «поворота течения рек»

Вторым ярким примером низовых действий советских граждан «снизу» в рамках советского экологического проекта, становится самоорганизация по профессиональному признаку – в первую очередь, учёных, из которой в историю вошло наиболее известное противостояние – борьба с «поворотом течения рек» в рамках «Комиссии Яншина».

 

Всё начинается ещё в первые годы после войны, когда М. М. Давыдов реанимирует популярные ранее идеи переброски стока сибирских рек с севера на юг в научной и общественной печати, но дело приобретает серьезный оборот лишь десять лет спустя, когда 17 января 1961 года на XXI съезде ЦК КПСС проект по «повороту течения рек» получает статус приоритетного: в десятки крупнейших исследовательских институтов поступает заказ на технические, экономические, инженерные и природоохранные расчеты. Приступить к реализации проекта планируется в 1985 году, но разработка документации затягивается, и даты плавно переносятся на 2000 год.

 

Но в 1981 году при Совете министров СССР создается комиссия по охране окружающей среды и рациональному природопользованию, на одном из первых заседаний которой, при рассмотрении вопроса о «повороте течения рек», проект сталкивается с жестким оппонированием со стороны учёных: академик Яншин прямо заявляет, что подобные проекты стране не нужны[58].

 

Академики обращаются в Центральный комитет партии с письмом, в котором просят остановить разработку проекта. Одновременно закипает работа в научных институтах Академии наук, появляется целая сеть учёных, сопротивляющихся проекту «поворота рек». Успешной работой «сеть сопротивления» обязана как авторитету академиков в СССР, так и широкой возможности использования ресурсов Академии наук: помещений для собраний, распространения информации среди единомышленников, вычислительных мощностей и лабораторий, а также относительно лёгкому доступу ученых к научно-популярным изданиям и массовой печати. Случались даже курьёзные ситуации, когда одни институты АН СССР работали на обоснование поворота рек, а другие, наоборот, на доказательство опасности реализации подобных проектов. Ожесточенные дискуссии между оппонентами случались регулярно в рамках конференций, защит диссертаций и круглых столов[59].

 

Сети самоорганизации ученых, подобных «Комиссии Яншина», сыграют свою роль в движении за закрытие Целлюлозно-бумажного комбината на озере Байкал, в оппонировании более локальным проектам, которые грозили нанести непоправимый ущерб окружающей среде: проектам Рижского и Катуньского гидроузла, Астраханского газоконденсатного комбината, канала Волга-Чограй и т. п.[60].

«Город-мост»: проект «Экополис»

 

В конце 1970-х, на пересечении профессиональной самоорганизации и массового экологического активизма в СССР, благодаря гению двух исследователей [OSh1] – кыргызстанского психолога и философа, профессора Арона Абрамовича Брудного и биолога, сотрудника МГУ Дмитрия Николаевича Кавтарадзе – рождается, пожалуй, один из самых удивительных феноменов советского «зелёного коммунизма» – проект «Экополис», который предполагал создание дружественного природе экологически благополучного города – на основе передовых научных исследований и широкого участия рядового населения.

 

В 1985 году профессор О. Н. Яницкий, освещая проект на страницах авторитетного журнала «Социологические исследования», пишет: «Вот уже несколько лет с газетных полос не сходит слово «Экополис». Не отстают и популярные журналы – «Знание и сила», «Наука и жизнь», «Химия и жизнь»… Сегодня можно смело утверждать, что представления об экополисе уже существует в массовом сознании… Камешком, обрушившим всю эту лавину идей и рецептов, была небольшая брошюра, написанная философом и биологом, профессионально весьма далёкими от традиционной урбанизации. С тех пор идея продолжает своё победное шествие по страницам газет, журналов и сборников»[61]. Что же вызвало такой неподдельный интерес советских граждан, учёных и журналистов к проекту «Экополис»?

 

В конце 1970-х годов молодой биолог, сотрудник МГУ Д. Н. Кавтарадзе знакомится с философом А. А. Брудным, который в это время читает лекции на недавно созданном факультете психологии МГУ. «Я стал ходить на лекции ААБ [Арона Абрамовича Брудного] на факультет психологии МГУ. …удалось заинтересовать ААБ возможностью широкомасштабного экспериментального исследования городской среды как с экологической, так и с психологической точек зрения… В ходе обсуждений появился новый для всех термин «экополис»[62], – вспоминает впоследствии Кавтарадзе.

 

Место реализации проекта – небольшой подмосковный город Пущино, в котором располагается ряд крупных институтов естественнонаучной направленности Академии наук СССР – выбирается как «сравнительно простая модель» и «полигон» для реализации проекта: статус наукограда и содействие городской администрации даёт надежду, что «в маленьком городе удастся решить некоторые задачи, которые необходимы для формирования крупных городов»[63]. Ещё в середине 1960-х годов, в первые годы после строительства наукограда, в Пущино сформировался прообраз локального экологического движения: новые жители – учёные, в большинстве своём биологи и их семьи, сотрудники Научного центра биологических исследований АН СССР – смогли добиться от местных властей принятия целого ряда природоохранных постановлений. Но на этом дело не останавливается: в октябре 1978 года в Пущино проходит симпозиум «Охрана природы – психологические аспекты» под руководством профессора А. А. Брудного. После него, при поддержке биологов – сотрудников лаборатории экологии и охраны природы кафедры высших растений биологического факультета МГУ – и начинается полномасштабная реализация проекта «Экополис».

 

В 1981 году выходит первый препринт программы «Экополис»[OSh2], небольшая брошюра, которая даёт старт бурному общественному обсуждению. Целью проекта объявляется «создание экологически и психологически полноценной городской среды обитания, которая одинаково согласуется с потребностями человека как биологического и социального существа с одной стороны, и возможностями существования естественных экосистем в городе и пригороде – с другой»[64].

 

Ключевая идея экополиса основывается на авторской концепции Брудного и Кавтарадзе о «сопряженной эволюции природы и общества», отсылающей, с одной стороны, к тезису В. И. Ленина о «единстве и связи, взаимозависимости и цельности мирового процесса»[65], с другой – к теории В. И. Вернадского о ноосфере[66]. Авторы заявляют, что основными компонентами развития человечества является взаимодействие природы и общества, поэтому деятельность человека «должна быть сопряженной с эволюционным развитием биосферы»[67]. Вместе с тем, по мнению вдохновителей «Экополиса», «в условиях социализма есть основа для развития гармоничных отношений человека и биосферы, однако эти отношения не образуются спонтанно, для их проявления нужны целенаправленные усилия»[68]. Важно отметить, что действующая парадигма советского экологического проекта, по мнению авторов, не снимает эту проблему, поскольку «формы приспособления природы для сосуществования с человеком – не решение, необходимо взаимное приспособление»[69]. И достичь подобного можно на основе трансформации системы управления, методами «конструктивной экологии». «Экополис – это город и его ближайшие пригороды, где люди и живая природа взаимно поддерживают друг друга», это «малый город будущего, в котором экологические параметры поставлены в управляемые условия, а жители готовы к постоянным переменам как в своём образе жизни, так и в природе», ведь в самом экополисе «…идет постоянный эксперимент по взаимному приспособлению природы и человека», – рисуют контуры своего проекта А. А. Брудный и Д. Н. Кавтарадзе[70].

 

С прикладной точки зрения идея экополиса была полноценной попыткой создать междисциплинарное по[OSh3] ле исследований на базе интеграции наук о человеке и наук о природе. Вместе с тем авторы понимали и её ограниченность: нельзя досконально и объективно изучить и понять систему, одновременно являясь её частью.

 

Непосредственным поводом для возникновения идеи проекта «Экополис» стала деградация окружающей среды, наиболее резко проявляющаяся в крупных городах и мегаполисах, – «отклик на настойчивые требования нашего времени»[71]. Поскольку существующий тип урбанизации разрушает как здоровье людей внутри города, загрязняя почвы и воздух, так и природу снаружи, уничтожая естественные биологические сообщества, «урбанизация должна достичь сопряжения цивилизации с развитием биосферы» [72], – подчеркивает один из вдохновителей проекта Д. Н. Кавтаразде.

 

Как вспоминал впоследствии А. А. Брудный, в некоторой степени прообразом экополиса для него стали архитектурно-экологические традиции городов Центральной Азии[73]: «В Евразии идея Экополиса имеет особое культурно-историческое значение. Азиатские и прежде всего – центральноазиатские города с их влечением к зелени, тени, проточной воде, тишина и неизменные огороды русских уездных городов отражают определенный уровень взаимодействия с природой, который поддается модификации»[74], – отмечает он.

 

Работа над проектом «Экополис» в Пущино длится в несколько этапов: для начала составляется социальный и экологический портрет города, определяются основные характеристики населения, состояния окружающей среды, загрязнения вод, почв, воздуха, биоразнообразия, описана ситуация на особо охраняемых природных территориях и заповедниках. На втором этапе проводится открытая конференция для всех жителей города, посвященная проблемам окружающей среды. На третьем этапе идет детальное обсуждение самого текста программы, конкретных действий в её рамках, формируются отдельные направления – подпрограммы, проходит обсуждение структуры и функций экологических служб и общегородских лабораторий. В целом, как отметит позднее Д. Н. Кавтарадзе, работа проекта «Экополис» укладывается в формулу «воспитание – понимание – действие».

 

Вся работа программы строится на добровольных и неформальных началах: в ней, помимо научных сотрудников пущинских институтов и биологического факультета МГУ, принимают активное участие сотни рядовых жителей и жительниц города, более ста пятидесяти учащихся из МГУ и двенадцати вузов страны, члены дружин охраны природы; консультирование осуществляют научные группы институтов АН СССР как в естественнонаучной, так и в гуманитарной сфере; в рамках художественной части к работе над проектом присоединяется Экспериментальная мастерская Союза художников Е. А. Розенблюма[75].

 

В рамках проекта «Экополис» реализуются как фундаментальные научные программы, – среди которых, например, изучение экологических проблем здоровья населения города, психологических аспектов установления контактов между людьми, комплексное исследование водоёмов, биоценозов[76] Пущина и его окрестностей, – так и прикладные, которые были призваны, в первую очередь, решить насущные вопросы, волновавшие жителей. Например, были предложены решения проблемы грызунов в жилых домах, проработан вопрос создания природных заказников в городе и экологических троп для населения. Вместе с тем участники проекта ставили и оригинальные научные задачи: так, было изучено воздействие автомагистралей на биологические сообщества, проведена экологическая оценка воздействия автодорожных средств на культурные растения, опробована методика учета животных, погибших на автомобильных дорогах. Кроме того, были проведены социологические исследования по вопросам содержания домашних животных, потребностей жителей в новогодних ёлках, представлений граждан об охране окружающей среды. Усилиями участников проекта в Пущино была организована система природных и природноисторических заказников и памятников города, создана детская экологическая станция, началась работа по экологическому просвещению.

 

Однако на этапе внедрения рекомендаций проекта в жизнь активисты «Экополиса» сталкивались с определёнными трудностями. Например, несмотря на создание сети особо охраняемых природных территорий, с запозданием был обеспечен их юридический статус охраны, так и не был реализован проект по внедрению системы учебных экологических троп в черте города и не выполнены рекомендации по обеспечению населения новогодними ёлками. Тем не менее, были реализованы предложения по проведению Недели охраны природы, экологического проекта Зелёной зоны и её продолжения в микрорайоне «Д». В 1985 году начала работу научная группа по проблемам прикладной экологии и собственная лаборатория «Экополис», сотрудниками которой стали жители города[77].

 

Главным итогом проекта стала демонстрация возможности «целенаправленного изменения городской среды с широким участием населения»[78]. Издано большое количество брошюр и сборников, в которых были представлены результаты исследований по программам «Экополис» и пути решения обнаруженных проблем в области городской экологии[79].

 

Несмотря на внушительные успехи, исследователи осторожно комментируют итоги проекта: «Экополис – не панацея от всех экологических бед. Это частный, хотя и генерализируемый, путь решения проблем»[80]. Ю. В. Сафрошкин отмечает, что в рамках реализации проекта удалось «наметить Пущинский мини-вариант комплексной программы экологизации в духе Гонконгской программы»[81]. По мнению О. Н. Яницкого, «сама идея «Экополиса» оказалась настолько востребованной в советском обществе, что породила массу практических сторонников по всей стране»[82]. И не только в стране: наработки, полученные в результате работы проекта, будут изданы на немецком, французском, испанском языках и представлены на всемирных выставках в Японии и Австралии, а затем будут применяться на практике в московских районах Сокол, Косино, Химки; в Киеве, Кишиневе и других городах.

 

«Экополис» – один из самых ярких проектов самобытной «зелёной утопии» в СССР, попытка построить свой «зелёный коммунизм» руками обычных советских граждан и гражданок. Задуманный как «путь превращения мечты в реальность человеческой жизни усилиями науки и самих горожан»[83], он до сих пор вызывает ожесточённые споры и академические дискуссии, а его востребованность в будущем не ставится под сомнение – спустя почти два десятилетия после рождения программы А. А. Брудный, подводя итоги проекта, заметит: «у Экополиса есть душа, и не исключено, что она бессмертна»[84].