Тема «северодвинского Арбата» не должна быть забыта

Заворачиваю с Советской на проспект Беломорский и оказываюсь едва ли не в центре старой части Северодвинска.

Кто выдумал такое вот деление городских границ, вряд ли кто скажет. И сами границы оказываются весьма размытыми. Скажем, для ветерана Михаила Кочнева, автора многочисленных воспоминаний на страницах местных СМИ, проспект Беломорский самый что ни на есть центральный.

- А как же,- откликается Михаил Платонович, - вспоминаю, как в 1937-м мы с мамой вышли с парохода на причал Судостроя. Нас никто не встречал. Так что с поклажей за плечами шли мы по мосткам в три-четыре доски шириной прямиком до устланной деревянными плахами улицы, которая проспектом Беломорским и звалась. По этой самой «линии» гнали в свое время на строительство завода №402 зеков. Таким же образом они возвращались в лагерные бараки: шли по Беломорскому, сворачивали влево на Республиканскую и громыхали до колючки на Железнодорожной.

Так что шумной была улица. В начале проспекта располагалась аптека, на углу с нынешней Индустриальной отстроили баню, а напротив - магазинчик. Наш Михаил Платонович хорошо помнит рынок, на котором часто видел инвалидов-попрошаек. Калек парню было жалко до слез, пока те, насобирав на водку, не перемещались в столовку. Там уж, разгулявшись, и бузили мужики, и дрались до крови.

Все, что строилось и вводилось в эксплуатацию до 1946 года, какому-либо контролю не подвергалось. Речь шла о «времянках». Сланевые дороги поверх болота, теплосети в деревянных коробах, дома без элементарных удобств… Еще в 1950-м в рамках генплана, утвержденного в сорок седьмом, завершилось строительство тридцати финских домов типа ФД-1.72. Как вспоминает краевед Александр Бурлов, это также были дома без всяких удобств – проведено было лишь электричество.

Какое-то время Беломорский держал марку северодвинского Бродвея. По вечерам особо людно было в районе Дома Советов. Уже позже любимым местом гулянья на долгие годы стала улица Советская.

Сегодня на проспекте Беломорском скорее всего отмечаешь печать угасания. Хотя нет нет да и завернут на тихую улочку завсегдатаи прогулок по старому Северодвинску. Когда зеленые кроны тополей склоняются над покосившимися от времени «деревяшками», сюда, на Беломорский, особенно тянет. Тихо и несуетно здесь, так что душа отдыхает. Еще бы обустроить, придать улице статус городского пешеходного проспекта. Расселить нынешние перекосившиеся строения да отстроить, возродить лучшие образцы деревянного зодчества…

Пусть это будет не Арбат, а свой северный проспект Беломорский, наводненный магазинчиками и музеями, где асфальт на тротуарах и дороге будет заменен на красочную плитку для мощения, где ветераны смогут отдохнуть на скамейках, у фонтанчиков в соседстве с фигурками местных знаменитостей.

Такое возрождение городу вполне по силам.

И главное, что особо нас тревожит: с намеченной программой сноса домов, признанных аварийными, непригодными для жилья, мы можем потерять исторический облик Молотовска, утратить неповторимую деревянную архитектуру Северодвинска. Журналисты «Вечернего Северодвинска» эту тему поднимали не раз. И получали поддержку. Недавно на пресс-конференции с главой города мы вновь призвали своих коллег и власти города воспользоваться историческим шансом и создать проект обустройства пешеходной зоны в старой части города. Договорились, что представители местных редакций печатных и электронных СМИ составят своеобразный реестр зданий, которые после реставрации украсили бы перспективу пешеходного проспекта.

Василий РАШЕВ

Новая жизнь школы-ветерана

06.09.2013

Первая среднеобразовательная школа в нашем городе появилась в 1937 году, когда он еще был поселком Судострой. Располагалась она на Четвертой линии при заводе №402 - так тогда именовали сегодняшнюю улицу Пионерскую. Учениками ее стали дети первостроителей.

В 1940 году школа переехала в новое каменное четырехэтажное здание, в котором находится и сегодня. Однако с началом войны учеников перевели в школы №2, 3, 6 и даже организовали несколько классов в Доме пионеров. В самом же здании школы №1 почти до конца войны разместился тыловой госпиталь Карельского фронта. Только в 1944 году ученики и преподаватели вернулись в стены своей школы. Правда, с этого времени в стране ввели систему раздельного обучения и в ней стали учить только мальчиков, а девочки вернулись сюда уже через десять лет. Наш старый снимок был сделан в 50-х.

Со временем школе потребовался капитальный ремонт, но по разным причинам он долго не мог начаться. Школа стояла заброшенной. Ходили даже разговоры, чтобы отдать здание другой организации, но в 2010 году после нескольких лет ремонта двери снова открылись для учеников. Сегодня школа смотрится очень современно, а ремонтникам даже удалось сохранить и подновить оленей и медведей на барельефе, который десятилетиями украшал главный вход.

Ярослав ХИМАНЫЧ

Слон, резинка и космодром для НЛО

10.08.2013

Фото из семейного альбома Надежды Саниной

Я родилась в Северодвинске в конце 70-х в простой рабочей семье. В первые свои пять лет мне пришлось сменить аж пять адресов.
Сначала была коммуналка где-то на улице Железнодорожной, потом квартира на Ломоносова, 57. А четырехкомнатные апартаменты в Трудовом переулке казались мне, маленькой девочке, просто необъятными. Была у меня тогда лошадка из папье-маше на колесиках, а в холке – шарик на проволоке: вытащишь шарик - и коняшка скажет: «Иго-го». Так здорово было разъезжать на лошадке по огромной квартире, но мое счастье длилось недолго. Вскоре мне и моим родителям пришлось переехать в маленькую двухкомнатную квартирку на Тургенева, 13. И мои самые яркие воспоминания детской и школьной поры связаны именно с этим домом и двором.

Другие вопросы
Наш двор был окружен десятком двухэтажных деревянных домов. Объектом же повышенного детского внимания был большой двухуровневый деревянный сарай. Так здорово было зимой прыгать с него в сугробы. А особо отчаянные ребята постарше сигали в сугробы аж с крыши. Летом лестница сарайки превращалась в импровизированный кукольный дом, где на ступеньках размещались сервизы и постели.
Когда я пошла в школу, родители купили для меня настоящий письменный стол. Помню, как мы втроем – папа, мама и я – тащили его домой. Благо мебельный магазин находился через дорогу - на Тургенева, 6. Да он и сейчас там есть.
В советские времена кружки для детей были бесплатными, но не все: в 1989 году какое-то время я ходила в платную студию детского творчества на бульваре Строителей. Мы там рисовали, лепили, делали поделки из пластилина и природных материалов. До сих пор с теплотой вспоминаю то время и своего преподавателя Марину Юрьевну (вот только фамилию, увы, уже не вспомнить). У меня сохранилась фотография, где я запечатлена со своей поделкой «Слон за работой». Помню, мой слон занял второе место. А первое место присудили двум девочкам за композицию «Фазан за завтраком».
В 80-е годы девочки очень любили прыгать на резинке. Никогда не забуду: простые, пешеходы, немецкие, французские… Летом часто можно было увидеть у какого-нибудь подъезда трех-четырех девчонок, азартно скачущих на резинке. Сейчас при знакомстве первым делом спрашивают: «А ты есть во «ВКонтакте»? Во времена моего детства вопросы при первой встрече были другие: «У тебя есть резинка?» или «Ты умеешь прыгать двойные французские?».
В конце 80-х в нашем дворе заасфальтировали небольшую площадку. Никто не мог понять зачем. Даже для сушки белья она была слишком маленькая. А в то время в прессе был очень большой интерес к инопланетянам и всему, что с ними связано. Об НЛО не писал и не говорил только ленивый. Вот мой папа и нашел применение этому бесхозному, непонятного назначения участку земли. Каждый раз, когда к нам приходили гости и поднималась тема неопознанного, отец на полном серьезе говорил своим гостям: «А пусть пришельцы прилетают! У меня уже и космодром для них готов!» И показывал на ту площадку. Все смеялись.

Копеечная радость
Мне нравилось, что в районе, где мы жили, все находилось под рукой – буквально в двух шагах. Через дорогу, на Чехова, 2, размещался бар «Космос», затем хлебный и овощной магазины. В доме 4 были аптека, гастроном и книжный. Это сейчас все продукты можно купить в одном магазине, а раньше приходилось идти сразу в несколько.
Обычно начинали с гастронома. После обеда привозили молочные продукты. Ровно в три после обеда запускали покупателей. Грузчики заносили металлические ящики с бутылками и с грохотом ставили их на пол. Помню, бутылки со сливками имели желтые крышечки из фольги, на кефире красовались зеленые, ну а молоко имело синюю маркировку. Цены я уже не помню, могу только сказать, что сливки стоили 50 копеек: папа мне иногда давал два рубля, чтобы я купила и отвезла бабушке сливок на Железнодорожную.
Одним из моих любимых магазинов был хлебный. В начале 80-х напротив входа в магазин стоял автомат с газировкой: за три копейки можно было отведать газировку с сиропом. Ну, а если бросить только копейку, то автомат наливал простую газировку без сиропа.
Рядом с автоматом находился отдел «Соки-воды». На прилавке стояли такие перевернутые конусы с краниками. Туда заливали соки. Слева от входа находился хлебный отдел. А справа – бакалея. Потом «Соки-воды» переехали в хлебный отдел. Ассортимент расширился. Теперь можно было попить кофе или чай, полакомиться мороженым, больше стало напитков. Я очень любила мороженое. До сих пор помню цены. Стограммовый брикет «Пломбира» стоил 20 копеек, сливочное мороженое - 13 копеек, а шоколадное – 15 копеек. Хотя мама часто говорила, что это не настоящее шоколадное, а крем-брюле, что в пятидесятых, во времена ее детства мороженное было действительно шоколадным. Еще помню, я любила купить булочку за три копейки и стакан яблочно-грушевого сока за 15 копеек. Березовый и томатный соки тоже были моими любимыми.
Но больше всего я любила ходить в книжный. Сразу у входа были витрины с канцелярскими принадлежностями. Помните, раньше простой карандаш стоил копейку, а тетрадка – три копейки? На тетрадках на обратной стороне была клятва пионера со словами «Я, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации…» или правила дорожного движения. Следующий отдел был – открытки и книги. Я обожала рассматривать открытки. Особенно мне были по душе открытки, иллюстрированные художником
В. Зарубиным.
Хорошие книги тогда были в дефиците, поэтому, когда был завоз хорошей литературы, очередь порой выстраивалась аж до гастронома.

А холестерина не было!
На углу Чехова и Ломоносова располагалось кафе «Юность». Я была там завсегдатаем: ходила туда и одна, и с бабушкой, и с родителями. Основным блюдом, конечно же, были блины - с маслом, со сметаной, с вареньем, фаршированные яблоками, мясом, капустой или пшенной кашей. Мне почему-то особенное полюбились последние, хотя блины с такой начинкой были на любителя. В советские времена во всех столовых предлагалось полстакана сметаны. Некоторые даже просили целый стакан - в лексиконе советского человека не было слова «холестерин». Думаю, каждый советский ребенок любил компот – с изюмом или с яблоками, и я не была исключением.
Поэтому блины и компот были всегда на моем подносе. К сожалению, где-то в начале 90-х годов это замечательное кафе переделали под обычную столовую, а сейчас там «Рыбная торговля».
В «Вечернем Северодвинске» как-то публиковали рассказ о ресторане «Приморский». Я же иногда бывала в «Белых ночах», ходила туда на комплексные обеды с родителями. Там было два зала – большой и малый. Малый часто снимали под банкеты или новогодние елки для детей. Сам ресторан мне запомнился каким-то темным и холодным по ощущениям. На окнах висели тяжелые шторы. В начале 90-х ресторан отдали под торговлю и открыли продуктовый магазин самообслуживания, может быть, даже первый в городе, но просуществовал он там недолго.
аз в году я обязательно навещаю двор моего детства. Щели на многих деревянных домов небрежно замазаны серым цементом. Сарайку давно снесли, зато «космодром для НЛО» на месте. На детской площадке появились новые качели-карусели. Время бежит. Все меняется. Неизменными лишь остаются мои воспоминания...

Надежда САНИНА

Сказка, в которую можно было съездить

04.08.2013

Фото Владимира Ларионова

Северодвинск моего детства
«Вы откуда?» - «С Белого Озера» - «А это где?» - «Под Северодвинском». Детство оно конкретное: как слышится, так и понимается. А на самом деле белозерская узкоколейка от Водогона вверх идет, на 40 метров. Так что это поселок над городом.
Северодвинск моего детства - праздник, сказка, в которую можно было съездить. Вечерняя дежурка изредка привозила ее отрывки на дом. Иногда – в широкогорлом китайском термосе, в него родители перекладывали из стаканчиков мороженое. Северодвинские дети, которые теоретически могли покупать эту радость каждый день, в моем рейтинге стояли вторыми после московских. А в Москве имели право жить, так я думала, только отличники школьной учебы, поскольку счастье надо заслужить.
От моего родного дома до леса было шагов десять, если взрослыми мерить. Под его крышей ласточки вили гнезда. Возле дома бежал лесной ручей с желтыми кувшинками. Зимой снег лежал белый-белый, до синевы, с острыми искрами от солнца или лампочки уличного фонаря. Теперь таких почему-то не бывает. В общем, художнику сесть и – по кругу рисовать, в любое время года.
А мне казалось, что вершина земной красоты – это городской двор на улице Первомайской, залитый асфальтом по самый цоколь дядиного дома, неон витрин и запах улиц с автобусами. Так же дивно пахла огромная пустая бочка, что стояла у поселкового ручья. Но нюхать город нам категорически запрещалось, а мы слушались.
Иногда взрослые говорили: «Завтра едем с тобой в город». С вечера на стул у кровати мама выкладывала наилучшую одежду, начиная с трусиков - на праздник нельзя в обыденном. А счастливейший в мире маленький человек лежал тихо-тихо и крепко-крепко жмурил глаза, чтобы поскорее проснуться в «завтра».
Гул голосов в теплушке, почти два часа на дорогу в тридцать три километра. Можно было выбежать чуть раньше, в Кудьме, чтобы занять место в автобусе, к Водогону он подходил уже забитым. И – в сказку, с остановкой у «Родины» («Хи-хи – уродины») и еще где-то, с мороженым, с жутко красивыми городскими словами «Гастроном», «Бакалея», «Пиво-воды». И не нарадоваться, не надышаться…
Оказии были всегда взрослыми. Меня никто никогда не водил в северодвинские парк и кино, а я и не просилась. Праздник был везде: в шумном от детей городском дворе, в подъезде дома с каменными ступеньками и каким-то особенным запахом, в ванной с горячей водой из круглой блестящей «печки», и на кухне, где обязательно для гостей любимый дядя Лёня жарил колбасу. В вечерней дежурке было тоже не грустно, потому что обязательно что-нибудь везлось в сумке, кроме вкусных семечек с рынка у вокзала.
И только один раз мне было все равно, куда и зачем ехать. Тогда тепловоз не по расписанию вез в Северодвинск только меня и маму. Тогда ничего уже не чувствовала, это после, вспоминая, решила, что умирать не страшно. Хотя, скорее всего, показалось это девочке-третьекласснице. Меня спас хирург Горшков в первой городской больнице. Если бы не смог спасти, это бы было естественней, с медицинской точки зрения. Я не помню лица доктора, и имя забылось быстро. Он был талантливым хирургом. Так говорили все взрослые в отделении – в начале семидесятых для детей не было еще отдельного. Так я и сама чувствовала. И если бы тогда знала, что это хорошее слово, то назвала бы доктора Богом.
Мой табель с отметками за начальную школу привезли в больницу. И на лето я еще долго-долго смотрела из окна. С тех пор ощущение мечты о нем, о лете, связано с теплым ветром и шумом тополей на отрезке улицы, помещавшимся в больничном окне.
…Его звали Геннадий Михайлович. Однажды в отделении, которым заведовал доктор Горшков, умер ребенок, прошу прощения за напоминание у тех, кто живет с этим горем. Умер по вине другого врача, но руководитель отвечает за все. Геннадий Михайлович был уволен. Узнала об этом совершенно случайно – попалась на глаза газета с рассказом о трагической истории, журналист написал талантливо, хлестко. После той статьи в своих печатных выводах я стала гораздо осторожнее.
Когда в 2000-м стала северодвинкой, мне помогли найти домашний телефон бывшего доктора. Номер был архангельский. Сказали, что вроде бы работал в тяжелые девяностые хирург дворником, а, может, это просто слухи. Я готовила слова, чтобы попросить о встрече, а если откажется – успеть сказать, что благодарна и как-нибудь про то, что жить стоило. Я все еще собиралась с духом, когда остановили: «Не звони, Горшков умер». И все сказалось коротко: Царствие небесное, земной поклон за жизнь.
…Сегодня, приезжая на Белое, не могу надышаться, наглядеться на ручей с кувшинками, на сосны в лесу, до которого и моих шагов теперь десять. А дядин дом на Первомайской постарел, трава давно пробила асфальт у цоколя и только в подъезде пахнет так же – подвалом. Сказка стала былью.
Где-то Северодвинск подурнел, во многом похорошел. Но это совершенно неважно, лучшее, что в нем было и есть, – люди. Продолжаю в этом убеждаться.
С прошедшим, любимый с детства город! И - с будущим.