Философия и естествоиспытатели

Так как все ученые занимаются поисками истины, то, разумеется, знание теории истины нужно всем им без исключения. Но ученые не всегда это осознают. Более того, некоторые из них относятся к философии пренебрежительно, что нередко связано с тем, что они принимают за философию парафилософию и лжефилософию. Особенно это относится к тем ученым, деятельность которых в основном ограничивается наблюдениями, экспериментами и первичной обработкой полученных фактов. Как известно, в физической науке, например, к настоящему времени довольно четко наметилось различие между физиками-экспериментаторами и физиками-теоретиками. Первым нередко присуще довольно беззаботное отношение к философским проблемам. Они их нередко не принимают всерьез. Совершенно иначе относится к философии большинство физиков-теоретиков. Теории всегда продукт размышления, причем размышления особого рода - теоретического. Поэтому создатели теорий не могут не задумываться над природой теоретического размышления, а тем самым мышления и познания вообще.

Серьезное внимание уделяли философским вопросам, по существу, все великие физики-теоретики ХХ в. Они не только постоянно обращались к ним в своих научных трудах, но и создавали работы чисто философского характера. Выше уже упомниался Макс Планк. В не меньшей степени философскими проблемами интересовались Анри Пуанкаре, Альберт Эйнштейн (1879-1955), Макс Борн (1882-1970), Нильс Хендрик Давид Бор (1885-1962), Эрвин Шрёдингер (1887-1961), Луи Виктор де Бройль (1892-1987), Вернер Карл Гейзенберг (Хайзенберг) (1901-1976), Поль Андриен Морис Дирак (1902-1984).

«Бывали времена, - писал М. Планк, - когда философия и естественные науки противостояли друг другу чуждо и неприязненно. Эти времена давно миновали. Философы поняли, что нельзя предписывать естествоиспытателю методы и цели его работы, а естествоиспытатели уяснили себе, что исходный пункт их исследований лежит не только в восприятиях органов чувств и что естественные науки не могут обойтись без философии»[85].

«Взаимное отношение теории познания и науки, - читаем мы у А. Эйнштейна, - весьма достопримечательно. Они зависят друг от друга. Теория познания без контакта с точной наукой становится пустой схемой. Точная наука без теории познания, поскольку она вообще мыслима без нее, примитивна и беспорядочна»[86]. «Критическое отношение физика, - писал он в другой работе, - не может ограничиваться исследованием понятий своей собственной сферы». Он с неизбежностью должен заниматься и тем, что считается делом одних только философов. «Физик, - пояснял А. Эйнштейн, - не может продвигаться вперед без исследования с критической точки зрения во многом наиболее трудной проблемы: анализа природы самого мышления»[87].

«Что же касается философии, - вторит ему М. Борн, - то любой современный ученый-естественник, особенно каждый физик-теоретик, глубоко убежден, что его работа теснейшим образом переплетается с философией и что без серьезного знания философской литературы его работа будет впустую. Этой идеей я руководствовался сам, стараясь вдохнуть ее и в своих учеников...»[88].

Один из основоположников химической физики академик Николай Николаевич Семенов (1896-1986) убедительно вскрыл причины, заставляющие физиков-теоретиков обращаться к философии. Когда они работают над созданием теории, то неизбежно сталкиваются с объективными противоречиями. «В такие моменты, - пишет Н. Н. Семенов, - физик-теоретик начинает работать как логик, как преобразователь логики. Он работает в сфере таких противоречивых понятий, как прерывность и непрерывность, взаимосвязь и становление, время и пространство, вероятность и необходимость; именно здесь для конкретных естественно-научных целей ему необходимо изменять и развивать, пересматривать исходные логические категории... И тут уже развитая и осознанная логика историко-философского мышления не роскошь, не добавка к естественно-научному образованию, но вопрос первой, самой острой необходимости»[89].

В заключение можно привести слова крупного русского физика Владимира Александровича Михельсона (1860-1927): «Физик, не желающий оставаться на второстепенной роли чернорабочего, только собирающего факты, должен быть вместе с тем и философом...»[90].