Глава VIII. Отношение России к мирным средствам разрешения международных конфликтов

 

Наиболее важным из так называемых мирных способов разрешения споров ныне являются следующие: 1) дипломатическая акция; 2) "добрые услуги" (bons offices); 3) посредничество (mediation); 4) смешанные комиссии - следственные и согласительные; 5) арбитраж и 6) постоянный суд.

Дипломатическая акция - это непосредственные дипломатические переговоры между спорящими сторонами, преследующие цель уладить конфликт.

Если конфликтующие стороны не согласны решить свой спор таким путем или если этот путь не привел к желательной цели, то всякое третье государство вправе по собственной инициативе или по просьбе хотя бы одной из спорящих сторон предложить свои "добрые услуги" или медиацию для содействия мирному разрешению конфликта.

Часто не отличают "добрых услуг" от посредничества и наоборот. Между тем в действительности это различие существует.

Задача "добрых услуг" заключается, собственно, лишь в том, чтобы подготовить сближение между спорящими сторонами и облегчить для них дальнейшие переговоры в целях мирного разрешения конфликта; на ход и результаты этих переговоров "добрые услуги" не призваны оказывать влияния.

Между тем посредничество означает не только вступление третьей стороны в переговоры между конфликтующими державами, но и самостоятельное, в известном смысле, в них участие, а часто даже и направление этих переговоров для разрешения спора в духе, который кажется справедливым, по мнению посредника, для обеих сторон.

Основная задача следственных комиссий, создаваемых спорящими державами обычно на паритетных началах, заключается в установлении факта, который лежит в основе спора.

Согласительные комиссии создаются в том же порядке, но в их задачу входит не только установить фактические обстоятельства спора, но и предложить конфликтующим сторонам определенное возможное решение спорного дела.

Под арбитражем разумеют международный третейский суд, который создается на основе соглашения между спорящими сторонами (компромисс) и, соответственно, между ними и третейским судьей, который принимает на себя обязанность разрешить возникший спор.

На рубеже XIX и XX вв. возник постоянный третейский суд. Образование его связано с Гаагскими конференциями 1899-1907 гг.

Основное отличие третейского разбирательства спорного вопроса от "добрых услуг", посреднических предложений и постановлений смешанных комиссий заключается в том, что решение третейского судьи считается обязательным для спорящих сторон.

Постоянный суд - Постоянная палата международного правосудия - возник после Первой мировой войны на основе ст. 14 Статута Лиги Наций. Рассмотрение его организационных и функциональных особенностей выходит, однако, за пределы нашей темы*(636). Сказанное относится также к Международному суду Организации Объединенных Наций.

 

* * *

 

Русским народом было выработано свойство прибегать к мирным средствам разрешения споров и конфликтов, прежде чем обращаться к оружию. История международных отношений России полна доказательств этому. Высокое понимание русским народом важности мирных средств разрешения споров прекрасно было выражено, например, в депеше нашему посланнику в Пруссии от 28 апреля 1741 г., из которой видно, что Русское государство в первой половине XVIII в. держалось того мнения, что между государствами "поныне всегда в обыкновении бывало, об имеющих своих иногда претензиях наперед друг к другу изъясняться и дружески удовольствия требовать, а силу уже тогда употреблять, ежели никакой справедливой сатисфакции дружескими способами получить невозможно"*(637).

Русское государство оказало творческое влияние на развитие и утверждение основных мирных средств разрешения споров, и Институт "добрых услуг" и посредничества хорошо известен русской дипломатии еще в период Московской Руси (и даже ранее).

Приведем лишь несколько примеров применения посредничества в истории русской дипломатии. Мир между Иваном Грозным и Стефаном Баторием в 1582 г. в Яме Запольском был заключен при посредничестве папского посла Поссевино*(638). Столбовский мир 1617 г. со Швецией был заключен при посредничестве британского посла Дуусона Мерика*(639), известного в русских документах под именем князя Ивана Ульянова. В спорах с Польшей в XVII в. Россия неоднократно принимала посредничество пап и императоров. В акте Андрусовского перемирия от 30 января 1667 г. было сказано, что при безрезультатности непосредственных дипломатических переговоров между русским и польским правительствами, "призвати государей христианских за посредники". Во время Северной войны Россия допускала "добрые услуги" и посредничество со стороны Англии и Франции для заключения мира со Швецией. Соглашалась Россия на посредничество со стороны третьих держав не раз и в XVIII, и в XIX вв.

Много раз выступала Россия с предложением собственных "добрых услуг" и посредничества. Так, в 1699 г. по просьбе бранденбургского курфюрста Россия выступила посредником между Пруссией и Польшей по поводу спора их из-за польского города Эльбинга*(640).

В 1716 г. Петр I выступал "медиатором" в споре между Речью Посполитой и королем Августом*(641). При посредничестве России был заключен знаменитый Тешенский мир 1779 г.*(642).

При посредничестве России (вместе с Австрией) был заключен Версальский мирный договор 3 сентября 1783 г., провозгласивший независимость США. В 1798 г. князь Репнин был отправлен в Берлин в качестве представителя Павла I, давшего согласие быть посредником для примирения Австрии с Пруссией*(643). В 1812 г. Россия предложила свое посредничество в споре между Англией и США. Оно было отклонено Англией.

Русский народ всегда смотрел на посредничество как на исключительно мирное средство в разрешении споров. Посредничество и насилие - несовместимые понятия - отмечал, например, Петр I*(644).

Эта же мысль проводится во втором секретном артикуле к Амстердамскому договору 1717 г. в том смысле, что "званию посредника приличествует точное соблюдение беспристрастия"*(645). В этом же отношении значительный интерес представляет русский мемориал от 6 октября 1720 г. английскому правительству. "Предлагать медиацию, - говорилось в нем, - и тогда же делать угрозы, суть вещи противоречительные и несовместные между собою; предлагать медиацию для примирения государя с его неприятелем и тогда же объявить, что сделали союз с сим неприятелем, сие ясно показует, что медиация не с тем предлагается, чтобы достигнуть до сего примирения, но что ищут причин к вражде и разрыву. Заключение ответа великобританских министров довольно показует, что ваше величество не посредником, но судиею хотите быть и давать законы, и что министры вашего величества мнят, что его царское величество должен без противоречия покориться законам, каковые они разсудят ему предписать"*(646).

Еще более важное принципиальное значение в указанном смысле имеет взгляд на роль посредничества, высказанный Александром I в 1804 г., по его мнению, в основу организации нормальных международных отношений должно быть положено "обязательство никогда не начинать войны иначе, как по истощению всех средств, предоставляемых посредничеством третьей державы"*(647).

Имея такой взгляд на роль посредничества, Россия принимает активное участие в международно-договорном установлении этого института на Парижском конгрессе в 1856 г. Статья 8 мирного Парижского трактата постановляет: "Если между блистательною Портою и одною или несколькими из других заключивших сей трактат держав возникнет какое-либо несогласие, могущее угрожать сохранению дружественных между ними сношений, то и блистательная Порта, и каждая из сих держав, не прибегая к употреблению силы, имеют доставить другим договаривающимся сторонам возможность предупредить всякое дальнейшее столкновение чрез свое посредничество"*(648).

В том же духе высказывается и ст. 12 заключительного акта Африканской конференции, подписанного в Берлине в 1885 г.: "В случае возникновения между державами, подписавшими настоящий акт, серьезных несогласий в отношении границ или внутри пределов упомянутых в ст. 1 территорий, включенных в район свободной торговли, эти державы обязуются, прежде чем обращаться к оружию, прибегать к посредничеству одной или нескольких дружественных держав"*(649).

На первой мирной Гаагской конференции 1899 г., созванной по инициативе России, посредничество приобретает значение общепризнанного начала международного права. Согласно первой конвенции*(650), проект которой был предложен Россией этой конференции (а также и конференции 1907 г.), подписавшие ее державы соглашаются, прежде чем прибегнуть к оружию, обращаться к добрым услугам или посредничеству дружественной державы, "насколько позволят обстоятельства"; державам, непричастным к столкновению, прямо предоставляется право предлагать свои добрые услуги или свое посредничество, и осуществление этого права отнюдь не может быть рассматриваемо как "действие недружелюбное" (un acte peu amical). Принятие посредничества не препятствует, однако, открытию или продолжению военных действий. Определенно отмечается, что "добрые услуги" и посредничество "имеют исключительно значение совета и отнюдь не могут почитаться обязательными".

Следует подчеркнуть, что первая Гаагская конвенция делает шаг вперед в смысле самой конструкции института посредничества.

Как мы видим, Парижская конференция 1856 г. и Берлинская 1885 г. обращение к посредничеству рассматривали лишь как обязанность государств, находящихся в конфликте, вовсе не упоминая о предложении посредничества по собственной инициативе нейтральными государствами. Конвенция же, принятая в Гааге, признает желательным и необходимым не только обращение к посредничеству воюющих государств, но также предложение посредничества государствами нейтральными.

Дальнейшее свое развитие институт посредничества получает в международных актах ХХ в.

Первая конвенция Гаагской конференции 1899 г. (а также 1907 г.) не отличает посредничества от "добрых услуг"; между тем, как мы уже отмечали, в действительности различие это существует.

Следует подчеркнуть, что русская дипломатия хорошо различала эти две формы уже в начале XVIII в.

Так, при переговорах о заключении мира со шведами Петр I соглашался на медиацию австрийского императора лишь в виде "добрых услуг"*(651). В наказе, данном Петром I князю Б.И. Куракину, отправлявшемуся 23 сентября 1709 г. послом в Лондон, относительно посредничества для мира со шведами, было следующее предупреждение: "А самому отнюдь той их (Англии и Франции. - Ф.К.) медиации не требовать и не вступать, но наипаче по всякой возможности от ней удаляться"*(652).

Русская дипломатия при Екатерине II продолжает эту традицию. Так, в период дунайской кампании Россия отклонила посредничество Фридриха II, соглашаясь лишь на его "добрые услуги"*(653).

Отчетливое представление об этом различии прекрасно было выражено затем русской дипломатией, например, в период восточного кризиса 1791 г.

Как известно, блестящая победа гениального русского полководца Суворова над Турцией - героический штурм и взятие Измаила - вынуждала турок к капитуляции.

В целях противодействия усилению русского могущества на Черном море и в Польше Англия и Пруссия выступили тогда с предложением своего посредничества в переговорах России с Турцией, дабы добиться от первой уступок. Они запугивали Россию войной. Екатерина II, не отклоняя "добрых услуг" наотрез, однако отвергла предложения о посредничестве. Посредничество означало, что Россия должна отказаться от прямых переговоров с Турцией и все сношения с ней вести только через представителей Англии и Пруссии. Принятие же "добрых услуг" заставило бы Екатерину II только выслушивать советы и предложения Пруссии и Англии; вести мирные переговоры с турками Россия могла самостоятельно. Предложение "добрых услуг" Екатерина также надеялась, в конце концов, отклонить, как только представится удобная минута*(654).

Как известно, осторожная и твердая позиция Екатерины в этом вопросе целиком себя оправдала. Питт потерпел поражение в русском вопросе, чему немало способствовала и тонкая дипломатия русского посла в Лондоне С.Р. Воронцова, прекрасно изучившего все особенности государственного строя Англии.

Екатерина торжествовала. По словам Соловьева, она имела полное право говорить: "Мы никогда войны не начинали, но защищаться умеем"*(655).

Ясский мир с Турцией 29 декабря 1791 г. окончательно закрепил за Россией Очаков и берег между Бугом и Днестром.

Что касается смешанных комиссий, то необходимо, прежде всего, подчеркнуть, что самый институт следственных комиссий своим возникновением обязан исключительно России. Именно по ее инициативе был принят на первой мирной конференции в Гааге в 1899 г. этот способ мирного разрешения споров, совершенно неизвестный до того как институт международного права.

Международные следственные комиссии получили затем дальнейшее развитие в первой конвенции 1907 г. при несогласиях, "не затрагивающих ни чести, ни существенных интересов и проистекающих из разногласия в оценке фактических данных дела", эти комиссии должны заняться "выяснением вопросов факта посредством беспристрастного и добросовестного их расследования". Они образуются путем особого соглашения между спорящими сторонами тем же порядком, как и третейский суд. Делопроизводство подробно регламентировано. Доклад комиссии, который прочитывается в открытом заседании, ограничивается лишь установлением фактов и предоставляет спорящим державам, в отличие от постановления третейского суда, полную свободу дальнейшего решения.

Наука международного права оценивает положительно значение следственных комиссий. "Огромная польза таких международных следственных комиссий очевидна: спорящие державы выигрывают время и получают возможность остановить развитие страстей общественного мнения и народов"*(656).

В системе мирных способов разрешения международных столкновений наиболее важным по своему юридическому значению считается третейский суд.

Русский народ, как и другие народы, практиковал применение этого мирного средства разрешения споров уже в глубокой древности.

Еще в домосковский период нашей истории на Руси в некоторых случаях прибегали к суду третейскому, к третьеванью. Если тяжущиеся стороны не были довольны решением волостей, то им дозволялось обратиться к митрополиту, который назначал третье лицо, кто будет им люб, для произнесения приговора. Так зарождаются на Руси первые элементы юридических способов разрешения споров*(657).

Институт междугосударственного третейского разбирательства начинает широко применяться в Европе и Америке с конца XVIII в. и получает значительное развитие в XIX в.

Одним только своим участием в третейском разбирательстве многих международных споров Россия оказала серьезное положительное влияние на внедрение идеи третейского суда в международную практику.

Приведем лишь несколько случаев третейского разбирательства в истории России. Так, Александр I в качестве третейского судьи вынес решение по спору, возникшему в 1820 г. между Англией и США относительно толкования Гентского мирного трактата в той его части, которая касалась права собственности на невольников, находившихся на американской территории, занятой англичанами. В 1875 г. Александр II вынес третейское решение по делу перуанского суда "Maria Luz". Дело это заключалось в следующем. В 1872 г. упомянутое судно с китайцами-кули прибыло в один из японских портов. Кое-кому из кули удалось бежать с корабля. Этот случай привлек внимание японских властей. Выяснилось, что на перуанском судне перевозятся китайцы-кули, обманом попавшие в рабство. Им была предоставлена возможность вернуться на родину. Перуанское правительство опротестовало эти действия Японии, ссылаясь на неподсудность корабля законам прибрежного государства. Решение Александра II было против перуанского правительства, и оно было вынесено на основе противоположной юридической аргументации: а именно - торговые суда, пребывающие в иностранном порту, подлежат юрисдикции прибрежного государства. Это решение имеет большое принципиальное значение. В 1889 г. Александр III был избран третейским судьей в споре между Францией и Голландией относительно общих между ними границ в Южной Америке и вынес свое решение 25 мая 1891 г. в пользу Голландии. 25 февраля 1897 г. русский международник Ф.Ф. Мартенс вынес третейское решение в пользу Англии в споре между нею и Голландией по делу об аресте голландскими колониальными властями в Макасаре шкипера китобойного судна "Costa Rica Packet" английского подданного Карпентера. 21 сентября 1899 г. было принято единогласно решение третейского трибунала, супер-арбитром и председателем которого являлся русский ученый Ф.Ф. Мартенс, по спорному делу о границах английских и венесуэльских территорий в Гвиане между реками Эссеквибо и Ориноко. Этот спор, начало которого относится еще к концу XV в., был решен, в общем, в пользу Венесуэлы. Следует заметить, что производство этого третейского трибунала отличалось, по мнению Ф.Ф. Мартенса, двумя важными особенностями: "Во-первых, он разбирал спорное дело на основании составленного его председателем и одобренного всеми членами трибунала регламента или устава судопроизводства. До тех пор международные третейские суды не имели никаких правил судопроизводства. Во-вторых, решение было поставлено единогласно - чего также не бывало в серьезных международных спорах"*(658).

Однако значение России в деле развития международного судопроизводства далеко не исчерпывается только фактами ее активного участия в практике применения международного третейского разбирательства.

Можно смело утверждать, что в деле развития международного судоустройства и судопроизводства Россия сыграла, бесспорно, ведущую роль, хотя не следует, разумеется, переоценивать, как в этом, так и в других случаях, искренность пацифизма царского правительства и его дипломатии, для которых он нередко являлся простой маскировкой различных политических комбинаций*(659).

Как мы уже отмечали, Россия не только проявила инициативу в созыве первой мирной конференции в Гааге 1899 г., но и выступила со своим собственным проектом кодекса мирных средств разрешения споров, который и лежит ныне в основе принятой на этой конференции международной конвенции "о мирных способах разрешения международных столкновений" и который должен быть отмечен как "исторический факт прогрессивного значения"*(660).

Эта конвенция признала, что "в вопросах юридического свойства и преимущественно в вопросах толкования или применения международных договоров" третейский суд является "самым действительным и вместе с тем самым справедливым средством решения споров, не улаженных дипломатическим путем". Третейский суд имеет своим назначением решение международных споров судьями, которые выбираются самими заинтересованными сторонами и постановляют решение на основании уважения к праву. Соглашение о третейском суде заключается для решения уже возникших или могущих возникнуть споров. Оно может относиться ко всякому спору или только к спорам определенного рода и налагает обязательство добросовестно подчиниться третейскому решению.

Следует подчеркнуть, что Россия в интересах дальнейшего развития международного судопроизводства даже предлагала сделать третейский суд обязательным хотя бы для некоторой категории вопросов, которые должны быть указаны в самой конвенции и которые не затрагивают ни жизненных интересов, ни национального престижа государства. Она предлагала признать обязательным третейское разбирательство в следующих случаях: 1) при несогласиях относительно денежных убытков, понесенных государством или его подданными вследствие недозволенных действий или бездействия другого государства или его подданных и 2) при разногласии относительно толкования и применения договоров: почтовых и телеграфных, железнодорожных, о подводных кабелях; регламентов относительно средств предупреждения столкновений судов в открытом море; конвенций относительно судоходства по международным рекам и каналам; конвенций относительно литературной, художественной и промышленной собственности; конвенций монетных, метрических, санитарных, ветеринарных и о филоксерах; конвенций о наследстве, о выдаче и взаимной судебной помощи; и, наконец, конвенций о разграничении, поскольку они касаются вопросов чисто технических, а не политических.

Однако это интересное предложение России не прошло главным образом по причине настойчивого возражения против него со стороны Германии*(661).

Любопытно отметить, что свое отрицательное отношение к обязательному третейскому разбирательству один из представителей страны режима "железа и крови", Цорн, обосновывал тем соображением, что оно не соответствует традициям бисмарковской политики.

Ввиду резко отрицательной позиции германских представителей по этому вопросу конференция была вынуждена прервать свою работу на целых 14 дней, пока Цорн в сопровождении американского доктора Холла поехал в Берлин для получения новых инструкций от своего правительства. Разумеется, последнее решительно отвергло принцип обязательности третейского суда. Таким образом, этот вопрос был провален Германией.

Третейский суд был признан факультативным, с сохранением права держав заключать соглашения общие или частные "с целью распространения юрисдикции обязательного третейского суда на все те дела, которые они признают возможным ей подчинить".

Заслугой России (на этот раз вместе с Англией и США) является также учреждение постоянного международного трибунала.

Постоянная палата третейского суда была учреждена первой конференцией мира с целью "облегчить возможность обращаться без замедления к третейскому суду в случае международных споров, которые не могли быть улажены дипломатическим путем". Гаагская палата компетентна для всех случаев третейского разбирательства, если только державы, подписавшие конвенции, не заключат соглашение об установлении иного суда. Канцелярией палаты служит "Постоянное бюро" в Гааге. Оно является посредником для сообщений, касающихся созыва Палаты. На Бюро возлагается хранение архива и заведывание всей распорядительной частью. Каждая договаривающаяся держава рекомендует не более четырех лиц, "которые были бы известны своими познаниями в вопросах международного права, пользовались бы полнейшим личным уважением". Из этих рекомендованных лиц составляет общий список, который хранится в Международном бюро в Гааге. Члены Палаты назначаются на шестилетний срок. Из упомянутого списка каждая спорящая сторона может назначить двух судей. Арбитры выбирают супер-арбитра. Высший надзор за организацией постоянного трибунала принадлежит особому распорядительному совету в Гааге, председателем которого является голландский министр иностранных дел. Членами этого совета состоят главы дипломатических представительств в Гааге. Порядок третейского разбирательства, если между спорящими сторонами не согласовано применение иных правил, определен в самой конвенции. В третейской записи возможна оговорка о пересмотре третейского решения в случае обнаружения новых обстоятельств. Третейское разбирательство распадается на две стадии - письменная подготовка (instruction) и устные прения перед судом (debats). Решения палаты принимаются большинством голосов и должны содержать изложение мотивов.

По сравнению с английским проектом организации постоянного суда, принятым конференцией, русский проект по этому вопросу, предлагавшийся конференции, считается более совершенным в том смысле, что он предлагал решающее влияние на образование третейского суда предоставить нейтральным, а не заинтересованным государствам. Русский проект предлагал конференции избрать на время до созыва новой конференции пять держав. Каждая из них в случае обращения каких-либо государств к третейскому суду имела право избрать одного из судей, совокупность которых и должна была представлять собой постоянную судебную инстанцию, компетентную для разрешения данного дела. Конфликтующие державы, в случае если они не принадлежали к упомянутой избирательной пятерке держав, имели право в дополнение к прочим членам трибунала избрать от себя по одному судье. Организованный таким образом третейский суд избирал из числа своих членов президента, голос которого был решающим, в случае разделения голосов поровну*(662).

Следует заметить также, что принятый первой конференцией мира устав судопроизводства для постоянной палаты третейского суда представляет собой устав, предложенный русским международником Ф.Ф. Мартенсом тому самому третейскому суду, который в 1899 г. под его председательством решил уже упоминавшийся нами спор между Англией и США о границах Венесуэлы в Южной Америке.

Усовершенствование третейского разбирательства и учреждение постоянного международного третейского трибунала представляют собой, бесспорно, значительный шаг вперед по пути прогресса в деле развития международного права, и в этом вопросе ведущая роль, несомненно, принадлежит России.

Другим более эффективным фактором мира могло бы, при известных исторических условиях, явиться разоружение.

Следует подчеркнуть, что первая попытка в истории практически разрешить этот вопрос принадлежит также России. После разгрома Наполеона Россия, озабоченная умиротворением Европы, выступила с предложением сокращения вооружений великих держав, при содействии которых имелось в виду осуществить в будущем постепенное ограничение вооруженных сил всех государств Европы. План этот был изложен Александром I в его письме к лорду Кастльри от 21 марта 1816 г. Русский император указывал лорду на необходимость, для упрочения нового порядка, "поощрять усмиренные народы безбоязненно предаваться полному спокойствию".

Наиболее "убедительным и решительным средством" для этого "должно представляться единовременное уменьшение вооруженных сил всех родов", которыми располагали правительства во время войн против Наполеона. Самое разоружение должно совершаться "с тем согласием и добросовестностью, которым Европа обязана своим спасением и которые одни в состоянии обеспечить в настоящее время ее счастье"*(663).

Предложения России в указанном смысле не имели, однако, успеха. Одной из причин неудачи России в этом отношении являлось существовавшее в то время в Европе опасение "колоссального могущества"*(664), которого достигло Русское государство после уничтожения наполеоновской агрессии.

В конце XIX в. в связи с огромным ростом германского милитаризма и усилением угрозы всеобщему миру со стороны германского агрессора Россия вновь поднимает вопрос о разоружении.

В русском циркуляре от 12 августа 1898 г.*(665) о предложении созвать мирную конференцию даются в очень сильных выражениях характеристика и отрицательная квалификация милитаризма. В одном из пунктов этого документа было высказано пожелание: "По международному соглашению найти самые действительные способы, которыми бы возможно было гарантировать всем народам блага истинного и продолжительного мира и, прежде всего, ограничить поступательное развитие современных вооружений".

Интересно отметить, что Август Бебель в своей речи, произнесенной в рейхстаге, назвал этот акт "приговором милитаризма и современного положения Европы, невыносимость которых не может быть спорной ни для кого".

Выступая с инициативой созыва первой конференции мира, Россия считала возможным еще до открытия конференции приступить к предварительному обмену мнениями между державами с целью, в частности, "без замедления изыскать средства, способные положить предел дальнейшему развитию сухопутных и морских вооружений", причем разрешение этого вопроса представлялось ей "все более и более настоятельным ввиду происшедшего за последнее время усиления боевых средств"*(666).

В программу обсуждения этого вопроса Россия предлагала в новом циркуляре*(667) положить, в частности, следующие начала:

1. Сохранение на известный срок настоящего состава сухопутных и морских вооруженных сил и бюджетов на военные надобности и предварительное изучение средств, при помощи которых могло бы в будущем осуществиться даже сокращение вооруженных сил и военных бюджетов.

2. Запрещение вводить в употребление в армиях и во флоте какое бы то ни было новое огнестрельное оружие и новые взрывчатые вещества, а также порох, более сильно действующий сравнительно с принятым в настоящее время, как для ружейных, так и для орудийных снарядов.

3. Ограничение употребления в полевой войне разрушительных взрывчатых составов, уже существующих, а также запрещение пользоваться метательными снарядами с воздушных шаров или иным подобным способом.

4. Запрещение употреблять в морских войнах подводные миноносные лодки и иные орудия разрушения того же свойства, а также обязательство не строить в будущем военных судов с таранами.

5. Заключение взаимного обязательства не увеличивать в течение пяти лет как существующего мирного состава их армий в метрополиях, так и их военных бюджетов.

6. Для сокращения роста морских сил предлагалось установить на три года известную норму для морских бюджетов с возложением на государство обязательства не выходить из нее и вперед сообщать друг другу о числе тонн водоизмещения предположенных к постройке военных судов без указания их типа, о числе офицеров и экипажа на них и о предстоящих расходах на работы в портах.

Предложение о созыве мирной конференции с целью хотя бы некоторого облегчения бремени милитаризма, исходящее от одной из величайших держав мира, разумеется, нельзя было оставить без внимания, было невозможно пройти мимо него. Поэтому после некоторой оттяжки оно было принято двадцатью шестью государствами, в том числе Германией, которая послала своих представителей на конференцию, открывшуюся в Гааге 28 мая 1899 г.*(668).

Однако отрицательный прием, оказанный германским общественным мнением русскому предложению и самой конференции, был многозначительным симптомом, по которому действительно нетрудно было предугадать позицию официальных представителей Германии на Гаагской конференции. Профессор международного права в Мюнхенском университете Штенгель даже выступает с памфлетом против русского предложения и подвергает его "ученому" разносу. Весьма показательно, что германское правительство именно этого самого "международника" посылает в Гаагу в качестве одного из своих представителей. А печать господствующих партий в Германии с самого начала издевается над конференцией, считая ее работу "молочением пустого самана". Весьма показательным было также и то, что как раз в дни конференции Вильгельм произнес следующие слова в речи, сказанной им в Висбадене: "Только ярко блестящий меч" может служить залогом мира*(669).

Действительно, главным противником всех предложений России о разоружении оказалась на конференции именно Германия, представленная там по этому вопросу полковником Шварцгофом. Россия потерпела неудачу в своих предложениях главным образом вследствие решительного противодействия им со стороны Германии, которая шла на Гаагской конференции во главе "оппозиции" русским предложениям*(670). Это неудивительно, так как Германия лихорадочно готовилась тогда к развязыванию новой войны для осуществления своих захватнических планов мирового господства.

Отвергнув все без исключения проекты, направленные к приостановке вооружений, конференция сочла, однако, необходимым торжественно признать основную и руководящую мысль русской декларации. Конференция единогласно приняла и внесла в окончательный протокол нижеследующую резолюцию: "Конференция полагает, что облегчение военного бремени, тяготеющего в настоящее время над миром, представляется в высшей степени желательным, в видах увеличения материального и морального благосостояния человечества". Кроме того, конференция выразила пожелание, чтобы державы занялись более тщательным и всесторонним изучением вопросов о неизменении типа ружья и морской артиллерии, об ограничении сухопутных и морских вооруженных сил и военных бюджетов.

Надо признать, что, несмотря на полный провал конференции, последняя все же имела некоторое положительное значение, хотя бы в том смысле, что разоблачила перед всем миром неуклонно растущий германский милитаризм, превратившийся уже тогда в грозную опасность для всеобщего мира.

Что касается русской науки международного права, то она уделяла большое внимание мирным средствам разрешения международных конфликтов и внесла значительный вклад в дело теоретической разработки этих вопросов.

Русская литература по международному праву единодушна в отрицании агрессивных войн, в признании необходимости применять мирные средства разрешения споров и отличается широким и глубоким гуманизмом.

Укажем наиболее важные русские специальные сочинения в рассматриваемой области международного права: В.М.*(671) Рассуждение о мире и войне. СПб., 1803; Ланге. Древние русские смесные или вобчие суды. М., 1882; Камаровский. О международном суде. М., 1881; он же. О внутреннем основании идеи международного суда // Юридический вестник. 1882. N 5; Таубе. Принципы мира и права в международных столкновениях Средних веков. 1899; Храбро-Василевский. О международном третейском суде // Журнал уголовного и гражданского права. 1881. N 2; Немировский. О третейском международном суде // Вестник права. 1898. N 4; Голубев. Международные третейские суды XIX века. М., 1903.

"Рассуждение о мире и войне", законченное В. Малиновским в 1798 г. и вышедшее в свет в 1803 г., является, как мы уже отмечали, одним из самых первых русских оригинальных сочинений, относящихся к области международного права. Работа эта от первой до последней строчки пронизана гуманными началами. В ней проводится мысль о необходимости использовать все мирные средства, прежде чем начать войну. "Независимая держава подобно частному человеку не имеет права начать ссору без всякого посредничества и суда" (с. 99). В. Малиновский выступает решительным противником войны и защитником международного мира.

Войну он рассматривает как "зло самопроизвольное и соединение всех зол в свете" (с. 1). По его мнению, "она есть адское чудовище, которого следы повсюду означаются кровию, которому везде последует отчаяние, ужас, скорбь, болезни, бедность и смерть" (с. 2).

Любопытно отметить, что среди главных причин частых войн он видит, наряду с существованием постоянных армий, наличие института посланников, которые, по его мнению, приносят много вреда своими ложными увеличенными донесениями по пристрастию, своими вмешиваниями во внутренние дела и беззаконными средствами узнавать тайны. Можно считать учащение войн от содержания посланников, столько ж как и от содержания непременных армий (с. 89).

Для обеспечения международного мира он предлагал создать общеевропейский совет, состоящий из представителей союзных народов. Задача совета: 1) охрана общей безопасности; 2) предупреждение всякого нарушения мира; 3) разрешение международных споров. Решение совета подлежало исполнению. "В случае неисполнения решений общего совета непокоряющаяся держава исключается от всех общих выгод и всякого сношения, и в случае упорства общая сила употребляется для соблюдения закона" (с. 88).

Осуждая войну и защищая мир, он, однако, не разделяет крайности апологетов войны или вечного мира. По его мнению, "доброе желание вечного мира и нещастная политика необходимостей войны, суть две крайности, между коими должно избрать разумную средину" (с. 98).

Поборником мирных средств разрешения споров, в особенности третейского суда, выступает также русский ученый Стоянов. Он пишет: "Обдумать заранее и усовершенствовать в теории наилучшую и осуществимую в данный момент форму международного суда есть дело вполне практическое и достойное занять собой умы лучших публицистов в Европе и в Америке.

Если кодификации международного права суждено осуществиться, то, само собой разумеется, обе реформы сейчас же органически сольются между собой и в результате может получиться разрешение двух коренных вопросов для современного международного союза"*(672).

Но наиболее активным и последовательным сторонником мирных средств разрешения споров вообще и международного суда в особенности является известный русский международник Л. Камаровский (1846-1912 гг.). Его перу принадлежит одна из лучших работ не только в русской, но и в иностранной литературе о международном суде. В ней он приходит к выводу, что "со времени своего появления идея международного суда делает довольно быстрые успехи в двояком отношении: она утрачивает понемногу тот неопределенный и утопичный характер, которым отличалась в проектах вечного мира, и, с другой, она проникает во все большие массы населения" (с. 459).

По мнению Л. Камаровского, "международный суд представляется завершением тех многообразных, в иерархическом порядке построенных учреждений, которые слагались веками и целию своей имеют: защиту права. Без него система существующих судов - гражданских, уголовных и административных остается недоконченной, наподобие здания, лишенного купола или крыши". Однако независимость государств должна быть полностью сохранена (с. 459).

Высказывания Л. Камаровского в этом отношении во многом созвучны пожеланиям передовой части человечества и в нашу эпоху, и с этой точки зрения его труд не потерял своего значения до настоящего времени.

Говоря о Камаровском, следует заметить, что он является наиболее убежденным из русских писателей сторонником того, правда, абстрактного, с нашей точки зрения, положения, что международное право, построенное на юридическом сознании наиболее передовой части современного общества, соответствующее требованиям справедливости и приспособленное к современным культурным потребностям народов, явилось бы серьезным фактором мира.

В неуклонном развитии этого права в XIX в. он усматривает важный показатель дальнейшего прогресса культуры и гуманизма этой эпохи*(673).

Давая общую оценку под этим углом зрения работам Л. Камаровского, нельзя не согласиться с В.Г. в том, что все они "проникнуты уважением к личности, гуманным чувством и верой в силу просвещения"*(674).

Л.А. Камаровский резко выступал против германского милитаризма и его апологетов на Гаагской конференции 1899 г., что справедливо было отмечено в советской литературе*(675).

Следует заметить, однако, что русская наука, высоко ценя, вообще говоря, положительное значение мирных способов разрешения споров, в особенности же третейского суда, не питала в то же время никаких иллюзий в этом отношении. "Действительность показывает, - говорит Мартенс, - что существует множество таких споров и поводов к международным столкновениям, выяснить которые при помощи юридического анализа решительно невозможно. Многие из них накоплялись в течение исторической жизни народов и устранимы только силой и путем нарушения существующего порядка и права. Трудно предположить, чтобы стороны согласились отдать свой исторический спор на решение какого-либо третейского трибунала или чтобы этот последний мог отыскать какую-нибудь юридическую почву для его разрешения"*(676).

Большой скепсис в отношении международного суда проявляет также Н. Коркунов. Он пишет: "Какое бы развитие ни получил международный суд, он всегда останется судом третейским, не имеющим самостоятельной власти, опирающимся на соглашение самих заинтересованных сторон"*(677).

 

Глава IX. Роль России в развитии основных начал "права войны"

 

Война есть крайнее средство разрешения международных столкновений. Однако все государства, как участвующие в ней, так и стоящие вне ее, должны соблюдать известные правила поведения, многие из которых прочно вошли ныне в сознание культурного человечества.

В применении к войне международное право выступает главным образом в виде так называемого "права войны". "Право войны" - часть международного публичного права, призванная регулировать отношения между воюющими государствами, с одной стороны, и между воюющими и нейтральными государствами - с другой.

Юридическая регламентация отношений государств во время войны покоится на: 1) внутренних законах (например, полевые уставы, уголовные кодексы); 2) международных обычаях; 3) международных соглашениях.

Отметим наиболее важные из международных соглашений о правилах войны:

Декларация о морской войне, подписанная в Париже 16 апреля 1856 г.

Декларация об отмене употребления взрывчатых и зажигательных пуль, заключенная в С.-Петербурге 28 ноября (11 декабря) 1868 г.

Декларация о воспрещении применять пули, разворачивающиеся или сплющивающиеся в человеческом теле, подписанная в Гааге, 1899 г.

Конвенция об освобождении в военное время госпитальных судов (плавучие лазареты) от портовых сборов, Гаага, 1904 г.

Гаагские соглашения 1907 г.

Декларация о праве морской войны, заключенная в Лондоне 26 февраля 1909 г. (хотя эта декларация и не была ратифицирована ни одним из ее участников, фактически она представляет значительный интерес).

Женевский протокол 1925 г., запрещающий применение химических, ядовитых и бактериологических средств ведения войны.

Конвенция об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях, Женева, 1929 г.

Конвенция о режиме военнопленных, Женева, 1929 г.

Правила о действиях подводных лодок по отношению к торговым судам в военное время, приложенные к протоколу, подписанному в Лондоне 6 ноября 1936 г.

По своему правовому значению указанные соглашения предусматривают два основных типа начала ведения войны: 1) общие начала, применяемые безотносительно к характеру театра войны, и 2) начала, непосредственно имеющие в виду определенный театр войны - суша, море, воздух.

К общим началам войны относятся, например, следующие. Война есть отношение между государствами, это значит, что вооруженная борьба должна вестись только против вооруженных же сил государства, но не против мирного населения. Обязательность формального объявления войны до начала военных действий. Начало военных действий обычно имеет следующие последствия: прекращение дипломатических и консульских отношений между воюющими; конфискацию государственной собственности противника, за исключением, например, имущества дипломатических и консульских представительств; прекращение действий договоров, за исключением тех, которые заключены специально на случай войны; применение особого правового режима к гражданам противника и т.п.

Характер борьбы между воюющими не должен переходить пределы основной цели - сломить сопротивление противника; но и применение средств, необходимых для достижения этой цели, должно быть ограничено.

Пленение рассматривается как временное задержание бойцов во власти неприятеля с целью ослабления противника. Жизнь и личное имущество пленного - неприкосновенны. Обращение с пленными должно быть человеколюбивым. Содержание их не должно быть хуже содержания собственных воинских тыловых частей. Разрешается привлекать пленных рядовых бойцов к работе, не имеющей непосредственного отношения к военным действиям. Побег пленного влечет (в случае неудачи) за собой дисциплинарное взыскание, но не уголовное наказание.

Режим раненых и больных сводится к двум основным положениям: 1) уравнение неприятельских раненых и больных с собственными бойцами в отношении ухода и обращения и 2) покровительство санитарных формирований (правительственных и добровольных), причем личный их состав не подвергается плену.

Если иметь в виду право сухопутной войны, то, помимо вышеуказанного, необходимо еще отметить военную оккупацию, т.е. временное занятие неприятельской территории военными силами воюющего государства.

С фактическим переходом власти из рук законного правительства к занявшему территорию неприятелю последний обязан принять все зависящие от него меры к тому, чтобы, насколько возможно, восстановить и обеспечить общественный порядок и общественную жизнь.

Честь и права семейные, жизнь отдельных лиц и частная собственность, равно как и религиозные убеждения и отправление обрядов веры должны быть уважаемы. Частная собственность не подлежит конфискации. Грабеж, безусловно, воспрещается.

Собственность общин, учреждений церковных, благотворительных и образовательных, художественных и научных, хотя бы принадлежащих государству, приравнивается к частной собственности. Всякий преднамеренный захват, истребление или повреждение подобных учреждений, исторических памятников, произведений художественных и научных воспрещаются и должны подлежать преследованию.

Важнейшей особенностью права морской войны является непризнание, в общем, принципа неприкосновенности частной собственности.

В морской войне подлежат захвату: 1) неприятельские торговые суда; 2) торговые суда нейтральных государств в случае: а) нарушения блокады; б) перевозки контрабанды; в) оказания услуг воюющем. Однако не подлежат захвату: 1) мелкие рыболовные суда; 2) суда для мелкого местного мореплавания; 3) суда, выполняющие научные, религиозные или филантропические поручения; 4) суда, вышедшие в море до начала войны и не осведомленные о ней. Эти суда могут быть, однако, задержаны до окончания войны или реквизированы; 5) суда противника, застигнутые войной в неприятельских портах.

Однако: а) нейтральный флаг покрывает неприятельский груз, за исключением военной контрабанды; б) нейтральный груз, даже находящийся на неприятельском судне, не подлежит захвату, за исключением военной контрабанды; в) освобождена от захвата почтовая корреспонденция, хотя бы и адресованная неприятелю.

Морская блокада должна быть эффективной, т.е. поддержана действительной силой. Нейтральные государства должны быть нотифицированы: о дне начала блокады, о географических границах блокируемого побережья, о сроке, даваемом нейтральным судам для выхода. Начальник, блокирующий силы, соответственно, извещает о блокаде местные власти.

Нарушение блокады влечет за собой потерю судна (конфискацию) и его груза, если только не доказано, что в момент его погрузки лицо, ее производившее, не знало и не могло знать о намерении нарушить блокаду.

Военную контрабанду*(678) делят на две категории: 1) абсолютную контрабанду (предметы исключительно военного значения) и 2) относительную контрабанду (предметы как мирной, так и военной надобности). Первая конфискуется при установлении ее назначения для ввоза на неприятельскую территорию (или занятую неприятелем); вторая - при установлении ее предназначения для вооруженных сил или для потребностей управления неприятеля. Судно, перевозящее контрабанду, также подлежит захвату, если последняя составляет по стоимости, или по весу, или по объему, или по цене фрахта более половины всего груза.

К абсолютной контрабанде применяется так называемая теория "единства плавания": предметы конфискуются независимо от того, совершается ли их доставка прямо или с перегрузкой или с перевозкой сухим путем. К условной контрабанде эта теория не применяется.

Право воздушной войны относительно еще весьма слабо развито. Воздушная война в настоящее время регулируется лишь общими принципами международного права. На воздушную войну должен быть, например, распространен принцип запрещения бомбардировки или атаки незащищенных городов, селений, жилищ и строений.

Основные понятия современного права войны выковывались в борьбе буржуазных государств против феодальных армий.

Значительную роль в определении основных принципов современного права войны сыграла Французская буржуазная революция конца XVIII в.*(679).

Дальнейшее свое развитие принципы и нормы права войны получили на основе опыта войн XIX в.

Известная гуманизация войны, определившаяся к ХХ в., является результатом настойчивых усилий передовой части человечества.

Изучение истории права войны дает нам основание утверждать, что русский народ особенно с конца XVIII в. шел впереди других народов в деле постепенной гуманизации войны.

 

* * *

 

Как известно, войны, которые велись народами в Древности, в Средние века и даже еще в Новое время, были, как правило, бесчеловечны.

Однако уже у истоков его истории русскому народу было не чуждо сознание необходимости соблюдать известные правила во время войны, которую он был вынужден вести во имя защиты независимости своей родины, своей чести и достоинства, если спор не мог быть разрешен мирным путем или единоборством лиц, которое применялось иногда на Руси, так же, как и у других народов.

Так, в лето 992 г. война Руси с печенегами оканчивается единоборством русского с печенегом, в котором русский задушил печенега в ругах своих*(680), так, в лето 1022 г. война между Мстиславом Тмутораканским и Редедею, князем кесогов, решается единоборством самих князей: "Что ради губиве дружину межи собой? Но съиндевеся сама борот; да аще одолееши ты, то возмеши имение мое, и жену мою, и дети мои, и землю мою". Мстислав, победивший Редедю, овладел его женой, детьми, имением и землею и получил право дани в земле кесогов*(681).

Сознание недопустимости вероломного нападения на своего соседа было усвоено русским народом уже в глубокой древности. Прежде чем начать военные действия, русские совершали акт формального объявления войны. Так, например, Святослав обычно говорил своим неприятелям: "Хочю на вы ити"*(682). Его примеру последовал также и сын его Владимир, который вызывал на бой брата Ярополка чрез новгородских наместников: "Идете к брату моему и рцете ему: Володимер ти иде на тя, пристраивайся противу биться"*(683). Самая война также велась по известным правилам. Требовалось, например, чтобы князь почал. Так, в 946 г. в войне Ольги с древлянами малолетний сын ее первый бросает копье в неприятеля, хотя он был так еще малосилен, что копье его пало у ног лошади. После этого бояре, сказав: "Уже князь почал", делают нападение на неприятеля*(684).

Позже, в период феодальной раздробленности на Руси, война объявляется особенным способом - "вержен и ем крестных или докончательных грамот", т.е. посредством возвращения врагу заключенных с ним мирных грамот: "И то рек, поверже крестные грамоты, или: а се твои грамоты, а нам с тобою, яко Бог даст". Это было формальным вызовом.

Прежде военные действия обыкновенно открывались князем. Теперь встречаем известие, что иногда духовенство предшествует войску с церковным пением. Этот случай имеет связь с убеждением, которое уже в это время сделалось ясным и везде встречается в актах, что война есть суд божий. Как суд и суд божий, война имеет уже некоторые дни и времена замиренные, так называемые на западе pax Dei, treuga Dei, Божий мир. У нас встречается подобное установление в войне князей между собой. Так, Мономах уговаривает князей русских не проливать христианской крови в Великий пост*(685).

В этот период война объявлялась также отказом мира, т.е. отсылкой грамот докончательных перемирий и миров. Отказ мира мог быть сделан или по причине истечения срока докончания, или по причине нарушения условий мира.

В период Московской Руси войны объявляются формальным актом, складной грамотой, или, наконец, деклярацией. При этом в некоторых договорах Новгорода и Пскова с Литвою и Ливонией постановлялось условие не начинать войны немедленно по отсылке грамот, а только по истечении затем месячного срока*(686).

К середине XVII в. в Московской Руси утверждается обычай объявлять войну посредством особого манифеста; так, в 1654 г. царь объявил в Успенском соборе, что, прося у Бога милости и заступления у всех святых, идет он на недруга своего короля Яна Казимира за его многие неправды. Объявление об этом послано было в Польшу*(687).

Петр I объявляет войну шведам посредством мотивированного манифеста 19 августа 1700 г. В манифесте было указано, что Швеция, пользуясь обстоятельствами смутного времени, отняла у России искони принадлежащие ей области: Ингерманландию и Карелию, и что шведская агрессия направлена против безопасности всей Северной Европы.

И. Кайданов рассматривает этот акт как первый в России манифест, в собственном смысле этого слова, об объявлении войны*(688).

Самая война ведется с соблюдением известных ограничений. В Ипатьевской летописи, под 1229 г., встречается даже известие о клятвенном соглашении между Даниилом Галицким и Конрадом Мазовецким, по которому оба князя от лица своего народа обязались взаимно в случае войны не трогать мирных жителей (челяди) противной стороны: "Створиша же межи собой клятву Русь и Ляхове: аще посем коли будет межи ими усобица, не воевати Ляхом Русское челяди, ни Руси Лядьской"*(689).

Купцы и вообще торговля признаются неприкосновенными во время войны (см. договоры с немцами Смоленска 1229 г. и Новгорода 1270 г.). В договоре Новгорода с Литвою 1440 г. постановлено: "А где Новгородца в ратном имуть, пустити его с товаром, без пакости; или Новгородцы Литвина в ратном имуть, пустити его, а ему свое взяти"*(690). Притеснения русских купцов в Литве вызывали жалобы Ивана III, который по этому поводу, через своих бояр, говорил послам литовским: "Наши люди торговые Московской Земли, Новгородской, Псковской, Тверской, зашли в Литовскую Землю, и там их схватили, товары отняли; но этого нигде не водится, что купцов захватывать; хотя и полки ходят, а купцу путь не затворен, - купец идет на обе стороны без всяких зацепок"*(691).

Этому правилу следует и Петр I. Так, в войне со Швецией он дарует (декларацией от 28 июня 1719 г.) право свободной торговли всем державам нейтральным со всеми воюющими.

Русский народ, как мы уже отмечали, нередко являлся объектом вероломного нападения.

Следует заметить, что, например, Литва почти постоянно нападает на Восточную Русь без объявления войны, без отказа мира. Так действует Ольгерд. Так захватывает Витовт (которого, по справедливости, русский летописец называет не верником правде) у Руси Смоленск, Ржев, Великие Луки*(692). Но особенным вероломством и в этом отношении отличались всегда немецкие "псы-рыцари"*(693).

Особый интерес представляет отношение русского народа к пленным. Маврикий утверждает, что древние славяне вообще не знали обычая превращать пленных в вечных рабов. Пленным предоставлялось право или внести выкуп и возвратиться в отечество, или, оставшись на Руси, получить свободу и безопасность.

"Находящихся у них в плену, - говорит о славянах Маврикий, - они не держат в рабстве, как прочие племена в течение неограниченного времени, но, ограничивая (срок рабства) определенным временем, предлагают им на выбор: желают ли они за известный выкуп возвратиться восвояси, или оставаться там (где они находятся) на положении свободных и друзей"*(694).

Гуманное отношение наших предков к пленным свидетельствуют также русские историки. Так, например, Карамзин указывает, что русские "обходились с пленными дружелюбно и назначали всегда срок для их рабства, отдавая им на волю, или выкупить себя и возвратиться в отечество, или жить с ними в свободе и братстве"*(695).

Право обоюдного выкупа пленных предусмотрено уже в договорах киевских князей с греками. Договор 945 г. даже вводит точное определение суммы выкупа за военнопленных: цена выкупа греческих пленных, продаваемых в Руси, назначается в следующем размере: за юношу и "добрую" девицу - 10 золотников, за "средовича", т.е. человека средних лет, - 8 золотников, за старца или ребенка - 5 золотников (ст. 7). Применительно к продаваемым в Греции русским пленным такой расценки не устанавливается: руссы выкупают своих пленных по 10 золотников на круг.

Впервые на Руси взаимная выдача пленных без выкупа устанавливается при Иване III в сношениях с Крымом. Со времени Ивана Грозного Россией прочно усваивается начало обоюдного и полного возвращения всех пленных по окончании войны, несмотря на разницу в их числе, за исключением только тех из них, которые в России приняли православие или же добровольно в том или в другом государстве вступили в подданство. Это начало фигурирует при переговорах со Швецией в 1557 г. и фиксировано в договорах - Тявзинском 1595 г. ("пленных без всякого окупа или размены отпустить")*(696), Столбовском 1617 г., Кардисском 1661 г. (ст. 20)*(697), Андрусовском 1667 г. В Андрусовском перемирии 1667 г. было постановлено (ст. 10 и 11): "пашенным и работным людем, також и мещаном всяким быть в Царского Величества стороне, а шляхту и прочих, которые принадлежат к служилым, а не к пашенным, отпустить в королевскую сторону"*(698). Выражение, служилые люди свидетельствует, что на Руси давно определилось правильное представление о пленных: к ним причислялись только вооруженные люди, т.е. комбатанты, остальные же - пашенные люди, т.е. мирное население, к пленным не относились.

Для характеристики отношения России к военному плену в начале XVIII в. значительный интерес представляет, например, письмо Ф.А. Головина к А.А. Матвееву с поправками самого Петра I (1703 г. после ноября 10). В этом письме отмечается, между прочим, что, в то время как русские отпускали пленных шведов даже "на пароле", т.е. на слово, в Швеции же русских пленных содержат "как зверей, заперши, и морят голодом", и издеваются над ними так, как даже "ни в самых в барбаризах обретается", т.е. как не бывает даже у варварских диких народов*(699).

Отношение Петра I к пленным наглядно проявилось, например, в инструкции, данной им Я.Ф. Долгорукову относительно обмена пленными со Швецией в 1706 г. Швеции предлагалось: "Не токмо временной размене, но и картелю во всю следующую войну, како межде всеми воюющими потентаты христианскими обыкло быти, соизволяет, жалея не точию своих, но и противных, яко христиан, о чем и прежде сего многократно писано и на пароль пленные офицеры шведские отпусканы из страны Царского Величества"*(700).

Как мы видим, Петр I готов был заключить общее соглашение о военнопленных на основе некоторых принципов международного права, в частности, принципа одинакового отношения к военнопленным безотносительно к их национальности, с допущением освобождения из плена на "честное слово".

По свидетельству фельдмаршала Шереметева, гуманное отношение Петра I к пленным подтверждают пленные шведские офицеры и солдаты: "Великое число офицеров и солдат, взятых под Полтавою, признаются, - говорится в манифесте Шереметева в конце 1710 г., - что Царь поступил с ними с чрезвычайным милосердием, хотя, судя по бедствиям, какие наши пленные претерпевают в Швеции, и не заслуживают они толиких милостей и благодеяний. Они признаются, что Царь оставленных Королем их и взятых в поле и в лесах солдат приказал лечить и покоить всевозможно"*(701).

Невольно вспоминается строфа из "Полтавы":

В шатре своем он угощает

Своих вождей, вождей чужих,

И славных пленников ласкает,

И за учителей своих

Заздравный кубок подымает...

Для суждения об отношении Русского государства к военному плену и к положению неприятельских больных и раненых большой интерес представляют уже упоминавшиеся нами "Правила для партикулярных российских корсаров" 10 сентября 1788 г. В этих правилах указывалось, что "по завладении всяким неприятельским судном поступать с пленными со всяким человеколюбием, и довольствовать их пищею и всем нужным без недостатка, платья у них отнюдь не отнимать, и лишней строгости над ними не употреблять сверх присмотра взыскиваемого самою безопасностью судна, которое их в плен взяло, а если между ними будут находиться раненые, таковых стараться лечить и подавать им всякую помощь по долгу человечества, отнюдь же не отдавать и не продавать в неволю какой-либо другой земле"*(702).

Следует подчеркнуть, что великий полководец нашей родины Суворов воспитывал у русской армии гуманное отношение к пленным. Сдающихся врагов он требовал щадить, ибо "грех напрасно убить"*(703).

Со времени вступления России в систематические отношения с иностранными государствами, особенно с конца XVIII в., она становится, как мы уже отмечали, во главе всех государств в деле развития и упрочения гуманных начал международного права войны.

Первым выдающимся актом России в этом отношении является уже упоминавшаяся нами знаменитая декларация о морском вооруженном нейтралитете 28 февраля 1780 г.

Вооруженный нейтралитет представлял собой Лигу нейтральных держав, возникшую в период войны северо-американских колоний за независимость в 1780 г. против Англии и имевшую своей основной задачей охранять права морского нейтралитета, получившие свое выражение в упомянутой декларации Екатерины II 28 февраля 1780 г.

Основные положения этой декларации заключались в следующем:

1) нейтральные корабли свободно могут продолжать торговлю с воюющими державами;

2) неприятельская собственность под нейтральным флагом пропускается неприкосновенно;

3) предметами военной контрабанды признаются только исчисленные в ст. 10 и 11 трактата 1766 г. России с Англией*(704);

4) для действительности блокады требуется явная опасность нарушить ее;

5) эти начала будут служить правилом при производствах и решениях о законности призов.

На основе этих принципов Россия заключила затем с отдельными европейскими странами соответствующие конвенции, в силу которых эти страны вместе с Россией обязывались защищать всеми средствами провозглашенные принципы от всякого их нарушения. Так возник первый вооруженный нейтралитет. К нему последовательно присоединялись: Дания 28 июня (9 июля) 1780 г.; Швеция 21 июля (1 августа) 1780 г.; Голландия 24 декабря 1780 г. (4 января 1781 г.); Пруссия 8 мая 1781 г.; Австрия 9 октября 1781 г.; Португалия 13 июля 1782 г. и королевство Обеих Сицилий 10 февраля 1783 г. Франция, Испания и Соединенные Штаты Америки также признали эти принципы, хотя формально и не присоединились тогда к первому вооруженному нейтралитету, из крупных морских держав одна Англия не признала принципов русской декларации. Там эта декларация вызвала резкие возражения. В своей реляции Екатерине II русский посол в Лондоне С.Р. Воронцов писал: "Я не могу скрыть от Вас, Всемилостивейшая Государыня, что еще и по сие время никто здесь не говорит о сих правилах вооруженного нейтралитета без совершенной злобы и невероятного негодования. Министерство, оппозиция, все морские офицеры - одним словом, вся земля попрекает за сие Россию"*(705).

Декларация России о вооруженном нейтралитете имеет огромное значение в истории гуманизации морской войны. Дело в том, что до этой декларации права нейтральной морской торговли не были ограждены. Во время войны господствовал полный произвол могущественных морских держав. Эти державы во главе с Англией придерживались начал морского консулата, в силу которых неприятельская собственность и на нейтральном корабле подлежала захвату. Кроме того, законной признавалась и так называемая "бумажная", или "кабинетная", блокада.

Знаменитый "морской консулат" (consulat de la mer, il consulato del mare), происхождение которого относят к XII в., представляет собой не что иное, как собрание неизвестными авторами воедино правил морского права. Некоторые государства, как, например, Англия, держались правил этого сборника даже до 1856 г.

В консулате, который начинался формулою "Ici commenent les bonnes coutumes de la mer", особенно важными являлись следующие правила: груз неприятельский на нейтральном корабле подлежит конфискации, собственность же нейтральная на неприятельском корабле - конфискации не подлежит, и нейтральные могут выкупать у воюющего захваченное им судно.

В основание системы морского консулата был положен характер (принадлежность) груза: нейтральный груз всегда неприкосновенен, неприятельский - подлежит захвату.

Первым международным договором, в котором был признан принцип неприкосновенности нейтральной собственности на неприятельском корабле, считается договор между Англие