Человек как субъект политико-правовой деятельности в учении Аристотеля и современной социальной философии

 

Аристотель дал такое своеобразное определение человеческой сущности, которое трудно опровергнуть даже через более чем две тысячи лет. Он сказал, что человек есть «политическое животное», то есть такое существо, которое отличается от всех других живых существ тем, что способно создавать государство, законы, выполнять эти законы сознательно и целенаправленно. Все эти действия осуществляются человеком на основе принципа долженствования. Поскольку человек представляет собой многомерный и многоуровневый феномен, те целесообразно выявить несколько основных моделей, отражающих способы существования человека в мире. Можно выявить четыре основных типа философских моделей (или «картин») человека, образующих некий круг. Традиционная модель человека; индивидуалистская, персоналистская, экзистенциальная модели человека; иррационалистическая модель человека; марксистская, прагматическая, объективно-идеалистическая модель.

Не входя в подробное рассмотрение каждого типа и каждой модели можно констатировать, что в последние десятилетия всё большее число людей, проживающих в высокоразвитых индустриальных странах, соответствуют многим характеристикам индивидуалистской модели. Даже более того, эта модель приобретает всё больше негативных черт. В поведении многих людей благодаря рекламе культивируется потребительская модель поведения. Это связано с тем, что после постиндустриальной революции усилились тенденции к урбанизации, появилось гораздо больше мегаполисов, чем это было ещё в середине прошлого века, усилилось влияние рынка на массовую психологию. В крупных городах, да и не только в них, появился новый тип человека для которого главным мотивом деятельности, главным жизненным кредо стало удовлетворение собственных, прежде всего материальных потребностей и желаний. Такой человек потенциально более опасен тем, что неудовлетворение всей массы его желаний (часто ненужных и искусственных) приводит его к конфликту с окружающими, в конечном счёте с законом. Та степень свободы, которой обладает человек в современном демократическом обществе, может сослужить ему плохую службу. Либеральное законодательство США в отношении приобретения оружия гражданами привело в последние годы к многочисленным случаям использования огнестрельного оружия школьниками против своих одноклассников. Такова цена свободы потребления.

«Человек потребляющий» как антропологический тип, по большому счету, несвободен. Он раб общества потребления. И это негативным образом сказывается на правосознании в масштабах всего общества. К тому же нельзя забывать что этот тип человека возможно будет доминировать в недалёком будущем на всей планете. Он не признаёт ни дисциплину, ни авторитет отца, семьи, традиций, ни самоограничений. Для него идеальным является гедонистическое общество, где всё поставлено на службу удовлетворения потребностей, на службу наслаждений.

Конечно, нашему обществу далеко до западного общества потребления. Но учесть нужно не только позитивный, но и негативный опыт развитых стран. А этот негативный опыт свидетельствует о таких факторах ухудшения криминогенной обстановки, как наличие игорного бизнеса, индустрии предоставления сексуальных услуг, наркобизнеса, оружейного бизнеса. Все эти виды законного, полузаконного и незаконного бизнеса базируются на человеческих страстях и манипулируют чувствами человека, интенсифицируют их с целью обогащения. Человек, слабо контролирующий свои инстинкты, очень легко становится жертвой криминальной среды, часто оказываясь в конфликте с законом. С точки зрения философии права любой законодательный акт должен учитывать не только местные реалии, но и международный опыт и даже отдалённую перспективу развития не только экономики, общества в целом, но и модификации антропологических типов. Только при наличии такого многомерного подхода право будет не тормозом прогресса, но послужит его ускорению.

Здесь нужно сказать о двух сторонах действия права по отношению к личности. С одной стороны, право является системой ограничений для гражданина, и тем самым ограничивает его свободу, которая считается в гражданском обществе чуть ли не высшей ценностью. С другой стороны, право ограничивает произвол чиновников и государства в целом по отношению к личности. Хорошо отрегулированная правовая система позволяет сбалансировать личную свободу и разумные ограничения свободы. Философская проблема заключается в том, чтобы охарактеризовать сущность свободы, степени свободы, проанализировать соотношение свободы и необходимости, рассмотреть такую категорию, как свобода выбора. В дипломной работе нет необходимости рассматривать все аспекты свободы. Здесь может только наметиться проблема свободы личности и правопорядка как системы законодательных актов, ограничивающих эту свободу.

Проблема желаемого и должного присутствует уже в религиозном сознании. Бог в любой религии ограничивает свободу человека. Сегодня функции Бога в этом плане берут на себя законодатели. Но возникает вопрос, почему ограничивается свобода гражданина именно по таким-то и таким-то параметрам? Почему это дозволено, а это не позволено? Тут мы опять сталкиваемся с тем, что в основе законотворчества всегда лежит какая-либо модель человека. И в зависимости от того, каков образ человека сегодня, так и примеривают к нему систему создаваемых законов. Ключевым вопросом здесь будет такой: что же представляет собой человек? Хотя окончательного ответа на этот вопрос не может быть, но даже приблизительный ответ может помочь уточнению законов.

Аристотель о связи права и власти при разработке проекта идеального государства

Связь права и власти

 

Знание темы происхождения государства важно ее связью с мировоззрением и господствующим в обществе сознанием. Симптоматично, что для разных эпох было характерно свое понимание истоков и природы государства. И естественно не всех даже выдающихся мыслителей того или времени в одинаковой мере занимал вопрос его происхождения. Ответ на него казался аксиоматичным.

Что вызвало к жизни государство и право, каковы цели государства и права, каковы идеальная власть и идеальный правопорядок? Убеждение в связи земной жизни с космосом, волей богов является неизменной особенностью всех традиционных представлений об источниках власти, ответа на вопрос откуда пришла к человеку власть и зачем она. Суммируя известные мифы можно было бы следующим образом выразить их содержание. Вначале в доисторические времена власть пришла к народам через посвященных, пророков, связанных с богами или Богом. Таковы основатель арийского племени Рама, брахманизма в Индии Кришна, посвятитель Египта Гермес, пророк еврейского народа и отец единобожия Моисей, сын бога Аполлона Орфей ставший будителем души древних греков. Пророки приходили к людям и в исторические времена, то есть когда уже была власть, отделенная от человека, его рода и племени. Они лечили души людей, открывая новые эры в их жизни. Таковы основатели современных мировых религий И.Христос и пророк Магомет.

Все мифы о происхождении государственной власти едины в том, что власть и связанный с ней правопорядок видели как способ выйти людям из «тьмы»: дикости, хаоса, анархии, войны всех против всех. Благодаря Богу все же торжествует некое начало в пользу создания условий для соблюдения порядка. Появляется власть, задача которой состоит в том, чтобы преодолевать и предотвращать анархию.

Помимо просто объективных исторических процессов, которые вели народы к реализации принципов демократического правового государства, существовали также и учения о том, каким должно быть государство, как оно должно строиться и как управляться.

Право существует не одно тысячелетие и поэтому кажется ясным само по себе. Но так ли это? Мы постоянно путаем право и закон, право и справедливость, право и обычай. Особенно сегодня. Да и что мы понимаем под правом?

Вряд ли я сильно ошибусь, если скажу: право — это то, что мне может предоставить и гарантировать государство.

Что же такое право и когда оно возникло? Сначала в ранних государствах древнего мира (Египте, Вавилоне, Индии, Китае) возникли законы. Первые правовые нормы представляли собой алгоритмы (инструкции), в которых фиксировались особенности ситуации (конфликты, нарушения разного рода), а также санкции, применяемые в этих ситуациях. Здесь же зафиксированы первые попытки обоснования характера данных санкций.

Второй этап формирования права, если первым считать появление законов, обсуждение великим философом античности Аристотелем того, как добиться в суде справедливости? С одной стороны, «следование закону», с другой — получить «середину ущерба и выгоды». «Несправедливым, — пишет Аристотель, — называют, как нарушающего закон, так и берущего лишнее с других, и человека, не равно относящегося к другим людям … Если человек, преступающий законы, несправедлив, а держащийся законов — справедлив, то ясно, что всё, установленное законом, в известном смысле справедливо»[2]. Интересно, что в «Никомаховой этике» Аристотель бьётся над вопросом, как определить, что такое справедливое действие (решение) независимо от его законности. Дело в том, что в Древней Греции законов было относительно мало. Они были несовершенны, следовали им не всегда, поэтому Аристотель старался решить вопрос прежде всего в плоскости мышления, создавая для него особую норму — этическую. Определив справедливое как «середину ущерба и выгоды, ограничивающую произвол», как «равное отношение» в суде, Аристотель вроде бы решил задачу, причём в этическом плане. Во всяком случае он и его последователи так думали. Однако что такое ущерб или выгода и как найти середину между ними?

Аристотель пытался выявить связи и взаимодействия между правом и государственной властью, которые бы обеспечивали гармоничное функционирование общества. Он считал, что наиболее разумна и справедлива лишь та политическая форма жизни, при которой закон общеобязателен как для граждан, так и для самого государства.

На основе понятия справедливости Аристотель обсуждает и ряд других, например понятие «преступление». «Преступление и справедливый образ действия определяются понятием произвольного и непроизвольного: когда преступление произвольно, его хулят и в силу произвольности именно оно и есть преступление: следовательно, нечто может быть несправедливым, не будучи ещё преступлением, а именно, если отсутствует произвольность. Произвольным же я называю, как уже ранее сказано, — продолжает Аристотель, — то действие, которое находится во власти человека и которое он совершает сознательно, не будучи в неведении ни относительно лица, ни средств, ни цели…». Другой важный момент, отмеченный Аристотелем, — необходимость создания новых законов, в ситуации, когда законы в силу общности своего строения относительно частных случаев не покрывают всех частных случаев. По Аристотелю если закон есть общее положение, а частный случай не подходит под общее положение, то, говоря безусловно, правильно поступит тот, кто исправит пробел, оставленный законодателем.

Этот совет Аристотеля, как известно, породил сложные проблемы. С одной стороны, что значит «частный случай не подходит под общее положение» (закон)? Всё зависит от искусства толкования или интерпретации. С другой — многое зависит и от характера самого общего положения: одни законы достаточно конкретны или содержат в дополнение к себе более конкретные «вторичные правовые нормы», другие законы весьма абстрактны и действительно общи, причём или по содержанию, или по замыслу. Давид Рене, в частности, отмечает, что в европейской традиции законы — «это не более чем ядра, вокруг которых вращаются вторичные правовые нормы… повсюду граница между правом и фактом весьма искусственна, и трудно сказать, в какой мере решение сложного вопроса основывается на оценке данного дела и в какой — на толковании правовой нормы». Затем Давид Рене специально обсуждает вопрос о том, что в современном демократическом государстве сам характер законов (в силу необходимости при их создании удовлетворения противоположных требований) не позволяет непосредственно применять многие из них к конкретным обстоятельствам. «Законодатель, — пишет он, — употребив формулы без уточнения, тем самым дал полномочие на «свободный дополнительный поиск в рамках закона (inter legem). Этот свободный поиск требует от судей самостоятельных ценностных суждений, которые не могут быть введены из позитивного права… Кроме того, намерения законодателя — это по большей части сфера гадания; особенно сложно их установить в условиях современной демократии, когда закон выступает как коллективная воля, процесс формирования которой весьма сложен»[3].

Но вернёмся к классической античности и Аристотелю. Что же, в конце концов, он сделал? Во-первых, выделил область мышления и рассуждений, относящуюся к судопроизводству. Во-вторых, приступил к описанию и формированию её, правда, пока в этическом плане: в этой связи речь шла не о юридическом, а этическом мышлении. Однако Аристотель весьма близко подошёл к сущности права. Утверждая, что справедливость связана с исполнением законов и всё законное в известном смысле справедливо, он задаёт место для права, очерчивает его смысловой каркас. Тем не менее последнего шага — сформулировать идею права — Аристотель сделать так и не смог. Весьма близко к этой идее его представление о политической справедливости, которая, как пишет Аристотель, имеет место между людьми, принадлежащими к одному общению, и имеет целью самоудовлетворённость их, притом между людьми свободными и равными в смысле или пропорциональности, или числа вообще. Но только близко: здесь важна мысль Аристотеля о том, что справедливость может быть гарантирована в рамках общины, устанавливающей определённую конвенцию, договор, а также, что необходимое условие справедливости — равенство и свобода субъектов справедливости.

Ещё одно соображение касается характера нормирования мышления в сфере античного судопроизводства. Именно Аристотель распространил на эту область общий подход, предполагающий следование правилам логики, а также выделение истинных знаний «начал», на основе которых в доказательстве получались все остальные знания данной области. С современной точки зрения, выделение начал рассуждения — это не что иное, как построение исходных понятий, задающих соответствующую предметную область знаний. Выше мы привели примеры таких понятий, справедливости и преступления. Аристотелевские начала, как правило, содержат в себе два важных элемента: характеристику определённых событий объектов и отношение, связывающее эти события. Например, рассматривая понятие «преступление», Аристотель задаёт такие события, как собственно «преступление», «произвольное» и «непроизвольное». При этом он специально объясняет, что произвольные действия — это такие, которые «находятся во власти человека», которые последний «совершает сознательно, не будучи в неведении ни относительно лица, ни цели». Отношения между событиями Аристотель задаёт так: «в силу произвольности (действия) именно оно и есть преступление»[4]. Здесь можно прокомментировать два момента. Отношение, заданное понятием «преступление», в том случае, если установлены соответствующие этому понятию события, позволяет в рассуждении и доказательствах получать новое знание (утверждение), не обращаясь к анализу реальной ситуации. Другими словами, осуществлять акт мышления. Но условием этого (как видно из объяснения о том, что есть произвольное действие) является толкование (интерпретация) соответствующих событий. Можно заметить и ещё одно важное обстоятельство — аристотелевские начала представляют собой обобщения. Они отличаются от отдельных эмпирических случаев, сконструированы в определённом языке, понимаются не как явления, а как сущности.