Выражение интересов в движении за освобождение женщин отличается от выражения интересов в феминизме рабочего класса по целому ряду параметров. Его основной чертой было создание коллективного проекта, направленного на развитие всеобщей борьбы женщин в разных социальных средах, в разных системах отношений и в разных областях жизни. Оно возникло на гораздо более узкой социальной базе, но степень преданности этому движению и степень самосознания его участников не знают аналогов в гендерной политике.
Много говорилось о связи этого движения со средним классом. Так, правоверные марксисты навешивали этому движению ярлык буржуазного феминизма. Хотя в движении освобождения женщин всегда участвовали активисты из рабочего класса, его основная социальная база абсолютно очевидна: большую часть его активистов составляли белые, хорошо образованные женщины, принадлежавшие к определенному поколению и жившие в больших городах; они либо происходили из обеспеченных семей, либо могли претендовать на хорошо оплачиваемую работу преподавателей, журналистов, работников сферы социального обеспечения и т.п. Движение развивалось за счет рекрутирования студентов высших учебных заведений. В настоящее время складывается второе поколение активистов. В общем и целом это движение интеллигенции, если считать интеллигенцией профессионалов или людей, получающих профессиональную подготовку.
Признание этой социальной базы не означает дискредитации движения, если не исходить из самого грубого представления о классовых интересах. Скорее в этом случае мы должны задаться вопросами о конкретном способе выражения интересов женщин и о конкретных обстоятельствах, благодаря которым возник этот проект.
Первый вопрос обсуждается больше. Объяснение интересов женщин, сформировавшихся в рамках движения освобождения, обычно основывалось на категориальной теории. Как показывает Эстер Айзен-стайн, это быстро привело к ложному универсализму, при котором произошло уподобление положения людей из третьего мира, черных
365
ГЛАВА 12
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРАКТИКА
и женщин из рабочего класса положению состоятельных белых. Со временем это изменилось, по крайней мере на уровне практики. Были предприняты попытки разобраться в проблемах мигрантов и черных женщин в богатых странах и встать на менее империалистические позиции по отношению к женской политике в третьем мире. Впрочем, эти изменения имели характер скорее поправки, нежели кардинального изменения характера движения.
Импульсом, который привел в движение самые первые группы женщин, выступавших за свое освобождение, послужило противоречие между радикальной демократией мужчин, участников движения новых левых, с одной стороны, и тем, что эти мужчины на самом деле практиковали исключение и эксплуатацию женщин, с другой. Линн Сигал убедительно показывает, что радикализм 1960-х имел достаточно широкие масштабы. Радикальная критика семьи и либеральное отношение к сексу способствовали эмансипации молодых женщин, несмотря на отчужденную сексуальность и нередкий эгоизм радикально настроенных мужчин. Стремление к личной свободе и попытки формирования радикального Я высветили вопросы эмоциональных отношений и личности, которые довольно быстро стали центральными в женских группах роста сознания. Различие между социальной активностью студентов и фабричных рабочих, описанных Кавендиш, показывает роль свободного времени и материальных ресурсов в изменении оснований гендерной политики. Движение интеллектуалов сохранилось благодаря материальной базе, отсутствующей у феминизма рабочего класса, а именно благодаря доходу женщин-профессионалов (использовавшемуся для финансирования журналов, фильмов, конференций, убежищ для женщин, находящихся в трудной ситуации), доступу к ресурсам государства для финансирования служб помощи женщинам (women's services) и неоплачиваемому труду женщин, не имеющих маленьких детей.
Благодаря труду активистов, в первые несколько лет не только проводились кампании против несправедливости, но и были созданы политические ресурсы. Коллективный проект был материализован и отчасти институционализирован. Самым главным в этом процессе было то, что сложилось некое единство между несколькими тысячами женщин в каждом большом городе богатых капиталистических стран. Это единство
проявлялось в практиках, подобных участию в группах роста сознания, демонстрациях, собраниях, чтении феминистской литературы и подписке на феминистские публикации. Оно также означало приверженность движению. Многие участники начали определять свою политическую позицию как прежде всего феминистскую и идентифицировать себя с женщинами, которые проводили такие же кампании и помогали друг другу изменять свою жизнь.
Вторая составляющая ресурсов — это сети социальных институтов и проектов, основанных на феминистских идеях или обслуживании феминистской клиентуры. Содержание «Нового каталога проектов, помогающих женщинам выжить» («New Woman's Survival Catalog») за 1973 год показывает, как развились эти сети в США за несколько лет. Здесь указаны феминистские издательства, художественные галереи, рок-группы, клиники, школы и образовательные курсы, кризисные центры для женщин, подвергшихся насилию, бизнес-проекты, юридические консультации, женские центры1, информационные бюллетени и журналы, театральные компании и группы по организации кампаний самого разного рода. К середине 1970-х выросло и феминистское представительство на уровне государства, преимущественно среди функционеров в сфере социальной политики и в университетах, а также в политических партиях и профсоюзах.
Третьей, менее осязаемой, но тоже важной составляющей стал рост доверия к феминистским идеям и к самому движению в качестве представляющего интересы женщин — как среди женщин, не входящих в это движение, так и среди мужчин. Идеи распространялись несмотря на отсутствие массовых организаций. Так, Элен Маркхэм утверждала общие принципы гендерного равенства, пользуясь, несомненно, феминистским языком; то же самое делали работницы на фабрике, описанной Рут Кавендиш. Мы с удивлением узнали, что в школах, подобных той, где училась Элен, значительное количество мальчиков тоже поддерживали принципы равенства. Финансирование феминистских убежищ для женщин, сталкивающееся с определенными трудностями, но не с открытым
1 Женские центры самого разного рода и масштаба — проекты женщин-феминисток. Это может быть небольшая комната в университете или многопрофильная медицинская консультация. — Прим. перев.
366
367
ГЛАВА 12
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРАКТИКА
сопротивлением, показывает доверие государственных функционеров к феминистским представлениям о таких вещах, как домашнее насилие со стороны мужчин.
В каком-то смысле феминистская теория предсказала создание таких ресурсов, сформулировав лозунг «В сестринстве — сила!» («Sisterhood is powerful!»): его смысл в том, что женщины, объединившись вместе, могут добиться поставленных целей. Но в категориальной теории речь шла о ресурсах для женщин в целом, и в ней очень мало говорилось о том, какие конкретно женщины должны управлять этим ресурсом или уже управляют им. В середине 1970-х годов этот вопрос стал очень актуальным в силу нескольких социальных тенденций. Происходивший в это время экономический спад привел к сокращению государственных расходов на социальные пособия и существенно осложнил финансирование отстаиваемых феминистками пособий и их проектов в сфере образования. Он также привел к массовой безработице среди молодых женщин и осложнил развитие новых сфер занятости. В то же время усилилась консервативная антифеминистская мобилизация движений, выступавших против права на аборт и конституционной поправки о равных правах полов в США. Хотя мы не располагаем статистическими данными относительно числа участников феминистского движения и членства в организациях, вполне вероятно, что движение за освобождение женщин либо перестало развиваться, либо стало расширяться значительно медленнее, чем в начале 1970-х.
В этой ситуации различия мнений и стратегий, которые до этого легко преодолевались, начали перерастать в конфликт между разными группами. Среди представителей феминизма стала развиваться борьба за гегемонию, цель которой состояла в том, чтобы контролировать политические ресурсы, к тому времени созданные этим движением. Ни одна из этих тенденций не была достаточно сильной, чтобы подавить остальные. Например, в Великобритании в результате постоянно углублявшихся конфликтов, особенно по вопросам сексуальности, произошло полное крушение национальных конференций движения (последняя прошла в 1978 году). В первой половине 1980-х годов от имени движения за освобождение женщин все чаще стали выступать так называемый культурный феминизм, с его этосом женоцентризма
(women's centered etbos), и радикальный феминизм (в узком смысле этого термина), с его выступлениями против мужского насилия как способа угнетения, представлениями о враждебности мужчин по отношению к женщинам и о мужском стремлении к власти, феминистским ответом на которые считалась стратегия сепаратизма. Эта стратегия возросла на ресурсах, накопленных в процессе движения, и на идее о возможности превратить движение в сообщество ценой изоляции движения от непричастных к нему людей.
На одном уровне проведенный нами анализ усиливает тезис, который был сформулирован выше: единственный способ выражения структурно определенного интереса невозможен. Проекты социалистического феминизма, политического лесбийства и т.п. имеют общие основания, но в некоторых вопросах кардинально расходятся друг с другом. На другом уровне наш анализ показывает силу структурных союзов, если они в принципе сформированы. Ведь самые замечательные особенности этих событий — устойчивость движения, которое сохраняется несмотря на острые внутренние конфликты; изменения социальных условий, находящихся в широком диапазоне от бума до спада; изменения практики, связанные с подъемом и упадком групп роста сознания; постоянно растущая враждебность политического окружения.
В некоторых отношениях политическая история движения за освобождение геев очень похожа на движение за освобождение женщин. Оно возникло практически в то же время и в тех же крупных городах, использовало похожую политическую тактику и риторику, интенсивно развивалось в те же самые годы и тоже распалось на фракции в 1970-х. Оно также характеризовалось напряжением между социалистическим крылом и другим крылом, которое было больше озабочено построением самодостаточного сообщества и развитием гей-культуры. Подобно движению за освобождение женщин, у движения за освобождение геев были крайне амбивалентные отношения с государством, которое оно часто атаковало за законы, направленные против гомосексуалов, насилие против геев, осуществляемое полицией, и дискриминацию матерей-лесбиянок в судах, но которое в то же время стремилось использовать, чтобы обеспечить антидискриминационное законодательство и осуществить политику социального обеспечения (welfare provision).
368
369
ГЛАВА 12
Однако есть между этими движениями и существенные различия. Женское движение освобождения выросло из долгой истории мобилизации женщин и действовало как радикальный край целого спектра женских организаций в партиях, церквах, благотворительных инициативах и проч. История групп, выступавших за права гомосексуалов, восходит к рубежу XIX и XX веков. Это такие группы, как Научно-гуманитарный комитет Магнуса Хиршфельда в Германии, Общество матташинов1 (Mattachine Society) и Дочери Билитис2 в Соединенных Штатах, которые всегда были маленькими организациями. Умеренный успех в достижении толерантности, например благодаря публикации в 1958 году отчета Вольфендена3 в Великобритании, был достигнут посредством альянса с либералами, причастными к власти, а не посредством массовой мобилизации геев. Считалось, что она была невозможна из-за правового подавления и открытой враждебности общества. Стоунволлские бунты, с которых начинается движение за освобождение геев, вспыхнули в результате вполне обычного обхода Нью-Йоркского отделения полиции, однако реакция на этот обход была отнюдь не обычной. За очень короткое время в результате мобилизации к политическим кампаниям присоединилось больше людей, чем количество гомосексуалов, состоящих на тот момент в разных организациях. Однако движение за освобождение геев было самостоятельным в той мере, в какой женское движение таковым никогда не было, и по крайней мере на раннем этапе своего развития оно оставалось единственным значимым способом выражения интересов геев.
1 Общество матташинов — основанная в 1950 году (во времена маккартизма) в США
левая полулегальная организация, защищающая права геев. Названа в честь тайной органи
зации в средневековой Франции, члены которой не появлялись в публичном пространстве
без масок. — Прим. ред.
2 Дочери Билитис— первая лесбийская правозащитная организация в США, осно
ванная в 1955 году в Сан-Франциско, штат Калифорния. Организация была задумана как
социальная альтернатива лесбийским барам, которые считались полулегальными и под-
вергались давлению и нападениям со стороны полиции. — Прим. ред.
3 В отчете лорда Вольфендена, вице-канцлера Университета Рединга и председателя
независимого экспертного комитета, впервые прозвучал призыв декриминализировать
гомосексуальность. Соответствующий закон был принят только десятилетие спустя. —
Прим. pet).
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРАКТИКА
Второе отличие состоит в том, что движение за освобождение геев, выражавшее интересы, основанные на структуре катексиса, строилось как бы вне основного противоречия в гендерных отношениях. Поскольку интересы женщин и мужчин расходятся, в движении содержится обязательная тенденция разделения гендерных групп. Например, при реформировании права лесбиянок больше касаются нормы, связанные с законом о браке, такие как правила опеки, а мужчин-гомосексуалов больше касается вопрос о криминализации половых отношений. Как члены угнетенной группы, они конституируются иначе. Мужчины-го-мосексуалы гораздо чаще являются объектами насилия, чем лесбиянки, и на протяжении истории мужская гомосексуальность внушала гораздо больший ужас негомосексуалам, чем женская. С другой стороны, лесбиянки испытывают на себе не только стигматизацию, связанную с гомосексуальностью, но еще и социальную, психологическую и экономическую дискриминацию, направленную против женщин. Политизированные лесбиянки обычно значительно более активны в движении за освобождение женщин, чем в движении за освобождение геев. Обычно политика геев была политикой геев-мужчин; например, на конференции, организованной Кампанией за равенство гомосексуалов (СНЕ) в 1984 году, присутствовали пять женщин и пятьдесят мужчин. Поэтому вполне понятно, что политические отношения между лесбиянками и мужчинами-геями были сложными и часто напряженными.
В-третьих, отношения между политикой и сообществом в движении геев отличаются от этих отношений в женском движении. В каком-то смысле сообщество геев существовало до движения за освобождение геев — в скрытых социальных сетях, в определенных городских кварталах и гей-барах. Движение сделало это сообщество открытым и придало мощный импульс его развитию. С этого времени стал хорошо известен гейский капитализм. Между развитием гейского капитализма и развитием женского бизнеса существует определенная параллель, но расклад сил в бизнесе у них разный. К концу 1970-х годов собственники гейского бизнеса в ряде городов приобрели статус альтернативных лидеров. Они выражали интересы геев особым образом, будучи сильно лично заинтересованными в консолидации гейских идентичностей и отнюдь не заинтересованными в революционизировании сексуальности
370
371
ГЛАВА 12
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРАКТИКА
в остальном обществе. Лозунг раннего этапа движения за освобождение геев — «Каждый гетеросексуал (straight) — цель движения за освобождение геев» — в этом контексте не нес в себе никакого смысла, кроме потенциальных неприятностей. Денис Альтман указывает на тенденцию преобразования политики геев в политику группы интересов (interest group) по модели деятельности этнических сообществ, которые нацелены на достижение договоренностей с государством и другими группами интересов.
Поскольку эта тенденция набрала силу, социальный радикализм движения за освобождение геев легко разворачивается против трендов, которые способствуют формированию социальной идентичности гомосексуалов и их уверенности в себе в приватной сфере. Движение за освобождение геев все больше и больше рискует утратить ту базу, которое ранее создало. Эта стратегическая дилемма непроста. Одно из ее следствий, как мы уже говорили выше, — дискуссия о деконструкции. Другим ее следствием служит разворот политических активистов в сторону электоральной политики и местной государственной власти. Надо отметить, что этот разворот привел к некоторым успехам в условиях Сан-Франциско, Сиднея и Лондона. Таким образом, политики-геи подошли к проблеме существенного присутствия в государстве иным — в отличие от феминисток — путем.
Движения за прогрессивную гендерную политику, организовывавшиеся мужчинами-гетеросексуалами, имели значительно меньшие масштабы. Мы уже говорили о движении за освобождение мужчин 1970-х годов. Большая часть этого движения была основана на поло-ролевом подходе к гендерным отношениям и потому не принимала во внимание вопросы власти и эксплуатации. Группа, которой принадлежит главная власть, не может быть освобождена. Проблемы перестройки маскулинности (reconstruction of masculinity), поднимавшиеся на этом начальном этапе, вполне реальны, и они поднимаются опять как феминистками, так и авторами-мужчинами. Сложность в организации движения мужчин с целью демонтажа гегемонной маскулинности связана с тем, что его логика заключается не в выражении коллективного интереса, а в попытке демонтажа этого интереса. Хотя и существуют достаточно веские причины, чтобы предпринять этот демонтаж (не-
которые из них приведены во Введении к настоящей книге), шансы на широкую мобилизацию людей в это движение ничтожны.
Поэтому фокус контрсексистской политики гетеросексуальных мужчин ограничивался проблемами частной жизни. Я бы сказала, что значительная часть их энергии была направлена на абсолютно приватные переговоры по поводу отношений с женщинами-феминистками в контексте межличностных гендерных отношений и домохозяйства. Между мужчинами, участвовавшими в этой политике, обмен идеями и опытом был незначительным. Исключение составляли мужские группы (men's groups), строившиеся по образцу феминистских групп роста сознания, которые до сих пор существуют, и отдельные сетевые проекты, осуществлявшиеся в местных сообществах сторонниками левых взглядов (см. об этом выше).
Примечания