Лекция №10. Основные типы связей между живыми организмами в биоценозах (окончание лекции)

АВТОРИТАРИЗМ И ДЕМОКРАТИЯ В ИХ ПОЛИТИЧЕСКОМ ИЗМЕРЕНИИ

ППП организации администрирования вычислительного процесса

ППП глобальных сетей ЭВМ

Сетевое программное обеспечение предназначено для организации совместной работы группы пользователей на разных компьютерах. Позволяет организовать общую файловую структуру, общие базы данных, доступные каждому члену группы. Обеспечивает возможность передачи сообщений и работы над общими проектами, возможность разделения ресурсов.

Основным назначением глобальных вычислительных сетей является обеспечение удобного, надежного доступа пользователя к территориально распределенным общесетевым ресурсам, базам данных, передаче сообщений и т.д. Для организации электронной почты, телеконференций, электронной доски объявлений, обеспечения секретности передаваемой информации в различных глобальных сетях ЭВМ используются стандартные (в этих сетях) пакеты прикладных программ.

В качестве примера можно привести стандартные ППП глобальной сети Интернет:

- средства доступа и навигации – Netscape Navigator, Microsoft Internet, Explorer;

- электронная почта (Mail), например Eudora.

В банковской деятельности широкое распространение получили стандартные ППП, обеспечивающие подготовку и передачу данных в международных сетях SWIFT, Sprint, Reuters.

Novell NetWare - сетевая операционная система. Предоставляет пользователям возможность совместно использовать файлы, принтеры и другое оборудование. Содержит службу каталогов, общую распределённую базу данных пользователей и ресурсов сети.

Для обеспечения организации администрирования вычислительного процесса в локальных и глобальных сетях ЭВМ в более чем 50% систем мира используется ППП фирмы Bay Networks (США), управляющий администрированием данных, коммутаторами, концентраторами, маршрутизаторами, трафиком сообщений.

Одним из широко распространенных стереотипов является представление о том, что Советский Союз и другие социалистические страны являют­ся типичным примером авторитарных и даже тоталитарных режимов.

Если для периода сталинизма такое определение представляет­ся вполне оправданным, то для более поздних периодов оно вряд ли подходит. Во-первых, даже в годы наиболее жестоких репрессий и политической несвободы эти режимы не были монолитными и отли­чались друг от друга в соответствии с тем, на фундаменте каких по­литических культур они насаждались и укоренялись. С этой точки зрения нельзя сравнивать Германию с Казахстаном, Албанию с Бело­руссией. Коммунистические режимы сильно от­личались и по тому, какие факторы оказывали на них определяющее воздействие в каждом конкретном случае.

Прежде всего, авторитаризм в этих странах отличался по тому, на какой ступени экономического развитияона находилась в момент ус­тановления политической системы советского типа. В странах с бо­лее развитой экономикой авторитарность режима переживалась граж­данами в другой форме, чем там, где экономика была на грани краха. Приэтом примечательно, что в экономически развитых странах со­противление авторитаризму сохранялось в более выраженной фор­ме, чем в бедных странах.

Другим важнейшим фактором, влияющим на формы авторитар­ности, является национально-этническаяструктура населения. Фе­дерации (СССР, Югославия) получали дополнительный источник напряжений в обществе по сравнению с мононациональными стра­нами, что в свою очередь приводило лидеров этих стран к соблазну «раз и навсегда» решить не только экономический, политический, но и национальный вопрос авторитарными способами.

Третий фактор, влияющий на формирование авторитарных режимов, — это фактор географический,или геополитический.Размер территории, ее статус как империи или колонии, несомненно, окрашивал авторитарные режимы в определенные цвета. Здесь же следует упомянуть и историческую судьбу нации. Например, тот факт, что Россия на протяжении всей своей истории была объектом завоеваний со стороны агрессоров, сформировал определенную настороженность, готовность отражать агрессию, которые были использованы сталинским режимом, насаждавшим ксенофобию, закрытость, которые были приняты населени ем, так как опирались на историческую память народа.

И, наконец, следует отметить то влияние, которое оказывает на формы авторитаризма культурно-психологический фактор. Национальный характер, национальная психология каждого из народов, переживавших авторитаризм, придавал этим режимам весьма специфические особенности. Так, русская бесшабашность, украинская меланхолия или германский педантизм делали авторитарные формы правления весьма различными и по тому, как вели себя правители, и по тому, как воспринимали эти режимы рядовые граждане.

Общий вывод, который напрашивается из приведенных аргументов, заключается в том, что, во-первых, единой формы авторитаризма не было в странах, принявших коммунистическую идеологию и построивших более или менее сходные политические системы. Во-вторых, психологически этот авторитаризм также был весьма различен, как были различны и пути выхода из него. «Бархатная революция» в Чехословакии мало напоминает жесткие формы перехода к демократии в Румынии. Да и в рамках бывшего Советского Союза трудно сопоставлять даже психологически и культурно близкие Россию и Белоруссию, не говоря уже о Прибалтике и Средней Азии. Все это означает, что само понятие авторитаризма как в политическом, так и в политико-психологическом смысле сильно диверсифицировано, оно рассыпается и пользоваться им довольно затруднительно. Примем рабочее понимание авторитаризма как политическая система или режим, при которых власть сосредоточена в руках одногo человека или в одном ее органе и снижена роль других, прежде всего представительных институтов, а рядовые граждане лишены всей полноты прав.

Для авторитаризма как политического понятия характерны три основных признака: централизация власти, безапелляционно командный метод руководства и безусловное повиновение и подавление воли и свободы подчиненных лиц и общества в целом.

Многие исследователи авторитаризма как политико-психологи­ческого феноменаисходят из того, что такой режим влияет на от­дельного индивида, у которого под воздействием авторитарной сре­ды складывается определенный комплекс личностных качеств, который получил название «авторитарной личности». Этому типу личности присущ целый набор характеристик, среди которых следу­ет выделить, во-первых, содержательную сторону, т.е. политико-идео­логические представления: национализм(этноцентризм), т.е. установ­ки, направленные против чужаков, политический конформизмкак установка в отношении своей группы, консерватизмкак характери­стика не только политическая, но и психологическая, конвенциона­лизм, милитаризм и религиозность.

Во-вторых, в авторитарной личности необходимо выделить пси­хологические формы выражения. Психологически эти идейно-поли­тические установки проявляются в нетерпимости по отношению к инакомыслию, нетерпимости к неопределенности и беспорядку. Для авторитарной личности типичны особые способы мышления: ригид­ность, стереотипность, закрытость, склонность все видеть в черно-белых цветах.

Указанные характеристики авторитаризма как политического и психологического феномена позволяют использовать определенные эмпирические индикаторы, которые позволяют провести эмпириче­ское исследование конкретных форм авторитарности, помня при этом о неоднозначности самого этого феномена.

Переход к демократии должен осуществляться не толь­ко на поле институциональных реформ, но и через изменение психо­логии в ходе длительного и весьма непростого процесса политиче­ской ресоциализации.

Понятие демократиидаже в теории столь же расплывчато, как и понятие авторитаризма. Ког­да речь идет о современной демократии как о форме правления, то, кро­ме того, что это некая форма народовластия, согласия между исследова­телями больше ни в чем нет. Говоря о конкретных признаках демократии, исследователи указывают, прежде всего, на необходимые институциональные признаки:

1.Высший политический законодательный орган должен быть избран народом.

2.Наряду с ним должны существовать избираемые органы влас­ти и управления менее высоких уровней вплоть до самоуправления.

3.Избиратели должны быть равны в правах, а избирательное право— всеобщим.

4.Все избиратели должны иметь равное право голоса.

5.Голосование должно быть свободным.

6.Выбор из ряда альтернатив должен исключать голосование списком.

7.Выборы должны совершаться на всех уровнях большинством голосов, хотя значение этого большинства может определяться различным способом.

8.Решение большинства ограничивает права меньшинства.

9.Орган власти должен пользоваться доверием других.

10.Отношения общества и избираемых им органов власти долж­ны быть взаимными и симметричными с гарантированными законом и реакцией избирателей ответственностью делегированных им носителей власти.

11.Демократия существует под непрерывным и пристальным общественным контролем.

12. Государство и общество вырабатывают действенные механизмы предотвращения и изживания конфликтов между большинством и меньшинством, социальными группами, нациями, городом и деревней и т.д.

Как видим, демократия — это более сложная, чем авторитаризм, форма не только институтов, но и процедур правления, т.е. правил политической игры. Если попытаться вывести некие общие правила демократического правления, то, скорее всего, нас постигнет разочарование, так как мы сталкиваемся с невозможностью отвлечься как от культурно-исторического своеобразия каждой нации или региона, в которые эти правила вписываются с учетом региональных, национальных и локальных особенностей, так и от множественности самих моделей демократии. Так, представления о демократии даже в одной стране, скажем в Германии, будут резко от­личаться у «зеленых», сторонников социал-демократов или сторонников консерваторов. В качестве модели для подражания российские и многие восточноевропейские реформаторы избрали лишь одну из форм демократии: либеральную. За двадцать лет реформ стало совер­шенно очевидно, что она в наименьшей степени соответствует нашим национальным особенностям.

Проблематика перехода от авторитаризма к демократии (а было как минимум три такие волны) поставила в полный рост вопрос о соотно­шении ценностей демократии и национальных институтов и политических культур. Исследова­тели ценностной динамики как в обществах стабильной демократии, так и в переходных обществах приходят к выводу о том, что для понимания обеих форм правления недостаточно ограничиваться анализом институциональных факторов. Необходимо учитывать поведенческиеи социокультурныеком­поненты политических систем.

Таким образом, среди акторов можно выделить:

—собственно политические институты;

—политические элиты;

—рядовых граждан.

Практика демократизации в России выявила ряд факторов, как препятствующих, так и способствующих укоренению демократиче­ских ценностей. Среди первых следует отметить, например, то, что сами эти ценности в нашей стране насаждались извне (с Запада) и сверху (со стороны элит). При этом российские политические элиты за двадцать лет так и не сумели консолидироваться. Старая система рек­рутирования элит разрушена, а новая складывается медленно и сти­хийно. Гражданское общество в России, как и до того в СССР, нахо­дится на низкой ступени организации. Этим Россия отличается о: ряда восточноевропейских стран.

Одновременно с препятствием демократическим преобразовани­ям следует отметить и те факторы, которые, напротив, им способству­ют. Так, в России к моменту начала преобразований экономический и образовательный уровень был достаточно высоким (особенно если сравнить со странами Латинской Америки или Азии). В начале процесса население было готово к этим реформам и оказывало ак­тивную политическую поддержку, которую политические элиты быстро растратили.

Возникает здесь и серьезный теоретический вопрос, касающийся того, как на личностном уровне происходит преобразование политиче­ских ценностей и формирование того, что могло бы быть аналогом «авторитарной личности» только с противоположным политическим знаком, т.е. личности демократического типа. Много неясного пока с тем, какими должны быть доминирующие политические установки и ценности, составляющие ядро «демократической личности».Можно высказать предположение, что психологически такой тип личности отличается терпимостью, незаинтересованностью в вопросах власти, гибкостью и нюансировкой мышления, высоким уровнем локуса кон­троля и неконвенциальностью. По существу это описание подходит к масловской самоактуализирующейся личности.

Так же, как в случае с авторитарной личностью, следует выяс­нить и степень распространенности демократических ценностей в массовом сознании, что должно обеспечить поддержку демократических реформ в обществе. Трудно себе представить успешное становление демократических институтов в среде, где доминируют авторитарные модели поведения и демократические ценности выглядят как чуже­родные заимствования.

3. ПСИХОЛОГИЯ ДЕМОКРАТИИ

Если в психологии авторитарности исследователи, похоже, разобрались и нашли ответы на многие вопросы о ее истоках и формах, то с психологией демократии дело обстоит гораздо сложнее. Так, фе­номен «демократической личности» намного менее распространен и го­раздо хуже разработан теоретически и никак не поддается эмпирической проверке. Отчасти это связано с тем, что сама природа демократии — феномен гораздо более сложный и многомерный.

Прежде всего, многочисленные исследования психологических аспектов демократизации свидетельствуют о том, что, начиная с кон­ца 1990-х годов в России происходит определенный сдвиг в восприя­тии политической и социальной реальности со стороны ее граждан. Так, если в 1991-1995 гг. большинство из них опасались гражданс­кой войны, экономического краха и этнических конфликтов, во вто­рой половине 1990-х — начале 2000-х годов они сменились страхом перед безработицей, неспособностью оплатить образование детей и опасением стать жертвой нападения. Эти страхи служат показателя­ми не столько изменения глубинных уровней ментальности, сколько изменения той среды, которая формирует эту ментальность извне и требует от личности быстрого приспособления.

Второй момент касается эмоциональной стороны демократиче­ских перемен. Есть эмпирические свидетельства того, что на эмоцио­нальном уровне граждане к началу XXI в. практически приспособились к экономическим и политическим условиям жизни.

Таков фон политического развития. Этот фон отличался непос­тоянством и изменчивостью. Однако можно увидеть, что если старые (социалистические) политические ценности оказались разрушенны­ми, то новые (демократические) ценности, а значит, и личностные идентичности, пока не сформированы. Новые ценностные кластеры выглядят размытыми, несвязными и противоречивыми. Примером тому может служить тот факт, что около 70% опрошенных в нашем исследовании верят в необходимость демократических институтов и примерно те же 70% хотят «сильной руки».

Полученная картина мало отличается у разных исследователей. Однако в ее интерпретации наблюдаются существенные различия. Так, одна группа исследователей полагает, что демократические (и особенно либеральные) ценности уже пустили корни в постсовет­ской ментальности. Другие, напротив, считают их нерелевантными национальным традициям (коммунитарным по преимуществу) и предсказывают возврат к авторитарным привычкам. При этом пред­полагается, что коммунитаризм (в нашей старой терминологии чаще пишут о коллективизме) близок к авторитаризму.

Нередко исследователи электорального поведения используют методологию, которая не позволяет за еженедельными или ежемесяч­ными изменениями установок проследить логику более глубоких сдвигов сознания. Даже когда сдвиги фиксируются, для их объясне­ния нет общепринятых концептуальных моделей. Во всех случаях, фиксируемые сдвиги общественного сознания оставляют открыты­ми несколько вопросов.

1.В каком соотношении находятся прежние советские и новые
демократические ценности в сознании российских граждан?

2.Каков демократический потенциал на личностном уровне?

3.Укоренилась ли демократическая модель (в частности, либераль­ная) в российской ментальности или демократические институты про­тиворечат традиционной политической культуре, которая характеризуется доминированием коллективистских (коммунитаристских) и авторитарных форм?

Чтобы ответить на эти вопросы, следует в первую очередь уста­новить, что в России понимают под демократией, что чувствуют в отношении этой формы правления и какие поведенческие реакции характерны в отношении нее. В психологии принято выделять эти три уровня установки: когнитивный, эмоциональный и поведенче­ский. Установки на демократию стоит рассмотреть в таком же ключе.

Итак, чтобы описать когнитивный уровень представлений о де­мократии, следует выяснить, что индивид знаето ней, правильно ли определяет ее важнейшие составляющие, а также имеет ли интерес к этому явлению. Что касается первого из названных аспектов, то за постсоветские годы подавляющее большинство наших граждан бо­лее или менее разобрались в том, что такое демократия. Другое дело, что конкретно они вкладывают в это понятие. Разброс значений это­го понятия в определениях, данных нашими респондентами, доста­точно велик:

«Демократия — это гласность... и все остальное. Мы в школе учи­ли, только я забыл»;

«Демократия — Свобода там... свободно жить» (звучит, как заученный урок отвечает);

«Демократия — это когда все равны; у каждого есть "мерседес" и три раба»;

«Демократия — неизвестное для меня слово»;

«Я не знаю, что такое демократия, никогда не думал и меня это не интересует».

Обращает на себя внимание ряд моментов, характеризующих ког­нитивные составляющие установок наших сограждан на демократию. Во-первых, это понятие не отличается особой когнитивной сложно­стью. Демократия, как и другие политические понятия, достаточно далека от повседневного опыта опрошенных, а, следовательно, их от­веты мало детализированы. Во-вторых, когда респонденты все же пытаются разобраться в его значении, то либо дают весьма размытое определение, либо вовсе не могут этого сделать:

«Да и вообще этот термин используют сейчас все, так что я уже толком не знаю».

Примечательно, что помимо неопределенности и размытости, понятие демократии воспринимается как нечто совершенно нереаль­ное, далекое от нашей действительности:

«Демократия — это хорошо, это прекрасно, но не применимо, к сожалению. Для этого надо, чтобы каждый был умным и активным, а так, к сожалению, не бывает»;

«"Власть народа", недостижимая на практике»;

«Демократия это вроде бы как свобода, а ведь на самом деле ничего нет».

Все значения демократии, данными нашими согражданами, распределяются между двумя полюсами: либеральным и авторитарным.

Первый набор определений понятия «демократия» чаще всего в нашей стране ассоциируется со свободой, законом, властью, государство, силовое измерение, человеком, правами человека, равенством,

Свобода понимается как набор «политических, гражданских и социальных свобод: печати, совести, слова, взглядов, вероисповеда­ния, мысли, мнения, передвижения, действия, личности, предприни­мательства», как «свободный выбор»: свобода в выборе путей, целей, «личная ответственность за выбор».

Свобода связана с законом: «закон определяет степень свобо­ды»; «свобода, которая не выходит за рамки закона»; «свобода при строгом соблюдении законов»; «свобода, помноженная на законы, нормы, правила», «ограничения», «контроль за соблюдением за­кона», «в демократии действуют законы».Демократия, как полага­ют наши сограждане, есть там, где есть «свобода от коррупции», «не ущемляются интересы», есть «порядок на основании согласия во взглядах»; «безопасность»; «справедливость, стабильность, уверенность в завтрашнем дне».

Третье важно понятие, соотнесенное с демократией, — власть. Демократия — это власть народа. Правда, представления о власти в демократии намного шире. В демократии «есть обратная связь: пра­вительство—общество»; «учет интересов людей»; «максимальный учет интересов минимальных групп общества»; «те, кто управляет государством, учитывают мнение в распределении благ, управле­нии государством»; «парламент общается с населением».Демократическая власть должна быть подотчетной народу. «Правительство, избранное большинством, отчитывается перед народом»; «отчитываются друг перед другом»; «власть отвечает... народ может переизбрать власть».

В рамках демократии власть имеет особые моральные характерис­тики: «глава государства — не единоличный правитель, а правитель­ство людей, ратующих за Россию»; «справедливое правительство». «Управляют государством люди, имеющие высшее политическое, эко­номическое образование, честные, порядочные», «компетентные, умные, порядочные люди»; «достойны должны быть»; «если узур­пируют для себя и для окружения — недостойны»; «порядочное, ответственное отношение к власти у тех, кто у власти».

Понятие власти прямо связано с понятием «госу­дарство»: «государство, власть обеспечивают счастливую, свобод­ную жизнь». Государство связано с равенством и законом. У госу­дарства только одна функция — разрешено то, что не запрещено. Государство должно следить, чтобы запрет действовал на всех, по­скольку всегда бывает так, что все равны, но одни равнее других».

В понимании демократии особое место занимает силовое изме­рение, т.е. представление о ней как о «сильном государстве, за кото­рое не стыдно». «Демократия — это сильная власть, основанная на согласии во взглядах»; «демократия — это сильная власть, единая и согласованная,забота о рядовых гражданах, малоимущих и сред­нем классе».

Во многих ответах прослеживается связь понятия демократии с человеком в противоположность государству. «Давить не надо про­стого человека; человек ради себя, а не ради государства». «На первом месте человек. Чтобы наладить связи между правительством и обществом». В демократии «человек имеет все необходимое, каж­дый должен быть умным и активным».

Очень часты упоминания о правах человека, однако их список невелик. Права связаны со свободами. «Право выбирать» и «право на собственное мнение», «возможность осуществлять права, опре­деленные законом», «право участвовать в общественной жизни».

Среди прочих понятий, которые реже, чем перечисленные выше, встречаются в сочетании с демократией. Следует отметить равенство («Равенство в правах»; «равенство и обеспеченная жизнь»), мир («Миролюбивое отношение друг к другу»; «мирное сосуществова­ние»; «прекратить войну в Чечне. Это первое, если у нас в стране демократия»).

Второй набор приписывает демократии такие ценности, как силь­ное государство, ответственность и подчинение закону. В этом варианте мы явно имеем этатистское представление о демократии. Респонденты, выбравшие данную модель, далеки от либеральных взглядов и склонны к более жестким авторитарным моделям поведе­ния, хотя на вербальном уровне они признают демократию в силу того, что она является официальной политической ценностью.

Более детальный анализ когнитивных картинок демократии вы­являет существенные различия между разными группами населения. Так, восприятие демократии женщинами отличается от восприятия ее мужчинами.

Женщины чаще отдают более высокие ранги:

—равенству;

—активному участию в управлении государством;

—сильному государству.

Легко приписать это большей авторитарности российских женщин. Однако следует оговориться, что ключевой среди отмеченных ценностей демократии является активизм. Поэтому либералы вряд лимогут особо рассчитывать на массовую поддержку женщин в силу того,что ценности индивидуальной автономии и свободы значимы в их представлениях о демократии.

Мужчины чаще рассматривают демократию сквозь призму индивиду-альной автономии и свободы и гораздо реже ассоциируют ее с сильным государством. Подчеркнем, что либерально-анархистский оттенок их понимания свободы носит достаточно спекулятивный характер: мужчины не горят желанием лично участвовать в политике и их интерес к ней носит весьма пассивный характер. Однако русские мужчины достаточно амбициозны. Если они решают участвовать в политике, то хотят занимать в ней высокие позиции, например, стать депутатом Думы. К этому портрету надо добавить мужскую доверчивость: они доверяют политическим партиям чаще, чем женщины.

Когнитивные элементы установок на демократию отличаются и в зависимости от возраста. Больше всего «либералов» среди 45-55-летних. Эта группа ставит на пер­вое место подчинение закону, на второе — права человека, на третье — ответственность.

Люди 55-85 лет на первое место ставят ответственность, в то время как сильное государство стоит лишь на 4-м месте.

Эмоциональный уровень установки на демократию проявляет­ся в таких чувствах, как доверие к демократическим институтам, симпатия к демократическим лидерам. Прежде всего, эмоциональная оценка содержится уже в самом отношении к демократии. Здесь встре­чаются и позитивно, и негативно окрашенные оценки. Так, само понятие демократии в отрыве от его российских политических значений воспринимается весьма положи­тельно («Демократия — это что-то такое приятное, из-за чего хо­чется утром просыпаться»).

Гораздо чаще конкретные ассоциации связаны у наших сограждан с той демократией, которую они могут наблюдать в своей собственной жизни,и это восприятие окрашено в иные тона:

«Если это то, что у нас, — то бардак. У нас, по-моему, лишь игра в демократию»;

«Я сейчас, кроме хаоса, ничего не вижу, если брать наше госу­дарство. Может, это, конечно, не та демократия. Я на своем опыте не знаю, что это такое. Я не могу себе представить, как может называться наш режим»;

«Ну, понятно, я не верю ни в какие там "демократии", о которых так модно на каждом углу болтают».

Поведенческий уровень. Намерения личности действовать ба­зируются как на осознанных, так и на неосознаваемых ценностях и установках. Оба уровня важны для понимания поведения. Рациональ­ный уровень установок на демократию в конце 1990-х годов стал бо­лее явно выражен и играет заметную роль в поведении граждан, чем в начале XXI века. Однако по-прежнему бессознательный уровень восприятия демократии дает более аутентичную картину их поведения, чем рациональный уровень.

Выводы:

1. Отсутствие жесткой дихотомии ценностей в политическом сознании российских граждан: либерализм не противостоит жестко коллективистским и коммунитаристским ценностям. Эти два полюса существуют, но не в оппозиции друг другу.

При этом российские либералы воспитаны в коллективистской политической культуре, благодаря чему в их сознании коммунитаристские ценности можно найти в скрытой форме. Собственно либе­ральные взгляды формируются чаще под влиянием культурной сре­ды, семейной социализации и образования, чем являются результатом «рационального выбора». Авторитарные коммунитаристы, напротив, на вербальном уровне вполне лояльны официальным либеральным ценностям.

У наших демократов, как и у автократов, есть общие проблемы. Прежде всего, и у одних, и у других политические взгляды непоследовательны и размыты. Чтобы прояснить и артикулировать их, индивид должен опираться на идеологию, вырабатываемую политическими партиями. У нас партийная система формируется медленно, оставляя личность перед необходимостью в одиночку де­лать то, над чем должны работать партийные структуры.

Еще одна общая проблема у противоположных политических типов в России — это упадок таких ценностей, как ответственность и активизм.

3. Когда речь идет об индивидуальном сознании, ни авторитарные, ни демократические ценности не встречаются в чистом виде.
Структура личности вообще и структура политических взглядов в
частности выглядит намного сложнее и многомернее, чем это деление. Сам континуум авторитарность—демократизм является явным упрощением. В анализе политических ценностей в структуре личности можно выделить по крайней мере три измерения.

Первое — это шкала этатизм—антиэтатизм. Российская политическая культура всегда была государственно-центричной. По нашим данным, более 80% респондентов верят в то, что государство должно заботиться о больных, стариках и детях, а также обеспечивать гражданам безопасность. Либеральная модель государства как «ночного сторожа» не соответствует ожиданиям большинства российских граждан. Их взгляды носят определенно этатисткую окраску.

Одновременно в России можно найти и антиэтатистов.Они не составляют некой однородной группы, но делятся на «либералов» и «анархистов». Вместе эти две группе не превышают 10%.

Вторая шкала делит опрошенных на сторонников свободы и сторонников равенства. Россияне скорее склонны противопоставлять свободу сильному государству, выражая таким образом оп­позицию демократии и авторитаризму. Наши авторитаристы весьма специфичны в своих предпочтениях. Этот авторитаризм базируется не только на авторитарной агрессии, сколько на авторитарном подчинении, конвенционализме и традиционализме. Об этом свидетель­ствует, к примеру, такой факт, что среди сторонников сильного госу­дарства в начале века не было ни одного человека, го­тового участвовать в забастовках. В то же время среди сторонников свободы более половины опрошенных доверяют армии, милиции и другим силовым инструментам государ­ства больше, чем иным институтам.

Третья шкала — этноцентризм—космополитизм. Этноцентризм является важной частью российского авторитаризма и чаще наблюдает­ся среди сторонников авторитарно-коммунитарных взглядов, чем среди либералов. И опять же это какой-то нетипичный авторитаризм. Прежде всего, между политическими ориентациями (демократ, коммунист, аполитичный) и этноцентрическими стереотипами нет явного соответ­ствия.

Таким образом, современный российский авторитаризм выгля­дит скорее как своего рода психологическая защита, призванная ком­пенсировать утрату политической и национальной идентичности. Па­радоксальным образом сегодня для судеб российской демократии скорее следует говорить о возврате некоторых коммунитарных ценно­стей, приведшей к утрате чувства «мы», чем о насаждении либераль­ного индивидуализма.

…Нередко муталистические отношения встречаются у животных и растений. Инфузория Paramecium bursaria содержит клетки зеленых водорослей в своей цитоплазме. Они способны синтезировать достаточное количество органических веществ, как для себя, так и для хозяина. Содержащиеся в эктодерме гидры Hydra viridis хлореллы продуцируют значительное количество органических веществ, из которых около трети поступает гидре-хозяину.

Известно довольно значительное количество эндосимбионтных бактерий, живущих в клетках простейших. Они обнаружены в более чем 100 видах амеб и инфузорий. В некоторых случаях бактерии не способны существовать без хозяина (например, у инфузории-туфельки облигатными эндосимбионтами являются бактерии Holospora obtuse, H. recta, Nonospora macronucleata), в других – бактерии могут вести и свободный образ жизни. Бактерии находятся в специальной симбионтофорной вакуоли, поскольку при вступлении в мутуалистические отношения теряют клеточную стенку. Они снабжают простейших витаминами, ростовыми факторами, аминокислотами и другими соединениями.

Крупные травоядные млекопитающие для переваривания растительных

тканей нуждаются в бактериях, живущих EDk в рубце (например, у жвачных). Анаэробные условия в рубце неблагоприятны для роста бактерий (только 10% энергии съеденных растений ассимилируются бактериями), но именно благодаря этим неблагоприятным условиям жвачные вообще могут существовать на таком субстрате, как клетчатка. Основная часть энергии, полученной в результате деятельности микроорганизмов, запасается в жирных кислотах, которые образуются из клетчатки, но не разлагаются дальше. Бактерии, в свою очередь, обеспечиваются «культуральной средой» с постоянными температурными условиями.

Многие авторы считают, что мутуалистические отношения зародились на основе взаимоотношений паразит-хозяин. Довольно яркий пример этому – лишайники. На этих организмах можно наблюдать постепенную эволюцию от паразитизма к мутуализму. У некоторых более примитивных лишайников гриб фактически проникает в клетки водоросли и по существу является паразитом. У эволюционно более развитых видов гифы гриба не проникают в клетки водоросли, но оба организма живут в полной гармонии (Одум, 1986). Азотфиксирующие бактерии, микоризные грибы и кишечные микроорганизмы сначала, по-видимому, представляли собой болезнетворные организмы, а затем в результате сопряженной эволюции с видом-хозяином их взаимоотношения перешли в мутуалистические (Риклефс, 1979).