Тема 6. Литературная экскурсия Н.П. Анциферова как способ постижения духа города

Николай Павлович Анциферов (1889 - 1958)

Родился 25 июня 1889 в усадьбе Софиевка Уманского уезда Киевской губернии в семье преподавателя Училища земледелия и садоводства. Детство провел в Софиеве и Крыму. После смерти отца жил с матерью в Пулавах (ныне на территории Польши), затем в Киеве, где учился в прославленной 1-й гимназии. В 1908 переезжает с матерью в Петербург, в 1909 заканчивает Введенскую гимназию, в 1915 историко-филологический факультет Петербургского университета. Ученик, затем ассистент профессора И.М.Гревса.

В 1910 вместе с А.А.Гизетти создали при Эрмитаже кружок по подготовке руководителей для экскурсионной работы.

В 1914 венчался в лицейской Знаменской церкви Царского Села с Татьяной Николаевной Оберучевой, с которой познакомился еще в 1907 в Киеве.

До 1919 работал на Кафедре всеобщей истории Петроградского университета, но отказался от научной карьеры, видя свое призвание в просветительской деятельности. В 1917-1923 член братства "Христос и свобода" и общества "Воскресение". С 1918 работал в экскурсионной секции Музейного отдела Наркомпроса, в 1921-1924 преподавал в Петроградском научно-исследовательском экскурсионном институте, одновременно возглавлял кафедру средних веков во Втором Петроградском педагогическом институте. С 1921 член общества "Старый Петербург", где вел семинары по изучению Петербурга, Павловска, Царского Села, сотрудник журналов "Педагогическая мысль" (1918-1924) и "Экскурсионное дело" (1921-1923), преподавал в школе при бывшем Тенишевском училище (1912-1925), в колонии для беспризорных в Славянке (1919-1920), институте истории искусств (с 1925). В книге "Душа Петербурга" (П., 1922) создал художественный образ Петербурга.

Первый раз арестован в 1925, этапирован в Новосибирск и Омск, освобожден по пересмотру дела. В 1929 арестован по "делу" кружка А.А.Мейера, в 1930 обвинен по "делу" Академии наук; отбывал заключение в Соловецких лагерях особого назначения, на строительстве Беломоро-Балтийского канала. После освобождения в 1934 жил и работал в Москве, заведовал водным отделом Музея коммунального хозяйства (ныне Музей истории и реконструкции Москвы). В 1934 женился на Софье Александровне Гарелиной (1899-1967). В 1937 начал работать в Литературном музее, но весной 1937 вновь арестован, отбывал заключение в Уссурийском крае. В 1939 вернулся в Москву, работал в Государственном литературном музее (1939-1956, в 1944-1946 возглавлял отдел литературы XIX в.), сотрудничал с издательством "Academia".

В 1944 защитил в Институте мировой литературы кандидатскую диссертацию "Проблемы урбанизма в русской художественной литературе". Во время работы в литературном музее участвовал в создании выставок и экспозиций, посвященных русским писателям и поэтам, публиковал работы, посвященные литературному прошлому Москвы, роли Москвы в жизни и творчестве А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, А.И. Герцена, литературным местам Подмосковья. В 1956 вышел на пенсию. Умер в Москве от инсульта. Похоронен на Ваганьковском кладбище.

У каждого города есть свои мифотворцы и исследователи мифов. Наибольший интерес из числа последних представляет Николай Павлович Анциферов (1889–1958), автор книг “Душа Петербурга” (1922), “Пути постижения города как социального организма. Опыт комплексного подхода”, составитель антологии (совместно с Т. Анциферовой) в трех томах “Книга о городе”. Анциферов продолжал, насколько это было возможно в советское время, традицию, у истоков которой стоял И. М. Гревс (которому принадлежат несколько работ о градоведении). В своих воспоминаниях Анциферов сожалел, что он с единомышленниками не нашел “ни понимания, ни продолжателей”, что город как “особый организм” никем не изучался, что его не воспринимают как “целокупность”, и что его необходимо изучать “хорошо организованным коллективом разных специалистов, объединенных в Градоведческий институт”.

В конце 19 – нач. 20 вв. в социологии появится направление, в котором будут разрабатываться идеи, сходные с идеями Анциферова, а именно – органическая школа. Для этой школы характерно отождествление общества с организмом, объяснение социальной жизни биологическими закономерностями. Уподобления общества организму встречаются у античных авторов: например, Аристотель в “Политике” писал о “душе государства” и этой “душой” являются военные и те, на кого возложено отправление правосудия. У Т. Гоббса в “Левиафане” верховная власть, которая дает “жизнь и движение всему телу”, есть “искусственная душа”, должностные лица и представители судебной и исполнительной власти – “искусственные суставы”, награды и наказания являются “нервами”, благосостояние и богатство всех частных членов государства – его “сила”, советники – “память”, справедливость и законы – “искусственный разум и воля”, гражданский мир – “здоровье”, смута – “болезнь”, гражданская война – “смерть”. Представители же органической школы утверждают, что “общество и есть организм”, для чего подыскивают различные аналогии, доказывая тождество общества и организма. Так, например, русский ученый П. Ф. Лилиенфельд приписывал обществу все черты организма – единство, целесообразность, специализацию органов. Роль кровообращения в этом организме выполняет торговля, функции головного мозга – правительство.

Организмическое мировосприятие – тенденция к рассмотрению предметов в их целостности, преемственности развития, взгляд на природу, человека и дух как на нечто, органически объединенное системой взаимосвязей, акцент на факторах организованности и цельности в структуре реальности – все это считается специфической чертой древнекитайской мудрости. Организмическое мировосприятие пронизывает и европейскую культуру, где “организм” выступает то в качестве метафоры, то универсальной формулы. Органическое восприятие мира присуще и тяготеющим к магии, и немецким романтикам. Один из них – И. Геррес – попытался даже развить это мировоззрение в науку “Органомию” (1803). Но это восприятие мира сохраняется в различных формах и до настоящего времени, обнаруживая себя, например, в качестве ключевого понятия в “новой критике” (школы в англоамериканском литературоведении XX в.), где используется понятие “органической формы”.

В книге “Пути постижения города как социального организма. Опыт комплексного подхода” Анциферов предложил такую программу изучения города, которая опирается на описание элементов города и установление между ними связи, определяющей характер их взаимодействия. Он предупреждает, что его работа не является попыткой “установить причинно-следственный ряд между всеми явлениями жизни города”, поскольку “возможность нахождения для этого рода всех нужных звеньев еще не наступила”. “Познай свой город – и ты познаешь и свою социальную среду, и себя самого”,– призывает Анциферов сограждан, в то время как для некоторых его коллег условием самопознания становится чтение первоисточников классиков марксизма-ленинизма. Город для Анциферова является “наилучшей естественной средой для изучения социальных явлений во всех их видоизменениях”. Город – это “наиболее конкретный, устойчивый, сложный социальный организм. Общественная структура лучше всего может быть изучена при помощи познания города, так как он является ее точным отображением, он создал ее и поддерживает ее”.

Рассматривая город как социальный организм Анциферов предложил, по аналогии с живым существом, выделить три элемента, которые определяют три подхода к изучению его единства: “анатомию, физиологию и психологию (душу) городского организма”. Анатомия города – это физическая природа города, а именно: изучение места, на котором построен город (почва, рельеф, растительность, связь с водой и пр.); изучение плана города, определение ядра города, внешняя характеристика расположения его площадей, их форма, а также система прилегающих к ним улиц, изучение домов со стороны их объема, формы, материала, расположения. Физиология города – это изучение города как “пульсирующего всеми своими органами через деятельность общества”. Анциферов выделяет восемь составляющих “физиологии города”, восемь предметов этой дисциплины, восемь проблем: город как 1) место общежития (изучение состава населения с точки зрения классовой, этнической, профессиональной, религиозной и т. д.), 2) торговый и промышленный центр, 3) лечебный, 4) транспортный центр, 5) рассмотрение его технического оборудования, 6) административный, 7) военный центр, 8) средоточие духовной культуры во всех ее проявлениях (наука, искусство, религия). Наконец, психология города – “никакого метафизического содержания в это понятие,– заявляет Анциферов, – вносить не следует”. Следует, конечно же учесть идеологические условия того времени (1925 год). “Душой города,– пишет он далее,– мы условимся называть исторически сложившееся единство всех элементов, составляющих городской организм, как конкретную индивидуальность”

Николай Павлович Анциферов – ученый-краевед, один из основателей экскурсионного метода знакомства с городом, значительно отличающегося от общепринятого.

Анциферов пытается передать через дух места – Genius loci – “дух эпохи”.(“Душа Петербурга”)

Какой же культурно-исторический организм легче и полнее раскроет свою душу? Его нетрудно найти. Это родной город.

Город мы воспринимаем в связи с природой, которая кладет на него свой отпечаток; город доступен нам не только в частях, во фрагментах, как каждый исторический памятник, но во всей своей цельности; наконец, он не только прошлое, он живет с нами своей современной жизнью, будет жить и после нас, служа приютом и поприщем деятельности наших потомков. Город – для изучения самый конкретный культурно-исторический организм. Душа его может легко раскрыться нам. Так, тосканский город Сьена обещает не только изучающему его, но даже каждому, входящему в него, раскрыть не только ворота, но и сердце. На его Porta Camolia сохранилась надпись: “Сог tibi magis Sena pandit”.

Как же подойти к городу, чтобы раскрылась его душа? Тютчев учил нас чувствовать природу:

Не то, что мните вы, природа,

Не слепок, не бездушный лик.

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык.

Как же научиться понимать язык города? Как вступить с ним в беседу? Ни в коем случае не следует превращать город в музей достопримечательностей, которые показываются при экскурсиях как невежественными фантазерами-гидами, так и специально подготовленными руководителями.

Экскурсия должна быть постепенным покорением города познанию экскурсантов. Она должна раскрыть душу города и душу, меняющуюся в историческом процессе, освободить ее из материальной оболочки города, в недрах которой она сокрыта, провести, таким образом, процесс спиритуализации города. Тогда явится возможность вызвать беседу с душой города и, быть может, почувствовать некоторое подобие дружбы с ним, войти с ним в любовное общение…

Тонкая ценительница Италии – Вернон Ли,– глубоко почувствовавшая ее искусство и природу, пишет: “Места и местности… действуют на нас, как живые существа, и мы вступаем с ними в самую глубокую и удовлетворяющую нас дружбу”. И она перечисляет дары дружбы с этим “нечеловеческим существом”: очарованность, подъем духа, счастливое просветление чувств, воспоминания, которые звучат в нашей душе подобно мелодии. Вернон Ли вспоминает один образ из римской религии – Genius loci (божество местности). От античности сохранились нам изображения олицетворенных городов. И ныне мы находим в Париже статуи городов на площади Согласия, порожденные античной традицией. Город символизируется в виде величественных женщин, увенчанных коронами из зубчатых стен и башен. Вернон Ли справедливо протестует против этой подмены существа духовного материальным образом, не имеющим с ним внутренней связи. Видимое воплощение божества местности – это “сам город, сама местность как она есть в действительности; черты, речь его – это форма земли, наклон улиц, звуки колоколов или мельниц и больше всего, быть может, особенно выразительное сочетание города и реки…”, и мы добавим еще: запахи города. Но есть в городе уголки, где мы чувствуем особое присутствие этого “божества”.

Вот этот мост дугой над тихой канавкой, сжатой тяжелым гранитом, эта приземистая желтая башня подпирающая арку дворца, из-под которой видна широкая река, покрытая тихо шелестящими льдинами, подобно стае лебедей, медленно свершающих свой путь, и там за рекой стены мрачной крепости, над которыми вознеслась сверкающая игла, увенчанная архангелом, – все это единство звуков, красок, форм, игры света и тени, наконец, чувства пространства – составляет целлу храма, где обитает сам genius loci.

Описать этот genius loci Петербурга сколько-нибудь точно – задача совершенно невыполнимая. Даже Рим, который был предметом восхищенного созерцания около двух тысяч лет, не нашел еще точного определения сущности своего духа. Правда, такой подход к городу как к живой индивидуальности, которой хочешь не только поклониться (это знал и древний мир), но и познать ее, – такой подход – явление недавнего времени. Однако Вечный город оставил такое обилие следов, запечатленных им на душах созерцавших его, что задача описания “чувства Рима” представляется благодарной. Что же сказать о Петербурге, на возможность восхищения которым указал только двадцать лет тому назад Александр Бенуа, и его слова прозвучали для одних как парадокс, для других – как откровение!

Не следует задаваться совершенно непосильной задачей – дать определение духа Петербурга. Нужно поставить себе более скромное задание: постараться наметить основные пути, на которых можно обрести “чувство Петербурга”, вступить в проникновенное общение с гением его местности.

Прежде всего, нужно помнить, что genius loci требует ясного взора, не отуманенного хотя бы подсознательными, произвольными образами. Нужно помнить судьбу немецких романтиков, живших сложной, глубокой и яркой внутренней жизнью и вместе с тем столь произвольной. Эти мечтатели, попадая в Рим, томились, не встречая в нем своей фантастики, а более из них ослепленные наполняли его своими призраками, и подлинный город не доходил до их сознания. Всюду они видели только себя, только отражение своих фантазий. Genius loci в этом смысле требует известного самозабвения, очищения себя от предвзятых, непроверенных впечатлений, от малообоснованных желаний.

Нужно раскрыть свою душу для подлинного восприятия души города.

С чего начать изучение города для постижения его души? При каких условиях легче всего ощутить его индивидуальность?

Л. Н. Толстой в своей эпопее “Война и мир” подсказывает нам правильный путь нахождения целостного образа города: созерцание его с высокой точки при подходящем освещении.

“Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами и лучах солнца.

При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры, Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределенным признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого, Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыхание этого большого красивого тела. Всякий русский человек, глядя на Москву, чувствует, что она мать, всякий иностранец, глядя на нее и не зная ее материнского значения, должен чувствовать женственный характер этого города, и Наполеон чувствовал его”.

Здесь с изумительной силой выражено восприятие города как нечеловеческого существа с его таинственной жизнью, трепещущей в его плоти, сияющей в его душе. Л. Н. Толстой проникает в стихию этой жизни и определяет ее как стихию женственную, объективно ей присущую и субъективно воспринимаемую русским как материнскую. Такое виденье образа Москвы возможно лишь при условии единовременного ее восприятия с вершины горы или колокольни.

Для постижения души города нужно охватить одним взглядом весь его облик в природной раме окрестностей. Профессор И. М. Гревс рекомендует начинать “завоевание” города с посещения какой-либо вышки. Так, хорошо в Риме прежде всего подняться на Яникульский холм или в сады Monte Pincio[5]; Венецию и Флоренцию обозреть с высоты их стройных кампанилл; Париж – с холма Монмартра, из купола храма Святого сердца.

И. М. Гревс справедливо отмечает, что виды а vol d'oiseau мало привлекательны в эстетическом отношении, но для изучения топографии они много дают. И действительно, все представляется плоским, неровности города стираются, перед нами едва намеченный барельеф, приближающийся к плану. Но созерцающий получает возможность увидеть город в рамке окружающей его природы, а без этого его образ не получит завершенности и, следовательно, не сможет быть воспринят как органическое целое. Мы почувствуем здесь воздух местности, которым дышит город. Природа словно входит в город, а город бросает свой отблеск на окружающий пейзаж. Появляется таинственное чувство зарождения города, мы ощущаем его истоки. Легко представить, глядя на широкое пространство, что было время, когда здесь бор шумел и ничего не было, и мы переживаем плодотворный образ материнского лона города и его зарождения. Мы можем отметить места, а то и следы предшественников города, стертые или поглощенные их счастливым соперником. Мы можем выделить первоначальное ядро города, ощутить ярко, конкретно его рост – постепенное покорение территории.

Словом, пристальный – анализирующий и синтезирующий – взгляд с птичьего полета дает самое главное: город ощущается как “нечеловеческое существо”, с которым устанавливается поверхностное знакомство, и, может быть, даже здесь полагается начало усвоению его индивидуальности, конечно, в самых общих чертах.

Здесь же мы можем иногда установить даже, к какому типу относится изучаемый город. К тем ли, что возникают стихийно, развиваясь свободно, подобно лесу. Корни таких городов уходят в глубь, до которой не докопаться лопате историка, в глубь, обвеянную таинственными мифами, смысл которых не всегда ясен исследователям. Или же он принадлежит к типу тех городов, что создавались в обстановке уже развитой и сложной культуры, вызванные к бытию общегосударственными потребностями, подобные парку с правильными аллеями, на устройстве которых лежит печать сознательного творчества человека. К типу первых городов принадлежат Рим, Москва… Эти города развивались действительно стихийно. Улицы спутаны, вырастают одна из другой, как ветви могучего дерева, вливаются одна в другую или в площади, как реки, зарождающиеся из озер или протекающие через них. Все на первый взгляд кажется случайным, какой-то прихотью неведомых сил, творивших город. Более внимательный анализ плана дает возможность открыть известную логику в росте города: вокруг ядра наслаиваются новые круги, в этом случае план города напоминает разрез ствола дерева. Ко второму типу можно отнести Нью-Йорк, отчасти Флоренцию и наш Петербург. Правильные линии Васильевского острова, бесконечно длинные проспекты, сходящиеся радиусами к Адмиралтейству,– уже одно это указывает, к какому типу следует отнести Петербург.

Общий взгляд на Петербург уже подсказал нам многое. Перед нами город, возникший в эпоху зарождающегося империализма, в эпоху, когда мощный народ разрывает традиционные путы замкнутого национального бытия и выходит на всемирно-историческую арену, мощно влекомый волею к жизни, волею к власти. Оторванность этой новой столицы от истоков национального бытия, о чем свидетельствует и природа, столь отличающаяся от природы Русской земли, и чуждое племя, ютящееся в окрестностях города,– все это говорит о трагическом развитии народа, заключенного судьбой в пределы, далекие от вольного моря-океана, народа, который должен либо стать навозом для удобрения культур своих счастливых соседей, либо победить, встав на путь завоевательной политики. И само существование столицы на покоренной земле говорит о торжестве ее народа в борьбе за свое историческое бытие и о предназначенности ее увенчать великую империю и стать Северной Пальмирой.

Столица на отвоеванной земле указывает и на возможность бурного разрыва с прошлым, свидетельствует о революционности своего происхождения, об обновлении старого быта, ибо неизбежен здесь обильный приток свежего, порой животворящего, а порой и мертвящего, ветра из краев далеких. Общий вид города говорит и о трудности его рождения, о поте и крови, затраченных на то, чтобы вызвать его к жизни, и вместе с тем о деспотическом характере государства, создавшего его, о рабстве народа, покорно отдавшего свою жизнь на закладку города, к которому он питал враждебное чувство. Седая старина знает о человеческих жертвоприношениях при закладке города, и до сих пор археологи находят кости человеческих жертв под стенами древних городов. Вряд ли найдется другой город в мире, который потребовал бы больше жертв для своего рождения, чем Пальмира Севера. Поистине Петербург – город на костях человеческих. Туманы и болота, из которых возник город, свидетельствуют о той египетской работе, которую нужно было произвести, чтобы создать здесь, на зыбкой почве, словно сотканной из туманов, этот “Парадиз”. Здесь все повествует о великой борьбе с природою. Здесь все “наперекор стихиям”. В природе ничего устойчивого, ясно очерченного, гордого, указывающего на небо, и все снизилось и словно ждет смиренно, что воды зальют печальный край. И город создается как антитеза окружающей природе, как вызов ей. Пусть под его площадями, улицами, каналами “хаос шевелится” – он сам весь из спокойных прямых линий, из твердого, устойчивого камня, четкий, строгий и царственный, со своими золотыми шпицами, спокойно возносящимися к небесам.

Орлиный взгляд с высоты на Петербург усмотрит и единство воли, мощно вызвавшей его к бытию, почует строителя чудотворного, чья мысль бурно воплощалась в косной материи. Здесь воистину была борьба солнечного божества космократора Мардука с безликой богиней хаоса Тиамат! Да, без образа Петра Великого не почувствовать лица Петербурга! Вяземский под пыткой свидетельствовал, что при Петре пели, льстя ему: “Бог иде-же хощет, побеждается естества чин”.

Почти у подножия Исаакия, на площади, с двух сторон замкнутой спокойными, ясными и величественными строениями Адмиралтейства, Синода и Сената, омываемый с третьей царственной Невой, стоит памятник Петру Первому, поставленный ему Екатериной Второй: Petro Primo Catharina Secunda. Если кому-нибудь случится быть возле него в ненастный осенний вечер, когда небо, превращенное в хаос, надвигается на землю и наполняет ее своим смятением, река, стесненная гранитом, стонет и мечется, внезапные порывы ветра качают фонари, и их колеблющийся свет заставляет шевелиться окружающие здания – пусть всмотрится он в такую минуту в Медного Всадника, в этот огонь, превратившийся в медь с резко очерченными и могучими формами. Какую силу почувствует он, силу страстную, бурную, зовущую в неведомое, какой великий размах, вызывающий тревожный вопрос: что же дальше, что впереди? Победа или срыв и гибель?

Медный всадник – это genius loci Петербурга. Перед нами город великой борьбы. Могуча сила народа, создавшего его, но и непомерно грандиозны задачи, лежащие перед ним, – чувствуется борьба с надрывом. Великая катастрофа веет над ним как дух неумолимого рока. Петербург – город трагического империализма.

Литературные экскурсии, разработанные Анциферовым, ставят своей целью не только изучить образ города, созданный писателем, но и воздействие реального города на творческую личность. Метод литературных экскурсий позволил «прочитать» город как «текст» культуры.

Ученые и педагоги обратили свое внимание на значение экскурсий, как способа для лучшего закрепления знаний, в конце девятнадцатого века. Однако, на значение и методику литературных экскурсий впервые обратил внимание Николай Павлович Анциферов. Свои исследования в этой области он начал с впечатлений, полученных от Петербурга. Вообще Анциферов одним из первых заострил внимание на том, как влияет образ города на восприятие того произведения, в котором он описан.

Н. П. Анциферов начал свою ученую деятельность с работы преподавателя. Особое место в педагогической деятельности Анциферова занимали экскурсии. Кроме экскурсий по родному городу, он возил учеников в Москву, Новгород и Псков. Своеобразие экскурсионного метода, впоследствии детально разработанного им, уже тогда дало наглядное представление о возникновении и росте городов, о неповторимой индивидуальности каждого. Все это он учил читать в особенностях планировки, в расположении сохранившихся памятников.

Позже Анциферов продолжил свою научную деятельность в Петроградском научно-исследовательском экскурсионном институте. Там он вел несколько секций и семинарий, посвященных литературоведческому городоведению, а также готовил руководителей экскурсий по городу и пригородам. Именно тогда появились его статьи: «Типы гуманитарных экскурсий», «Павловск в поэзии Жуковского», «Петербург Достоевского» и многие другие.

Одной из интересных статей на тему изучения города, как целостного организма, Н. П. Анциферова является «Литература по городоведению». В этой статье Анциферов дает методические рекомендации для разработки и проведения городской экскурсии тем экскурсоводам и учителям, которые хотели бы организовать экскурсии по городу. Здесь он говорит о том, что очень важно, приступая к работе над разработкой экскурсии по городу, изучить всю имеющуюся литературу по городоведению. «Ознакомление с литературой должно носить активный характер самостоятельной переработки всего узнанного в связи с особенностями своего города, своих условий работы и требований текущего момента».

Этим самым Николай Павлович хотел сказать, что переработка такой литературы должна носить характер глубокого анализа. Это не рецепт того, как нужно создавать такие городские экскурсии, это можно воспринять, как некую инструкцию, наряду с которой хорошо создать и свою схему работ. В этой же статье Анциферов предложил классифицировать всю литературу по городоведению на три группы: 1. Общие вопросы урбанизма. Сюда он рекомендует относить все те работы, которые рассматривают в основном исторический и теоретический аспекты города. 2. Монографии о городах. В эту группу должна быть включена литература, в которой авторы подробно исследуют один отдельно взятый город. Кроме того в таких работах должны быть затронуты все аспекты жизнедеятельности города. 3. Элементы и функции города. Сегодня мы бы назвали эту группу туристская инфраструктура города, его потенциал к развитию.

Изучению образа города посвятил большинство своих работ Николай Павлович Анциферов. Петербург является главным героем большинства его монографий и статей. Так как Николай Павлович был приверженцем экскурсионного метода познания истории, материал в своих исследованиях он излагает в форме экскурсий. Поэтому именно на материале его монографий следует учиться тому, как необходимо правильно составлять и композиционно выстраивать текст экскурсии.

Важным событием в жизни ученого стало выход сборника «Об Александре Блоке», главной идеей которого было показать, какое место занимает Петербург в поэзии А. Блока. Анциферов говорил, что образ города имеет свою судьбу. Каждая эпоха порождает свое особое восприятие; смена эпох создает постоянно меняющийся – текучий образ города и вместе единый в чем-то основном, составляющем его сущность как органического целого.

Здесь Анциферов впервые сформулировал два аспекта темы писатель и город: выявление образа города в творчестве писателя или поэта и анализ отображения городской среды в художественном тексте. Эта статья положила начало изучению отраженного в творчестве облика Петербурга.

Работа Анциферова о Блоке стала фрагментом его монографии «Душа Петербурга». В этой монографии Анциферов впервые предпринял глобальную попытку осмыслить город как синтез материально-духовных ценностей, постичь «душу» Петербурга, под которой он понимал исторически проявляющееся единство всех сторон его жизни.

Еще одна работа этого ученого привлекает внимание – это «Петербург Достоевского», где образ города исследуется уже на материале одного писателя. Путь постижения Петербурга Достоевского Анциферов видит в литературных прогулках. При этом он предлагает здесь два типа экскурсий: первый – прогулка по сохранившимся уголкам старого города, хорошо известным писателю и запечатленным в его произведениях, второй – прохождение по следам героев произведений Достоевского.

Достаточно большое количество своих исследований посвятил Николай Павлович топонимике – городским названиям. Ученый писал, что городские названия – язык города. Они сообщают о его росте, о его связях с другими городами, о его нуждах. В них живет память о прошлом. Первоначальную задачу изучения города он видит в дешифровке его языка, чего не было в предшествующей литературе по градоведению.

Но, пожалуй, одной из основных работ Анциферова в тот период стала работа «Теория и практика литературных экскурсий». В этой работе он в самом начале раскрывает сущность экскурсионного метода. Говорит о том, что «Всякая экскурсия ставит своей задачей продемонстрировать тот объект, который выдвигает изучаемая тема.» В первой же главе своей работы он рассуждает и о том, что собственно означают экскурсии в литературу, и очень четко определяет, что «литературная экскурсия не может быть построена на зрительном материале в том же смысле, что и все главные типы экскурсий. Стихия литературы – слово – не может стать объектом экскурсионного осмотра. Слово можно видеть только «духовным взором». Автор дает понять, что при самостоятельном чтении какой-либо книги, литературные образы часто остаются непонятыми, нераскрытыми до конца, поэтому нужна некая иллюстрация этих образов, именно такие иллюстрации дает литературная экскурсия. Также подчеркивается важность литературных музеев, так как в них максимально достоверно и точно воссоздается атмосфера, в которой жил и работал автор того или иного произведения.

Анциферов подчеркивает, что работая над литературной экскурсией «…мы никогда не имеем дела с подлинно-художественным элементом рожденного творцом образа», имея ввиду, что мы можем видеть только место, описанное автором, испытать подобные ему чувства, но сам образ, созданный творцом, это уже другая, совершенно новая вещь. Вывел автор и основную цель, назначение литературной экскурсии: «Литературная экскурсия знакомит нас с материалом, использованным изучаемым автором при создании художественных образов».

Анциферов уделяет внимание также выбору темы экскурсии, которая «должна быть тесно связана с изучаемым объектом, доступным наблюдению и обычному маршрутному следованию».

Особую важность здесь представляет то, что Анциферов в данной работе впервые дал и классификацию литературных экскурсий. Он разделил их на пять групп.

К первой группе должны относиться экскурсии, в которых для иллюстрации вводятся литературные отрывки. Н. П. Анциферов сказал, что «прочтение в подходящем месте выразительного отрывка может удачно подчеркнуть нужный момент или даже оформить настроенность группы.» Автор пишет, что в данного вида экскурсиях «литературный отрывок, включенный в экскурсию, может послужить и задачам литературной работы. В таком сопоставлении с только что воспринятыми зрительными впечатлениями он может приобрести новое освещение, может быть впервые пережит с достаточной интенсивностью и хорошо понят.» иными словами можно сказать, что в экскурсиях по литературным произведениям необходимо правильно расставлять акценты, использовать для показа самые выразительные места в городе и самые яркие памятники, но это не самое главное, а главное – подобрать нужные цитаты из литературных произведений, которые характеризуют с художественной стороны осматриваемое место.

Во второй группе объединяются экскурсии, посвященные другим дисциплинам, которые способствуют более четкому пониманию какого-либо автора или отдельного литературного памятника, или вспомогательные экскурсии. Здесь автор говорит о том, что когда готовится экскурсия по литературному произведению, в этом случае необходимо изучить не просто литературный текст, а эпоху, в которую произведение было написано, место, время, чувства писателя. То есть в экскурсиях этой группы, литературный текст сам по себе несет как бы вспомогательную роль, а основное внимание сосредотачивается на других фактах. Так же основным объектом в таких экскурсиях может быть какое-либо произведение искусства, не имеющее на прямую отношение, но литературный текст используется в какой-то мере для характеристики этого объекта. Эти два типа не могут быть в полной мере названы литературными экскурсиями, но они могут быть использованы для ознакомления с литературой вообще.

К третьей группе автор отнес биографические экскурсии. К этой группе Н. П. Анциферов относит те экскурсии, в которых особое внимание уделяется именно изучению и анализу жизни и творчества писателя, влиянию определенных фактов на его жизнь и мировоззрение. В таких экскурсиях уместнее включать в маршрут посещение музеев одного писателя, демонстрировать вещи, принадлежавшие писателю, посещать места, так или иначе связанные с деятельностью автора, уместно здесь и посещение памятников. В биографических экскурсиях литературные отрывки используются тогда, когда посещаются те места или демонстрируются те вещи, о которых у писателя имеются строки.

В четвертую – включены экскурсии на чисто литературную тему, в которых места и сохранившиеся на них культурные памятники используются как комментарий к данной литературной теме. О них мы поговорим позже.

В пятую группу включены экскурсии, посвященные изучению какого-либо природного или культурного комплекса исключительно при помощи памятников литературы. Этот тип экскурсий является особо сложным и углубленным видом, где главное - подобрать нужный именно литературный материал. Н. П. Анциферов утверждал, что художественное творчество раскрывает атмосферу, создающуюся вокруг края. А познание этой последней – существенный элемент работы над изучением края. Вместе с тем, при изучении литературы понять ее жизненные источники, вскрыть преображенные творческой волей художника, поэта отзвуки жизни края и его ландшафта или же малых уголков его – задача в высшей степени плодотворная. Здесь речь идет о том, что правильно подобранный литературный местный материал, помогает подробнее изучить свой край, область.

Таким образом, проанализировав некоторые теоретические труды Николая Павловича Анциферова, можно сказать, что этот человек одним из первых обратил свое внимание, но подробное изучение города, как самостоятельного целостного организма. При чем Анциферов настаивал на том, что город необходимо изучать не только с материальной точки зрения, беря во внимание лишь основу градостроения, а именно как совокупность материальной и духовной культуры в равных частях. Кроме того, он первым создал такой вид экскурсий, как по следам героев того или иного произведения, изучая при этом названия улиц, адреса, указанные в книге, проходя маршрутом следования литературного героя. Большой заслугой ученого является и то, что он в своих статьях дает некоторые рекомендации о том, как работать с литературой по городоведению при создании таких экскурсий.

Еще одним достижением Николая Павловича можно по праву считать его работу по теории литературных экскурсий, где он также одним из первых обратил свое внимание, на роль экскурсии при изучении литературы, и, самое главное, разделил литературные экскурсии на группы, заложив тем самым основу для дальнейших научно-исследовательских разработок на эту тему.

Заслуга Николая Павловича Анциферова перед методикой литературных экскурсий поистине неоценима. Его работы рассматривают все основные вопросы методики городских литературных экскурсий. Труды, написанные в начале двадцатого века, не потеряли актуальность сегодня, а напротив – и по сей день являются основными при разработке литературной экскурсии любого вида.