Все — едино: делимое — неделимое, рожденное — нерожденное, смертное — бессмертное, логос — вечность; отец — сын, бог — справедливость]; не мне, но логосу внимая, мудро признать, что все — едино

«[Все — едино: делимое — неделимое, рожденное — нерожденное, смертное — бессмертное, логос — вечность; отец — сын, бог — справедливость]; не мне, но логосу внимая, мудро признать, что все — едино»

Едино – все и все – противоречиво. То, что противоречиво, то едино, и наоборот.

Кроме характеристики единства в этом фрагменте определяется, что значит быть мудрым: «…логосу внимая, мудро признать, что все – едино».

51. [45; срв. 56 ] __ __ [после В 50].

«Они не понимают, как расходящееся само с собой согласуется: возвращающаяся [к себе] гармония, как у лука и лиры».

Для Гераклита гармония является циклическим процессом – гармония возвращается к себе процессом самодвижения: единое, расходясь (враждуя) с самим собой, сходится (ладит), словно гармония лука и лиры.

Лук и лира — противоположности: лук символизирует смерть, уничтожение. А лира – красоту, творение или рождение. И каждая в отдельности из этих вещей (лук и лира) — символы единства двух зримо соединенных друг с другом концов. Лира соединяет струны, из колебания которых рождаются звуки. Лук — дуга (прут, палка), у которой два конца соединены. Предметы существуют как единство отдельных частей лишь тогда, когда две как бы противоположные части соединяются вместе. И лук, и лира – предметные метафоры идеи раздвоения единого и взаимодействия противоположностей.

52.[79] ____

«Вечность—ребенок, забавляющийся игрой в шахматы, царство ребенка».

Знаменитый своей загадочностью фрагмент.

«Вечность – ребенок» ‑ в мире нет ничего постоянного, мир вечен как обновляющийся, вновь рождающийся, потому вечность – ребенок. Само обновление мира, несмотря на борьбу, «войну», совершается, легко, играючи. Вечный мир всегда нов, всегда юн.

Вечность – играющий ребенок, забавляющийся игрой, но это игра с правилами: игра, играючи, забава ребенка, но, одновременно – разумные комбинации, требующие серьезного размышления. Игра и правила, Закон. Необходимость (Закон, правила) и случайность (каприз ребенка).

Существуют разные варианты этого фрагмента, отличающиеся друг от друга тем, во что играет ребенок – шахматы, шашки, кости.

Опять обратимся к творчеству О.Э.Мандельштама, который давал глубокую и интересную интерпретацию гераклитовской «вечности-дитя» дал в поэтических образах.

В стихотворении «Нашедшему подкову»(1923) поэт пишет об эпохе, насыщенной культурой, но которая, как все на свете, обречена исчезнуть и которой на смену придет новая юная эпоха:

«…Шорох пробегает по деревьям зеленой лаптой.

Дети играют в бабки позвонками умерших животных.

Хрупкое летоисчисление нашей эры подходит к концу».

Прошлая эпоха (отрезок вечности, ее миг – эон) осталась лишь своими позвонками в детских руках новой эпохи. Через 15 лет после того, как было написаны эти строки, исследователь античности Э. Бенвенист обнаружил, что аion (эон) - термин, употребляемый Гераклитом во фрагменте В 52 (эон – вечность), имел первоначальное значение «жизненной силы», «спинного мозга» как средоточия жизни. То, что Мандельштам заменил шахматы и кости позвонками, оказалось поэтическим гениальным прозрением, чутьем на «первосмысл» слова-образа.

В стихотворении «Век» (1922) отзвуки изречения Гераклита:

«Век мой, зверь мой, кто сумеет

Заглянуть в твои зрачки

И своею кровью склеит

Двух столетий позвонки?...

…И еще набухнут почки,

Брызнет зелени побег,

Но разбит твой позвоночник,

Мой прекрасный жалкий век!...»

И еще одна отсылка к герклитовскому образу ‑ в «Восьмистишиях» (1933):

«И там, где скрепились бирюльки,

Ребенок молчанье хранит,