Об убийстве Кирова

В середине тридцатых советская власть изо всех сил старалась наладить отношения с крестьянством, это наглядно продемонстри­ровали собеседования с крестьянами перед обнародованием Уста­ва сельскохозяйственной артели, уступки, содержащиеся в Уста­ве, амнистия в 1935 г. для колхозников и председателей колхозов, осужденных за экономические преступления несколькими годами ранее, некоторое смягчение отношения к кулакам и закрепление

земли за колхозами в вечное пользование. Сталин лично сделал ряд примирительных и даже заискивающих жестов: например, на­стаивал на расширении личных приусадебных участков, предло­жил на Втором съезде колхозников-ударников давать отпуск по беременности и родам женщинам-колхозницам, тепло принимал крестьян-стахановцев; сюда же можно отнести его знаменитое из­речение: «Сын за отца не отвечает».

Если все это и вызывало положительные отклики среди крес­тьян, наши источники этого не показывают. Донесения фиксиро­вали реакцию кислую и настороженную: крестьяне смотрели в зубы дареному коню и постоянно склонны были видеть худшее в любых действиях властей. Так, даже закрепление земли за колхо­зами в вечное пользование породило ропот насчет того, что это новая форма закрепощения и крестьян «навечно закабаляют в колхозе», а амнистия 1935 г. в деревне истолковывалась как по­пытка Сталина вызволить руководителей низшего звена, понес­ших наказание за «перегибы» во время коллективизации¹¹.

Судя по материалам Смоленского архива, главной темой, воз­буждавшей усиленные толки в деревне того периода, служило убийство С.М.Кирова, ленинградского партийного лидера, совер­шенное в декабре 1934 г. Большинство ученых, как западных, так и советских, благосклонно смотрят на Кирова как на популяр­ного лидера умеренного толка, не склонного к насилию, благо­даря которому коллективизация в Ленинградской области была проведена в сравнительно мягкой форме. Согласно потемкин­ской картине крестьянской жизни, убийство Кирова вызвало взрыв народной скорби и возмущения, выразившихся в горест­ном «Плаче о Кирове», сложенном народной сказительницей Е. П. Кривошеевой¹².

В реальной жизни реакция была совсем другой. Сведения, ста­рательно собранные партийными следователями и НКВД в Запад­ной области, указывают, что убийство Кирова отнюдь не оплаки­валось в деревнях, а порождало возбуждение и злорадное удовле­творение. Это объяснялось вовсе не особой неприязнью к Кирову, о котором крестьяне Западной области мало что знали. Очевидно, им просто приятно было слышать, что погиб какой-то коммунис­тический лидер, особенно в обстоятельствах предполагаемого внутреннего конфликта в руководстве, это возрождало надежду на падение режима. В слухах, сопровождавших смерть Кирова, проскальзывала единственная нотка сожаления из-за того, что убили не Сталина.

Немедленно появились частушки, посвященные убийству Ки­рова. Почти все, обнаруженные в Западной области, связывали с убийством Кирова предположение, будто Сталина может посгиг-нуть та же участь. В одной песенке обыгрывалась отмена хлебных карточек 1 января 1935 г., всего несколько недель спустя после убийства: