Родоначальником концепции идеализма в философии Древней Греции считается Платон. До него преобладал стихийный материализм. Учение Платона — система объективного идеализма. По мнению философа, дух, мышление, идеи существуют независимо от человека и первичны по отношению к бытию.
Платон критикует тех, кто «признает тела и бытие за одно и то же» и утверждает, что настоящее бытие — «это некие умопостигаемые и бестелесные идеи», или «сущности» [115]. Давая идеалистическую трактовку бытия, философ выражает и свое, связанное с этим представление, понимание характера, природы мышления: чтобы объяснить какое-то явление, следует найти его идею как некоторую сущность, недоступную чувственному восприятию. Возникает вопрос: «Сколько таких идей должно быть, чтобы объяснить все многообразие бытия?» Очевидно, столько же, сколько существует явлений, процессов, состояний, свойств и т.д., хотя у Платона здесь нет ясности, что само по себе уже говорит об уязвимости его позиции [116].
Значение Платона не в том, что он дал ключ к пониманию истории в целом или конкретных ее событий, а в том, что он в общей философской форме выразил существо подхода к ее пониманию. Смысл данного подхода — в стремлении понять и объяснить историю, исходя не из нее самой, а на основе внешних по отношению к ней сил, сущностей, идей и т.д.
|
|
Разновидностью этих представлений является вера в Бога как творца всего сущего. Она присуща историческому мышлению Геродота (между 490 и 480 — ок. 425 г. до н.э.). Впрочем, вера в Бога есть и у Платона: он говорил не только о первичности безличных идей, но и о Боге, как устройстве мироздания. С возникновением мировых религий (христианства, мусульманства и т.д.) идеальное становится (в рамках этих вероисповеданий) синонимом божественной воли как некой универсальной первопричины всего сущего. В Евангелии от Иоанна сказано: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» [117]. Влияние этих идеалистических представлений на историческое мышление Средневековья огромно. Данное мышление по своему существу теоцентрично: фактор, определяющий развитие истории, — божественное провидение. Бог вечен, неизменен, ни от чего не зависит, все в мире — продукт его творения.
Концепцию всемирно-исторического развития на базе религиозного христианского мировоззрения создал Августин епископ Гиппонский (354—430). О ее значении свидетельствует тот факт, что она лежит в основе хроник и исторических сочинений многих авторов Средневековья, в том числе такого известного, как Оттон Фрейзингенский (1111 — 1158). Всемирная история представлялась Августину как реализация заранее предопределенного божественного плана, направленного на совершенствование «государства божьего». Бог, по понятиям Августина, — не какая-то отвлеченная, абстрактная сущность, а творец-промыслитель, который своей волей определяет развитие человечества.
|
|
Развитие исторической науки в Средние века и в Новое время было воплощением этого взгляда и отходом от него одновременно.
Сочетание божественного и рационального начал характеризует историческое мышление Дж. Вико, оказавшего большое влияние на последующее развитие историографии. По его мнению, развитие истории — это органический процесс, в основе которого лежат законы, присущие человеческой природе, например закон эволюции от низшего к высшему. Речь идет, таким образом, о принципе внутреннего развития, лежащем в основе истории каждого народа. Однако этот принцип установлен божественной волей, следовательно, имеет место факт божественного вмешательства, проявляющегося в идее общего идеального закона развития как некоего первотолчка. Центр тяжести исторического мышления Дж. Вико лежит в области рационального, с чем связаны многие его представления об истории в целом и о конкретных событиях, но все это покоится у него на упомянутом идеальном начале как первоисточнике, первопричине. Что же важнее? Очевидно, что если разъединить идеальное и рациональное, то последнее ничего не теряет в своем содержании; правда, это уже будет не Дж. Вико. Идеальное — продукт веры, а не научного знания, рациональное — область рассудочного мышления Дж. Вико. Предметом последнего является реально свершившаяся история, не оставляющая места божественному вмешательству в конкретный ход событий. Следовательно, историю надлежит понимать исходя из нее самой, а не из ее идеального первоначала. Такова суть исторического мышления Дж. Вико.
Особенную важность эта проблема представляла для просветителей. Для части из них, в том числе для Вольтера, свое значение сохранял тезис об акте сверхъестественного творения как первопричине бытия человека и истории. Однако пафос позиции состоял в другом — в противопоставлении веры разуму, в изгнании бога из истории, что нашло воплощение в широко известном тезисе: разум правит миром. Требование разума у просветителей означает требование переустройства жизни людей на началах разума, т.е. на основе научного знания, интеллекта, расцвета наук и искусств. Следовательно, речь идет о разновидности идеального, хотя и реального, земного первоначала как движущей силы истории.
Придание идеальному первоначалу отчетливо светского, рационального характера и смысла, конечно, означало шаг вперед в развитии мышления, однако и оно не оправдало надежду просветителей на всеобъемлющее объяснение истории. В частности, для них оставался необъяснимым феномен зла в истории: в мире есть зло, но они не решались рассматривать его в качестве торжества разума.
Известно затруднение Вольтера в попытке объяснить гибель в считанные секунды нескольких тысяч людей в результате лиссабонского землетрясения 1755 г.:
О вы, чей разум лжет: «Все благо в жизни сей»,
Спешите созерцать ужасные руины,
Обломки, горький крах, виденья злой кончины,
Истерзанных детей и женщин без числа,
Разбитым мрамором сраженные тела; [118]
Нет, зла не мог создать создатель совершенный,
Не мог создать никто, коль он — творец вселенной.
Все ж существует зло. Как истины грустны! [119]
Проблема происхождения зла в мире выглядела неразрешимой. Кроме того, развитие знания, просвещения, культуры многое объясняет в истории, но все это само нуждается в объяснении, так как не возникает из ничего, следовательно, не является первопричиной. Величайшие научные открытия XVII в. — века рационализма, — которые так сильно поддерживали веру просветителей в торжество разума, были сделаны не на пустом месте, а подготовлены совокупностью предпосылок, в том числе развитием производства, основанном на мануфактурном разделении труда. Без этого разделения не могло бы быть и промышленного переворота конца XVIII в. Следовательно, категория «разум» не является в действительности идеальной первоосновой всемирной человеческой истории вопреки глубокому убеждению в этом просветителей. Тем не менее, данная концепция не ушла в небытие вместе с ее творцами. Существенные её элементы стали составной частью философии истории Г.В.Ф. Гегеля.
|
|
Идея бога вовсе не чужда Г. В. Ф. Гегелю, хотя речь идет не о божестве в смысле христианской веры, а о безличном процессе самодвижения объективного духа как основы единой человеческой истории. Каждый народ, каждый этап его развития — воплощение этого духа. Дух — объект и субъект истории одновременно; в качестве объекта он познается самим собой, формой самопознания духа является разум, «...разум, — утверждал Г.В.Ф. Гегель, — господствует в мире, так что, следовательно, и всемирно-исторический процесс совершался разумно» [120]. Идею господства разума в истории философ выразил в афористически кратких формулировках, в которых заключен особый философско-исторический смысл: «все действительное разумно, все разумное действительно», «кто разумно смотрит на мир, на того и мир смотрит разумно» [121] и т.д.
Это ничто иное, как особое восприятие Г. В.Ф. Гегелем просветительского тезиса о господстве разума в истории. Совпадение в обоих случаях говорит об общей, духовной основе понимания всемирной истории.
Чтобы оценить меру обоснованности гегелевского варианта этого понимания, надо перевести его на язык реальной истории и сопоставить с ее ходом. Следует заметить, что реальная история плохо укладывается в предлагаемую Г. В. Ф. Гегелем схему и трудно объяснима отсылкой к объективному мировому духу как ее первооснове. В частности, по этой схеме шествие мирового духа проходит четыре ступени: восточный мир, греческий мир, римский мир, германский мир. Почему же мировой дух так избирателен? В действительности речь идет не о всемирной истории, а о европоцентристском варианте ее видения. Однако мы не можем получить ответ на этот вопрос, опираясь на логику мышления Г.В.Ф. Гегеля, это останется тайной мирового духа.
|
|
Европоцентристский взгляд на мировую историю объясняется особенностями ее развития в эпоху перехода от Средних веков к Новому времени: в Европе зародились и начали раньше, чем где-либо, развиваться капиталистические отношения. «Жажда золота», как неизбежный спутник этого процесса, способствовала великим географическим открытиям и развитию мировых торговых и экономических связей, — одним словом, Европа стала в известном смысле центром мировой истории, что и дало основание для возникновения европоцентристского взгляда на историю в целом. Г.В.Ф. Гегель был в этом отношении вовсе не одинок среди современников.
Еще одна загадка гегелевского объективного духа — «хитрость разума». Мировой дух, по мнению философа, хитер: для достижения целей всемирно-исторического развития он пользуется в качестве своих орудий наличными целями, желаниями, страстями людей, причем так, что они об этом, не догадываются. Добиваясь своего, личного, они вместе с тем реализуют цели мирового духа, которые ведомы только ему одному. Г. В. Ф. Гегель поясняет: орудиями, игрушками в руках мирового духа являются не все люди, а, прежде всего великие исторические личности. И добавляет: великие исторические личности несчастны, так как, использовав их для реализации какой-либо одной цели мирового развития, дух отбрасывает их прочь [122].
Таким образом, объективный дух с помощью хитрости, разного рода уловок превращает цели, страсти людей в орудие и осуществляет свои планы всемирно-исторического масштаба. Это, как и тезис о господстве разума в истории, подается Г.В.Ф. Гегелем как аксиома. Между тем это не совсем так.
В реальной жизни мысли и поступки людей не так уже редко не соответствуют требованиям разума как торжества блага, — ведь именно благо в качестве цели исторического развития имели в виду и просветители, и Г.В.Ф. Гегель. Было бы странным, скажем, объяснять происхождение рабства или причины начала Столетней войны 1337— 1453 гг. требованием разума и усматривать в этих событиях его торжество. Речь идёт о другом. Хитрость также является распространенным качеством человеческого поведения, однако и она, в отличие от хитрости мирового духа, не требующей, по Г.В.Ф. Гегелю, объяснения, нуждается в нем, она не изначальна, она — прием для достижения чего-либо. А. Гитлер, заключая договор с СССР о ненападении, в сущности, хитрил, скрывая далеко идущие планы достижения мирового господства, одним из этапов которого было разрушение СССР. И.В.Сталин в этом смысле также хитрил, идя на заключение пакта, хотя у него были другие планы. Таким образом, чтобы понять эти варианты хитрости, надо не просто их констатировать, а выяснять в обоих случаях их мотивы. Формула же «Мировой дух хитер» помочь в этой ситуации не может. Таким образом, гегелевский априоризм духовного начала не является научно состоятельным видом детерминизма в истории.
К этому следует добавить: представления Г.В.Ф. Гегеля — не просто фантазия, но фантазия, скрывающая за собой действительно важные проблемы методологии истории. Одна из них — несовпадение задуманных целей и результатов человеческой деятельности. Эта проблема была актуальной на протяжении всей истории и относилась к совершенно различным уровням деятельности (к личной, частной и общественной жизни). В частной жизни человек сталкивается с тем, что, добиваясь какого-то результата, он получает и его, и еще нечто, выходящее за пределы первоначальных замыслов и целей, причем это не обязательно является следствием ошибочности последних. Последствия масштабных общественных перемен могут выходить за пределы планируемых результатов в том числе и потому, что их невозможно предусмотреть заранее, так как это зависит от ситуации, которая постоянно меняется. Александр Македонский, создавая мировую державу, не ставил перед собой цели соединения двух начал — древнегреческого и восточного (IV—I вв. до н.э.) [123]. Сослаться, в духе Г. В. Ф. Гегеля, на хитрость мирового духа, использовавшего великого полководца в качестве своего орудия, конечно, можно, но доказать не удастся. Россия поддержала Пруссию в борьбе за объединение Германии, но А.М. Горчаков (1798—1883), будучи министром иностранных дел и канцлером Российской империи, не планировал обрести в лице Германии противника России в Первой мировой войне. Антиалкогольная компания в СССР в годы «перестройки» привела к различным последствиям, в том числе и к тем, которые не входили в замыслы ее инициаторов (самогоноварение, обострение ситуации в стране и т.д.).
Сама «перестройка» характеризуется фундаментальным несоответствием её целей и результата — разрушения СССР.
И все же: первичным условием действия людей является воля, т.е. цель, намерение, идея. Не будем торопиться с выводами, такое представление о роли идей было и остается довольно распространенным убеждением. Основоположник философии истории позитивизма О. Конт писал: «Не читателям этой книги я считал бы нужным доказывать, что идеи управляют и переворачивают мир, или, другими словами, что весь социальный механизм действительно основывается на убеждениях» [124].
Известный представитель неогегельянства XX в. английский историк Р.Дж. Коллингвуд (1889—1943), опираясь на философию Г.В.Ф. Гегеля, формирует свое представление о роли духовного начала в истории, хотя это представление трудно назвать оригинальным, «...вся история, — писал он, — представляет собой историю мысли. В той мере, в какой человеческие действия — просто события, историк не может понять их; строго говоря, он даже не может установить, что они произошли. Они познаваемы для него лишь как внешнее выражение мыслей» [125]. Изложенное весьма напоминает ту часть взглядов Г.В.Ф. Гегеля, в которой речь идет о разуме как основе человеческого поведения. Причем Р. Дж. Коллингвуд ошибочно считает, что в этом и заключается суть взглядов философа, что для Г. В.Ф. Гегеля разум — это только человеческий разум, разум конечных земных существ. На самом деле разум, согласно философу, это, во-первых, мировой дух и, во-вторых, — разум индивида, причем решающая роль отводится первому. Гегелевский дух витает также в философско-исторических построениях известного итальянского философа, историка Б. Кроче (1886— 1952). По его мнению, факт является историческим в той мере, в какой он осмыслен, «...ничто не существует вне мысли», «...факт не исторический означает факт не осмысленный и, следовательно, не существующий...» [126]. Научное понятие истории предполагает, согласно Б. Кроче, торжество истории и акта мысли. Нельзя не заметить, что у Р. Дж. Коллингвуда, а в еще большей степени у Б. Кроче имеет место отход от взглядов Г.В.Ф. Гегеля, причем с утратой меры научной состоятельности, которая была присуща последнему.
Речь идет о переносе центра тяжести представления с субъекта исторического действия (как у Г. В.Ф. Гегеля) на субъект исторического познания: лишь то является историей, что осмыслено в ходе познания. Однако, в конечном счете, это лишь разновидности одного представления о первичности духовного, идеального начала в жизни, а, следовательно, и в познании.
Что же раньше — мысль (слово), дело, идея или реальность? Проблема состоит именно в этом — как во времена Платона и Гераклита, так и сегодня. Мысль, эмоция лежат в основе и индивидуального, и массового человеческого действия. Сфера сознания всегда в этом смысле впереди, «...пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы... отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове», — писал К.Маркс [127]. Тем не менее, это не является доказательством первичности сознания и вторичности бытия в общефилософском смысле и в плане проблемы детерминизма в истории, что для нас в данном случае важно. Люди не всегда являются творцами того, что с ними происходит, хотя в таких случаях не следует искать причину в каком-либо духе. Ситуация, когда происходит то, чего «никто не хотел», не является редким исключением. Миллионы немцев восторженно приветствовали А. Гитлера во время разного рода мероприятий, что говорит о его поддержке, но никто не хотел падения Германии, которое стало справедливым возмездием. В советские времена проштрафившиеся партийные работники становились послами, хотя это вовсе не было результатом их намерений. Конечно, и в том и другом случае действовала чужая воля, таким образом, люди — не всегда актеры своей собственной драмы.
В том случае, когда действие, результат является в той или иной мере продуктом сознательно поставленной цели, возникает вопрос: «Почему была сформулирована именно данная, а не какая-либо иная цель?» Чтобы на него ответить, необходимо выйти за пределы рассудка. Историк не может не признать: цели, намерения, планы, идеи — это именно продукт сознания, но не врожденный, а связанный с окружающей индивида общественной средой. Только этим и можно объяснить то, что любая идея или цель возникает не в какое-то вообще время, а обязательно в условиях конкретной исторической ситуации. В этом смысле сознание, идея не могут быть первичными, изначальными. Идея правового государства — это продукт рассудка, но она возникла в строго определенное время, на излете Средних веков и связана с формированием гражданского общества той поры.
Формирование элементов гражданского общества в эпоху греко-римской Античности (полис) позволило Аристотелю сформулировать тезис о человеке как о политическом животном. Новая, более высокая ступень развития гражданского общества помогла понять К. А. Сен-Симону, что человек — общественное животное. Между тем и другим огромная смысловая, а не только терминологическая разница: понять, что человек — существо общественное, а не политическое, Аристотелю мешало его время. Античный полис — это и гражданская община (общество) и государство, тогда как во времена К. А. Сен-Симона общество и государство представляли собой разные сферы жизни. К. А. Сен-Симон одним из первых осознал первичность общества по сравнению с государством, и в этом ему также помогло его время.
Таким образом, все, что связано с сознанием, является его продуктом, обусловленным внешней по отношению к нему общественной средой. В этом смысле цели, планы и идеи объясняют поведение индивидов и целых общностей, но при этом сами нуждаются в объяснении. Область духа не является для историка ни первичным, ни единственным видом детерминизма в изучении действительности. Что же касается объяснения ее конкретного многообразия со ссылкой на духовный фактор, то его роль в каждом случае будет особой, что зависит от характера изучаемых явлений, как, впрочем, и от особенностей методологических позиций самого историка. Ясно, что без опоры на разновидности духовного начала — культуру, искусство, религию, психологию, менталитет и т.д. — понять историю невозможно. В свою очередь изменения в сфере массового сознания приводят к тем или иным переменам общественного характера. Это демонстрирует современный мир с его мощными источниками влияния на сознание людей — СМИ. «Современные технологии позволяют убедить кого угодно в чем угодно. Нужно только разработать грамотную рекламную кампанию и иметь возможность использования СМИ в своих интересах» [128]. К сожалению, это не преувеличение.