Закон как цивилизационный императив: Рим и Ислам

Но какова же цивилизационная миссия Ислама, что призвана нести с собой его экспансия?

Чтобы осмыслить эту проблему обратимся к исторической аналогии – античности. Маленькие, сосредоточенные в себе Афины, оказали и продолжают оказывать колоссальное влияние на интеллектуальное развитие человечества уже многие тысячелетия после того, как их почвенная культура прекратила существовать. Но повелевать народами и континентами было суждено не интеллектуально утонченным грекам, а прямолинейным и грубоватым римлянам, взявшим на вооружение их культурное наследие.

Что же несли с собой римляне, покоряя народы? Закон, римское право как фундамент, на котором разрасталась инфраструктура римской цивилизации, от дорог до канализаций.

Цивилизационная миссия Ислама абсолютно аналогична – нести и утверждать Закон, хотя его источник и принципиально отличен – речь идет о Законе Божьем, основанном на прямом откровении, воплощенном в Коране и Пророческом предании (Сунне). В Коране об этом говорится предельно ясно:

«Вы являетесь лучшей из общин, появившейся на благо человечества, повелевая совершать одобряемое, удерживая от предосудительного и веруя в Аллаха» (перевод смыслов аята 110 суры «Семейство Имрана»).

Все остальное, от войны до торговли и культуры призвано обеспечивать эту задачу и быть подчинено ей. Это позволяет дать ответ на упрек в «паразитарности» Ислама, в том, что он лишь присваивает достижения предшествующих культур – все верно, потому что, сам Ислам не является одной из почвенных культур, не является, как принято считать, арабской или семитской культурной религией. Ислам может и стремится пускать корни, но его источник – не «земля», а «небо», поэтому, если какая-то почва перестает плодоносить, что рано или поздно случается с любой почвой, семена снова и снова вбрасываются сверху вниз, не в одну почву, так в другую.

Взращивать свое, уникальное – это задача конкретной культуры. Миссией Ислама является производство глобальной универсальной цивилизации, которая вступает во взаимодействие с этими культурами, интегрирует их в себя и с их помощью и в том числе в их интересах утверждает то, что является ее сутью – Закон.

С этой точки зрения, совершенно понятно, почему друг другу противостоят только два глобальных фактора – цивилизация Ислама с ее императивом божественного закона, и движимая императивом закона человекобожеского цивилизация Запада, в исламской оптике воспринимаемая как Рум, то есть, Рим.

Что интересно, что в отличие от Рима оригинального, сегодня в авангарде румской цивилизации находится не почвенный народ, а кочевые коллеги мусульман - англосаксы. Римские миф и эстетика, используемые США, сопровождают их имперские, глобалисткие притязания. Но вот вопрос – насколько они органичны их англосаксонскому происхождению? Англосаксонское право, в основе которого лежат германские представления о справедливости, обычай и прецедент – противоположность римскому праву с его формализмом и структурализмом. Александр дель Валле неслучайно указывает на кальвинистский паттерн американизма – пуританские общины, ставшие его мотором, отличала именно ветхозаветная ориентация на религиозный закон, в отличие от новозаветной этики, легко коллаборационирующей с формальным римским правом. Вряд ли случайным можно считать и то, что до возвышения сперва Британской, потом Американской империй за колониальное лидерство боролись другие ветхозаветные германские кочевники – голландцы, у которых, как и у англосаксов куда больше общего с Древним Израилем (см. англосаксонский исраэлизм), чем с Римом.

Впрочем, Рим нашего времени все больше перестает быть как англосаксонским, так и библейским. Поэтому не исключено, что англосаксам суждено повторить участь своих далеких предков – норманнов. Будучи морскими кочевниками, они распространились вдоль всего атлантического побережья Европы, став у истоков большинства ее корневых государств, но растворились в них, не будучи в состоянии поддерживать свою норманнскую модель.