Девятнадцать. Де Шальяк прочел написанное на пергаменте послание и поднял взгляд на доставившего его юношу

Де Шальяк прочел написанное на пергаменте послание и поднял взгляд на доставившего его юношу. Этот был совсем не похож на Чосера; парень выглядел глуповатым, и элегантный француз постарался сформулировать свой ответ как можно проще, без всяких цветистых изъявлений преданности и уважения, которые он выказывал пажу Лайонела.

— Скажи принцу Лайонелу, что мы осмотрим его сегодня днем. И передай мои заверения в том, что я горю желанием увидеться с ним.

Посланец неуклюже поклонился и отбыл, а де Шальяк вернулся к своим занятиям. Когда к нему присоединился Алехандро, на лице француза застыло слегка удивленное выражение, которое, однако, быстро уступило место раздражению.

— Похоже, у принца Лайонела в моем доме есть шпион, — заявил он, — который подслушивал, как мы договаривались вместе осмотреть его. Принц только что прислал письмо с сообщением, что хочет видеть нас обоих.

Де Шальяк положил пергамент на стол.

Алехандро взял его, прочел и поднял взгляд на де Шальяка, от всей души надеясь, что тот не заметит его радости.

— Судя по этой записке, паж Чосер проникся к вам симпатией, — продолжал де Шальяк. — Нас «приглашают» осмотреть принца как можно быстрее.

Сердце Алехандро гулко заколотилось.

«Парень сделал это!»

— Надо понимать, что мы должны отправиться в путь немедленно.

— Правильно. — Де Шальяк вскинул подбородок. — Вообще-то, коллега, может сложиться впечатление, будто вы сговорились с молодым человеком. Мне, конечно, доставит удовольствие поработать вместе с вами, но не нравится мысль, что при этом вы можете каким-то образом оказаться вне поля моего зрения.

Алехандро потребовалось величайшее усилие воли, чтобы сдержать улыбку.

— Могу я подготовиться к визиту?

— Более того — должны. Я дам вам плащ и шляпу.

— Мне не помешает взять и свою сумку.

— Нет, — тут же ответил де Шальяк. — Вот уж нет.

— Вряд ли это будет способствовать укреплению вашей репутации, если у коллеги, которого вы приведете с собой, не окажется при себе нужных инструментов.

Гордыня де Шальяка снова взяла над ним верх.

— Ладно. Можете взять сумку, только оставьте здесь нож.

Они быстро скакали по парижским улицам, довольно сильно запруженным пешеходами. С обеих сторон Алехандро сопровождали вездесущие стражники, вооруженные короткими мечами, что не мешало ему, воспользовавшись внезапно обретенной, пусть и относительной свободой, жадно впитывать окружающие картины и звуки. Он так долго видел только то, что открывалось из окна особняка де Шальяка! Вид, может, сам по себе и неплохой, но единственно доступный. Алехандро не осознавал, насколько глаза изголодались по всем этим картинкам реальной жизни, пока снова не окунулся в нее.

Перед выходом де Шальяк велел охранникам продемонстрировать Алехандро, какие острые у них мечи и как быстро они могут их выхватить.

— Чтобы у вас даже мысли не возникало о бегстве, — сурово объяснил он.

Это предостережение, однако, никак не повлияло на настроение Алехандро. Он не собирался предпринимать попытку бегства именно во время этой поездки, поскольку чувствовал уверенность, что, если она пройдет успешно, перед ним откроются и другие возможности. В конце концов, де Шальяк может убрать охранников, и вот тогда… Однако случится это не сегодня, без сомнения.

Так приятно было снова скакать на коне, хотя этот жеребец был меньше его собственного и имел другой шаг, более медленный, тяжелый. Алехандро не знал, как среагирует этот конь, если придется хлестнуть его поводьями и сжать пятками бока, пытаясь пустить галопом. Сумка Алехандро была приторочена у него за спиной, и по пути он чувствовал ее давление на поясницу; ощущение, ставшее привычным почти за десять лет скитаний.

Однако больше всего во время этой скачки ему недоставало присутствия рядом девочки, теперь уже женщины, к которой он так успел привыкнуть.

Дофин, которому предстояло когда-нибудь занять трон Франции, если все пойдет в соответствии с планами его отца, короля Иоанна, занимал гораздо более величественный особняк, чем тот, который принадлежал де Шальяку. Однако, оказавшись внутри, Алехандро тут же вспомнил замок Виндзор — из-за обстановки, гораздо более заурядной, чем в доме де Шальяка. Возможно, предположил он, ради удобства Лайонела послали за его собственной мебелью и другими вещами; если уж держать принца в заложниках, разумно постараться доставить ему удовольствие, окружив тем, к чему он привык.

Джеффри Чосер отвел их в спальню, большую комнату с высокими окнами и богато украшенной мебелью. У одной стены стояла массивная постель на высоких столбиках, с тяжелым балдахином; по обеим сторонам от нее висели красочные гобелены с изображениями святых, творящих те чудеса, за которые они были канонизированы. На постели под меховым покрывалом лежал принц Лайонел, в позе, свидетельствующей о том, что ему нехорошо. Он со стоном повернул голову, когда они вошли.

Рядом сидела графиня Элизабет Ольстерская, его жена. Молодая женщина выглядела встревоженной и была необычайно бледна, даже на фоне белой вуали, свисающей с ее головного убора.

«Такая уж сейчас мода», — напомнил себе Алехандро.

Ни одна женщина королевского происхождения не позволит себе выглядеть так, словно работала на жарком солнце. Он словно воочию увидел кожу Адели, розоватую, с оттенком слоновой кости, и то, как она накидывает капюшон плаща, чтобы уберечь лицо от солнца.

Элизабет была не намного старше Адели тех времен, когда Алехандро любил ее. И цвет волос юной графини… такой похожий, что у него защемило сердце.

Она сжимала руку мужа, как будто боялась, что он может ускользнуть от нее, и нашептывала ему что-то успокаивающее. Увидев вошедших, она нежно похлопала принца по руке и встала, шурша шелком платья.

— Ах! — воскликнула она, пересекая комнату. — Де Шальяк! Я так рада, что вы пришли! Когда Джеффри сказал, что есть подозрение на иную болезнь, мне стало дурно от беспокойства. — Она повернулась к принцу. — Правда же, дорогой?

Лайонел очень убедительно застонал из-под своего мехового покрывала.

Услышав эти трагические стенания, Алехандро подумал: «Вот человек, который так сильно пристрастился к опию, что ради него готов заставить жену переживать».

— Видите? — продолжала Элизабет. — Он мучается! Вы должны облегчить его страдания.

Де Шальяк опустился на одно колено и склонил голову; Алехандро сделал то же самое.

«Я забыл все их дурацкие ритуалы, — подумал он, снова поднявшись; ему не приходилось кланяться почти десять лет. — Мне они и тогда не сильно нравились, а теперь еще меньше».

— Конечно, как только выяснилось, что ситуация серьезная, мы тут же отправились в путь, — сказал де Шальяк.

— Дорогой де Шальяк, мы знаем, что вы исключительно преданы нам, — откликнулась Элизабет и переключила внимание на Алехандро.

Сначала она разглядывала его критически, как будто просто оценивая, но потом в ее взгляде вспыхнул неподдельный интерес, природу которого он не понимал. Она подошла к нему и протянула руку.

— Это, должно быть, ваш коллега из Испании, о которой так высоко отзывался Джеффри. Приветствую вас и благодарю за то, что пришли.

Она все еще пристально разглядывала его, хотя и приветливо улыбаясь.

Ее искренний, неприкрытый интерес вызывал у Алехандро чувство некоторой неловкости. Тем не менее он смело шагнул вперед, взял протянутую руку и поднес ее к губам, задержав чуть-чуть дольше, чем, может быть, следовало. Молодая женщина вспыхнула и поднесла другую руку ко рту.

— Это у вас на родине такой обычай? — спросила она. По-моему, это восхитительно.

В ее французской речи чувствовалась присущая ирландцам мелодичность, гораздо более приятная для слуха, чем гортанные модуляции, привносимые в этот язык англичанами. На Элизабет было светло-зеленое платье, красиво оттеняющее ее бледность; рукава и корсаж украшали вышитые золотом узоры в кельтском стиле.

«Она всего на несколько лет старше Кэт».

— Да, — ответил Алехандро, постаравшись изобразить соблазнительную улыбку, — целовать руку — наш обычай. Однако ревностно оберегаемый, предназначенный исключительно для самых прекрасных дам.

— Ох, мсье, от ваших речей у меня вся кровь вскипит, и что потом?

— Потом я буду счастлив излечить вас от этой болезни.

— И, не сомневаюсь, успешно.

Не выпуская руки Алехандро, она снова обратила внимание на де Шальяка, с хмурым неодобрением наблюдавшего за происходящим.

— Вам следует и дальше приводить к нам своих коллег, де Шальяк, не дожидаясь приглашения. В особенности если все они таковы, как этот джентльмен.

Кровь прихлынула к лицу де Шальяка. Слегка сжав руку графини, Алехандро мягко освободил свою. Бросив на него сердитый взгляд, француз вежливо улыбнулся Элизабет.

— Непременно, мадам. А теперь могли бы мы осмотреть вашего мужа?

На какое-то время принц Лайонел был почти забыт.

— Ох, пожалуйста! — воскликнула она. — Я так хочу, чтобы он снова стал здоров и бодр.

— Мы сделаем все, что в наших силах. Де Шальяк посмотрел на Алехандро с улыбкой, сильно смахивающей на презрительную усмешку.

— С чего начнем, коллега?

— С сердца, я думаю. — Алехандро открыл свою сумку, достал оттуда пергамент и скатал его в трубку. — Вам придется расстегнуть рубашку, милорд, чтобы я мог послушать сердцебиение.

— Какое отношение мое сердцебиение имеет к пульсирующей боли в большом пальце ноги? — удивился принц.

— Вслушиваясь, как течет кровь, можно многое узнать о здоровье в целом.

Алехандро потянул на себя покрывало, сделанное из меха норки или куницы и отороченное нежнейшим шелком, но потом остановился и поднял взгляд на графиню.

— Это у вас так принято — спать под меховым покрывалом, мадам?

— Иногда. Поскольку муж болен, я подумала, что лучше держать его в тепле.

— Ах! Понимаю. — Алехандро помолчал. — Прежде чем мы продолжим, могу ли я осмелиться высказать свое первое замечание?

— Конечно.

— А потом совет.

— Возможно, мы последуем ему — если решим, что он полезен, — ответила графиня.

«Возможно, — подумал он. — Конечно, когда речь идет о советах особам королевских кровей, это всегда будет только "возможно"».

— Тщательно изучая течение «черной смерти», я пришел к выводу, что ее разносят крысы, — сказал он.

На мгновение графиня утратила дар речи, но потом спросила:

— Какое отношение это имеет к нашему покрывалу?

— Несомненно, это прекрасный мех, но животные, которым он принадлежал, мало чем отличаются от крыс.

— Ох, господи! Какая гадость!

Де Шальяк сделал шаг вперед и открыл рот, собираясь вмешаться.

— Это так и есть, мадам, — сказал Алехандро, — за что смиренно прошу у вас прощения. В мои намерения не входило огорчить такую прекрасную леди, как вы. Единственная моя цель — защитить вас и вашего мужа.

— И каким образом меня защитит то, что я не стану использовать мех?

— Мне неизвестно, как именно крысы переносят чумную заразу. Может, она находится в мехе. В конце концов, это их наружный покров.

Элизабет молчала, во все глаза разглядывая покрывало. Когда она снова подняла взгляд на Алехандро, на ее прекрасном юном лице читалась тревога.

— Вы правда верите в это, сэр?

— От всего сердца.

Она посмотрела на де Шальяка, интересуясь его мнением по этому поводу. Он хмыкнул, пробормотал что-то, но в конце концов сказал:

— Мой коллега большой знаток во всем, что связано с «черной смертью». Ему можно доверять. И, должен добавить, сам я никогда не сплю под меховым покрывалом.

— В таком случае, — заявила Элизабет, — мы уберем все свои меха и не будем пользоваться ими до тех пор, пока из-за холода не сможем без них обходиться.

Алехандро благодарно улыбнулся ей.

— Польщен тем, что вы с такой снисходительностью отнеслись к моей теории. Но давайте займемся сердцем.

Приставив один конец скатанного трубкой пергамента к груди Лайонела, он приложил ухо к другому. Сердцебиение было сильное, ровное. Алехандро выпрямился и протянул пергамент коллеге.

— Хотите послушать?

— Да.

Француз взял пергамент и наклонился, вслушиваясь.

— Ну, что скажете? — с тревогой спросила Элизабет.

— У вашего мужа очень энергичное сердце, леди, — ответил Алехандро. — И еще оно очень большое. Это сулит ему отменное здоровье.

— Согласен, — заявил де Шальяк, не желая оставаться в стороне. — Сердце на редкость большое.

— А что с моим пальцем? — простонал принц.

«Он тоже наверняка окажется большим», — подумал Алехандро.

— Совсем скоро доберемся и до него, но сначала мы хотели бы проверить вашу печень.

— Мою печень?

— Да-да, непременно, — подхватил де Шальяк. — Возможно чрезмерное разлитие желчи или, наоборот, закупорка. И то и другое очень вредно для тела. Не исключено, что этот разлад и сказался на состоянии вашего пальца.

— Ах! — воскликнула графиня и зашептала мужу с очень серьезным видом: — Нужно позволить им осмотреть тебя, любимый.

Она стянула покрывало и приподняла его рубашку, обнажив живот и даже мужское достоинство.

«В отличие от сердца и, скорее всего, пальца ноги оно не так уж велико».

Алехандро посмотрел на де Шальяка.

— Осмотрите принца сначала вы, коллега, — сказал он.

— С удовольствием, коллега. — Де Шальяк прощупал живот принца. — На мой взгляд, все в норме.

Алехандро сделал то же самое.

— Согласен.

Он потянул вниз ночную рубашку, а потом вернул на место покрывало, к очевидному облегчению принца.

— Теперь, думаю, пора перейти к ноге.

Принц, вынужденный высунуть из-под покрывала ногу, едва не ткнул ею в лицо Алехандро. Ощутив отвратительный запах, тот инстинктивно отвернулся и встретился взглядом с Элизабет, которая, не отрываясь, смотрела на него. Он улыбнулся, втянул воздух и снова повернулся к ноге принца.

Ногти на ноге были слишком длинные и отчасти обломанные, а большой палец распух и покраснел. Алехандро посмотрел на графиню.

— Я так и думал — палец очень плохо выглядит. Мадам, сожалею, но вынужден сообщить, что в большом пальце вашего мужа скопилось много загрязненной жидкости. Слава богу, что мы вовремя обнаружили это, а не то он мог потерять ногу.

Все, кто входил в свиту принца, потрясенно раскрыли рты, де Шальяк негромко выругался. Сдержав улыбку, Алехандро сказал, обращаясь к нему:

— Пожалуйста, коллега, я не хотел бы ставить столь критический диагноз, не выслушав ваше просвещенное мнение.

Де Шальяк наклонился, внимательно разглядывая вросший ноготь принца. Бросил на Алехандро уничтожающий взгляд и произнес еле слышно:

— Ваш диагноз верен.

Им предстояло удалить принцу ноготь.

— Здесь не обойтись без хирургического вмешательства.

Новые ахи и охи, а также произносимые шепотом молитвы.

— Да. — Гол ос де Шальяка дрожал от ярости. — Нужен хирург.

Алехандро злорадно улыбнулся.

— Вы ведь захватили свой нож?

— И опий, — со вздохом ответил де Шальяк.

Днем Мария ускользнула на свидание с любовником, и ее работу взялась выполнить Кэт. Вызвав служанку и увидев вместо нее Кэт, Марсель поинтересовался, где Мария.

— Ей нездоровится, — ответила девушка и добавила, для большего эффекта: — Женские дела.

Обычно после такого разъяснения новые вопросы у мужчин не возникали.

— В таком случае принесите вы нам что-нибудь подкрепиться, будьте так любезны, — сказал Марсель.

Кэт была наготове.

«Днем он всегда просит что-нибудь подкрепиться, — предупредила ее Мария. — Вот тут, в котелке, я оставляю овощи, а тут — хлеб».

Кэт выложила щедрые порции овощей на две тарелки и понесла наверх.

Марсель и Каль сосредоточенно изучали карты, наносили на них возможные дороги и места сбора.

— Если мы встретим его вот здесь, — Марсель ткнул кончиком пера в карту, — оттуда будет самый короткий путь до места сбора королевских сил.

Ставя перед Гильомом тарелку, Кэт заглянула ему через плечо и ненадолго задержалась, заинтересовавшись картой.

— Я не вижу тут пути, по которому можно скрыться, — заметила она.

Марсель раздраженно уставился на нее.

— Женщина, знай свое место. Это мужские дела, а ты занимайся своими, — сказал он, взмахнув рукой в сторону лестницы. — Есть еще что-нибудь?

— Хлеб и вино, — ответила Кэт.

И, принеся оставшееся, снова заглянула через плечо Каля. Внимательно изучив карту, она указала на ней место.

— Вот здесь лучше.

Марсель, менее любезный в трезвом состоянии, не пришел в восторг от ее настырности и хмуро посмотрел на Каля.

— Приглядывайте за своей женщиной, — сказал он. — Она становится навязчивой.

— Я бы, прежде чем браниться, выслушал ее доводы, — ответил Каль.

Марсель перевел подозрительный взгляд с одного на другую.

— Прекрасно.

Он сделал жест в сторону карты.

— Изложите свою стратегию, мадемуазель.

Робко улыбаясь, Кэт вопросительно взглянула на Каля; он кивнул в знак одобрения, она уселась на скамью и коснулась области к северу от Парижа, где находилась деревня под названием Компьен, та самая, около которой, по замыслу Марселя, должно было начаться сражение.

— Здесь всего одна дорога, и если после столкновения с врагом вам придется отступать, то сделать это можно будет только по ней же. Или рассыпаться по лесу. В этом случае управлять своими людьми вам станет очень сложно. И если королевские командиры умеют воевать, они пошлют войска в леса и без труда окружат разрозненные группы мятежников.

Взгляд Кэт заскользил по карте и остановился на городке под названием Ар лен.

— Вот, здесь сходятся три дороги. Если король попытается окружить вас, ему придется разделить свои силы, чтобы сделать это. Он лишится того преимущества, которое будет иметь в Компьене.

Взгляд Кэт снова начал перемещаться по карте и на этот раз остановился на тонкой голубой линии.

— Это река или ручей?

Теперь ей удалось полностью завладеть вниманием Марселя.

— Река, — ответил он.

— Тогда ее тоже можно использовать как способ отступления и пополнения припасов. В ней также можно напоить коней. И прежде чем ввязываться в бой, вы должны определиться с местом, где ваши люди могут перегруппироваться. Делать это в разгар боя поздно, потому что тогда будет твориться хаос.

Несколько минут Марсель сидел, внимательно изучая карту и обдумывая услышанное.

— Похоже, — в конце концов заговорил он, — Александр Македонский возродился вновь — в этой юной особе. Ваши соображения очень разумны, хотя я даже представить себе не могу, где девица могла усвоить все эти военные премудрости. Думаю, надо изложить ваши соображения Наварре.

— Графиня прислала бы меня раньше, — разглагольствовал Джеффри Чосер в вестибюле особняка де Шальяка, — но мне пришлось помочь ей с письмами. Это, конечно, главное, в чем состоит моя служба при ней. Она говорит, что мне всегда удается хорошо выразить ее мысли.

— Не сомневаюсь, она вами очень довольна, — заметил де Шальяк.

— Наверное, иначе она не заставляла бы меня писать день и ночь. Однако у меня нет причин жаловаться. — Джеффри расплылся в улыбке. — Ну, теперь к делу. Она решила, что такое важное поручение может доверить только мне.

Он достал две маленькие коробочки из слоновой кости, искусно украшенные резными изображениями святых, ангелов и крестов, и вручил одну де Шальяку, другую Алехандро.

— Мне было приказано оставаться здесь и проследить, как вы примете подарки, а потом подробно доложить обо всем миледи.

«Без сомнения, в самых цветистых выражениях», — забавляясь, подумал Алехандро.

Де Шальяк первым открыл свою коробочку: в ней находились прекрасное перо, стержень которого обхватывала изящная золотая муфточка, и маленький пузырек чернил.

— Ей нравится этот редкий цвет, сэр. Она надеется, что вы тоже останетесь довольны.

— Я в восхищении, — ответил де Шальяк. — Это замечательное дополнение к моим медицинским занятиям — делать пометки красным такого оттенка. Пожалуйста, передайте графине, что она необыкновенно добра и ее подарок будет очень мне полезен. Я начну использовать его прямо сегодня. Ее щедрость… я ее недостоин.

Чосер с веселым изумлением вскинул брови.

— Она не сделала бы вам этот подарок, если бы думала, что вы его не заслуживаете.

Он посмотрел на Алехандро, дожидаясь, пока тот откроет свою коробочку.

Алехандро рассчитывал найти в ней что-то в том же духе, что и у де Шальяка: возможно, печать, или закладку для книг, или перо. Однако вместо этого там оказалось маленькое золотое кольцо с выгравированной на нем буквой «Е», справа от которой сверкал изумруд, а слева поблескивала жемчужина. Он осторожно вынул его из коробки и поднял к свету, глядя, как внутри изумруда искрится зеленый огонь. Смысл подарка не вызывал сомнений.

«Конечно, у королевы Филиппы есть обожатель, — когда-то говорила ему Адель, — и он любит ее, и она отвечает ему тем же».

«А как же ее клятвы королю Эдуарду?»

«Он ничего не имеет против куртуазной любви — пока королева не теряет благоразумия и он знает, что спит она только с ним. Королева и ее поклонник часто дарят друг другу подарки — чтобы выразить свое взаимное обожание».

Алехандро понимал — он держит в руке знак, которым Элизабет дает ему понять: она хотела бы заполучить его в качестве обожателя. Он надел кольцо на мизинец и вытянул руку, любуясь им. Перо де Шальяка не требовало другого ответа, кроме искреннего выражения благодарности. Однако кольцо… это совсем другое дело. Кокетливая графиня посылала ему сигнал.

— Что же вы скажете? — не выдержал Чосер.

— Передайте своей госпоже, что ее доброта и великодушие лишили меня дара речи. Как и ее красота.

— Ей будет очень приятно услышать это. Однако мне почему-то кажется, что она хочет получить что-то и от вас. — Чосер наклонился к Алехандро. — Уверяю вас, она не обидится, если вы решите послать ей подарок.

«Этот паж слишком юн, — решил Алехандро, — чтобы доверять ему интригу такого рода».

Он посмотрел на де Шальяка и получил в ответ испепеляющий взгляд. Однако Алехандро не мог позволить себе быть испепеленным, как не хотел, проявив невыдержанность, спугнуть удачу, могущую сослужить в дальнейшем хорошую службу.

— Можете поделиться со мной листком пергамента, коллега? — спросил он. — И пером? Я напишу несколько слов благодарности.

Де Шальяк угрюмо проворчал что-то, но тем не менее хлопнул в ладоши. Тут же явился слуга, которому было приказано принести желаемое. Как только это было сделано, де Шальяк вручил перо и пергамент Алехандро, а тот, в свою очередь, передал их Чосеру.

— Напишите ей, что я даже не буду пытаться сравниться с ней в щедрости. Все, что я могу предложить, — это самое искреннее обожание.

— С вашего позволения, добрый доктор, я, к ее удовольствию, немного приукрашу ваши слова. На вкус миледи они немного суховаты. Если вы не возражаете, конечно.

— Делайте, как сочтете нужным, Чосер. Вы же у нас искусник пера, не я. Я всего лишь обожатель, с языком, скованным великолепием предмета обожания, и чрезвычайно благодарен вам за помощь.

Чосер расстелил пергамент на столе, склонился над ним, задумался на миг, ухмыльнулся и принялся за дело.

«Желанная Элизабет, прекрасная и щедрая, как богиня, примите и сохраните в своем сердце заверения в моем глубочайшем восхищении вами. Пусть оно, как свеча, горит в вашей груди и согревает вас. Жажду новой встречи, а до тех пор я ваш самый преданный слуга и обожатель».

— Как пишется ваше имя?

Алехандро объяснил.

Паж вернул ему пергамент, и Алехандро прочел послание.

— На мой вкус, слишком откровенно.

— Да, сэр. Что и требовалось.

— Вам, конечно, лучше знать… Постойте, подарок.

Алехандро завел руку за голову, развязал стягивающую ее черную кожаную ленту, выдрал несколько волосков, связал их и отдал Чосеру. Взял пергамент, оторвал от него половину.

— Вряд ли ей понравится пустота, правда? Так уберем ее.

Прижимая к груди оторванный кусок пергамента, он отдал исписанную часть Чосеру.

— Очень умно, сэр. Так, конечно, графине понравится больше. Я доставлю все это ей немедленно.

— Как вам кажется, что она сделает с ним? — спросил Алехандро.

— Она спрячет ваш дар под корсаж, чтобы хранить его ближе к сердцу.

Когда молодой человек отбыл, де Шальяк чуть ли не скрежетал зубами и тут же накинулся на Алехандро.

— Вы отдаете себе отчет в том, что она будет ждать продолжения начатого вами флирта?

— Не вижу в том никакого вреда. Почему нет, если это доставит леди удовольствие? И, кстати, начал его не я. Это сделала сама леди.

— Вы даже представить себе не можете всех сложностей такой связи! Она обнаружит у себя какое-нибудь новое заболевание, чтобы вы лечили ее каждый день! Или внушит эту мысль мужу. Мы совершенно потеряем возможность управлять событиями.

— В этом вы можете винить только себя, де Шальяк.

— Не я вырывал волосы из головы и посылал их ей, чтобы она хранила их на груди.

— Вы не забыли? Если бы вы как следует лечили ногу принца Лайонела, мне вообще не было бы нужды отправляться туда.

— Вы хотите очернить мой метод лечения? Этот Лайонел — известный нытик. Если бы я бегал к нему каждый раз, когда он чихнет, то не вылезал бы из его дома. — Де Шальяк осуждающе нахмурил брови. — Не забывайте, кто вы такой.

— И кто же я?

— Еврей. Такой поклонник неприемлем даже для графини ирландского происхождения.

— Для нее я испанец. Чрезвычайно умелый, опытный лекарь. Не исключено, что леди пожелает постоянно иметь в своем доме лекаря.

— Хм-м… — проворчал француз. — Возможно. Но она пожелает не меня, а вас. Вы же мой пленник.

— Тогда почему так прямо и не сказать ей? И заодно сообщите, что я еврей. Мне это безразлично.

— Вы в своем уме? Это погубит вас и, хуже того, меня тоже.

— Тогда, полагаю, вам придется сопровождать меня каждый раз, когда я ей потребуюсь, и помалкивать о моем низком происхождении.

Их жаркий спор был прерван появлением Николаса Фламеля, который прибыл несколько раньше, чем ожидалось. Тучный алхимик сбросил плащ на руки пажу и торопливо зашагал к ним, положив конец дальнейшему обсуждению неуместного флирта.

— Добрый вечер, — сказал он, кланяясь. — Для меня великая честь снова оказаться в таком ученом обществе.

Затаив досаду, де Шальяк предложил ему сесть.

— Нет, это для нас великая честь. Разве я не прав, коллега?

«Он будет прикасаться своими толстыми короткими пальцами к этой прекрасной рукописи», — с грустью подумал Алехандро, кивнув и заставив себя улыбнуться, но не говоря ничего.

Фламель не дождется от него слов восхищения, пока Алехандро не почувствует, что этот человек не несет в себе угрозы бесценному посланию Авраама.

— Что ж, — сказал Фламель, потирая руки, — приступим к работе?

— Успокойтесь, Фламель, — ответил де Шальяк, — вы же только что прибыли.

— Коллега, простите этому человеку его пыл, — заметил Алехандро. — Такая работа захватывает.

— Безусловно! — воскликнул Фламель.

— Тогда, если позволите, джентльмены, я поднимусь к себе и принесу рукопись. — Алехандро встал и пригладил одежду. — Мне нужно немного подкрепиться, так что я возвращусь через несколько минут. Не возражаете?

— Только смотрите, чтобы это не затянулось слишком надолго, — ответил хозяин.

Фламель явно был удивлен его резким тоном. Заметив это, де Шальяк добавил более ласково:

— Бедная жена господина Фламеля скучает по нему, не следует задерживать его дольше необходимого.

— Я потороплюсь.

Алехандро вышел; охранники, естественно, следом. Фламель проводил их взглядом и посмотрел на де Шальяка.

— Почему ему всегда требуются сопровождающие?

Этот простой вопрос застал де Шальяка врасплох. Он нервозно откашлялся, придумывая правдоподобный ответ.

— У него падучая. Я не решаюсь отпускать его одного, опасаясь, что он упадет и причинит себе вред.

Солнце скрылось за горизонтом, а Каль и Марсель все трудились над письмом к Карлу Наваррскому, излагая причины, по которым сражение должно произойти около Арлена, а не у Компьена: здесь нет воды, нет дорог для доставки припасов и отступления, и войска дофина могут с легкостью окружить их. Когда текст наконец был окончательно согласован, Марсель скатал пергамент и запечатал его.

— Отправлю завтра утром.

Потом он подобрал полы своей одежды и рухнул на лежащую на скамье подушку, подняв небольшое облако пыли.

— Мы славно потрудились сегодня, с неожиданной помощью вашей юной леди. Ее отец воин?

«Ее настоящего отца можно назвать и так», — с иронией подумал Каль, но вслух сказал:

— Лекарь.

— Ну, тогда ее понимание в особенности примечательно. Я бы с удовольствием выпил за нее. В честь отлично разработанного плана.

Он протянул руку, собираясь дернуть за шнур вызова, но Каль остановил его.

— Без меня, Этьен. Я обещал вывести девушку подышать свежим воздухом.

— Воздух снаружи не лучше, чем внутри. Перестаньте! Сядьте. Выпьем вина.

Когда Кэт появилась из кухни, Марсель с улыбкой обнял ее за плечи.

— Попозже прогуляетесь. Эта женщина заслуживает получить все, что пожелает.

Они быстро шли по тускло освещенным улицам, обходя груды отбросов и мусора, которые останутся тут до утра, и в конце концов добрались до особняка де Шальяка. Каль взял Кэт за руку и повел вокруг величественного здания, пока они не оказались на западной стороне и не заняли позицию под маленьким окном; судя по тому, что оно было заколочено досками, именно там держали Алехандро.

Каль сложил руки «чашечкой», поднес их к губам и издал что-то вроде негромкого крика совы. В окне тут же появился силуэт человека.

— Гильом? — донеслось сверху.

— Да! — громким шепотом ответил тот и обхватил Кэт за плечи. — Смотрите, я привел Кэт.

— Père! — радостно воскликнула она. — Ох, père, с тобой все в порядке?

Ответа не было. Вместо него они услышали, как какой-то предмет со свистом рассек воздух и стукнулся о мостовую около их ног. Каль наклонился и поднял его. Это был обрывок пергамента с завернутым в него кусочком дерева. Потом из окна послышалось:

— Завтра приходите опять!

И силуэт исчез.