Салливан проповедовал, что его прихожане должны служить Богу не только в церкви, но и в повседневной жизни, любым возможным способом. «Он говаривал: «Пользуйтесь тем, что есть под рукой, — вспоминает Чэппелл. — Если вы делаете то, что вам нравится делать, вам всегда следует это делать — сделайте это своей профессией — и делайте то, что приносит вам наслаждение». Я и не подозревала, что у меня будет шанс самой применить его учение».
Когда Чэппелл исполнилось 16 лет и она уже заканчивала среднюю школу, Салливан спросил ее, что она намеревается делать в жизни. «Я сказала ему, что собиралась найти работу, потому что не могла сразу же поступать в колледж». Он спросил, какую работу она хотела бы получить. «Я сказала, что могу делать все, что угодно, потому что, когда вы молоды, вы думаете, что можете совершить все, что угодно, штурмом завоевать мир». Салливан решил, что сначала она должна пройти тест на способности под его личным наблюдением. Когда она села, чтобы выполнить его, вспоминает она, момент показался ей знаменательным: «Это был пастор моей собственной церкви, проводивший этот тест, прямо тут, в церкви. Он сказал: «Я хочу увидеть, что ты на самом деле можешь делать».
Чэппелл блистательно справилась с математикой, и Салливан сказал: «Ух, ты! Я знаю работу, которая подходит специально для тебя!» Он попросил ее подумать над банковским делом — полем деятельности, в котором в Филадельфии того времени работали очень немногие, если таковые вообще были, афро-американцы. Он предложил сделать для нее все необходимые представления и согласования, прося взамен лишь одно: она должна согласиться работать в банковском деле в течение, по крайней мере, пяти лет. Чэппелл подчинилась. «А остальное, — говорит она со смехом, взмахивая рукой, — просто история!»
«У меня была эта классная работа — считать все эти деньги»
Она начала работать клерком-фотографом в «Континентал бэнк» с зарплатой в 45 долл. в неделю. В ее обязанности входило делать фотокопии чеков и депозитов клиентов. Ей было 18 лет, и с самого первого момента пребывания в банке она полюбила все с ним связанное. Какой аспект ей больше всего нравился? «Я помню, как я увидела... все эти деньги». Она любила возиться с деньгами, считать их, наблюдать за выражением на лицах людей, когда кассир передает деньги им в руки. Больше всего она любила способность денег делать добро: если кому-то было нужно образование, его можно было купить за деньги. Если кто-то болен, деньги могли помочь купить им лекарство, чтобы поправиться. Ее представление о своем жизненном призвании изменилось. «Я думала: разве это не лучший способ быть доктором? Разве не лучше лечить людей, получая под свой контроль деньги и помогая этим людям получать больше денег для себя?» Она быстро продвинулась до должности кассира, на которой так любила общаться со своими клиентами.
Это первый рубеж вашего контакта с банком — вы подходите к кассиру обналичить ваш чек или внести депозит. В то время я была единственным афро-американским служащим в банках Филадельфии. Мне доводилось встречать очень немного других афро-американцев; клиенты главным образом были белыми. Но как бы там ни было, каждый из них знакомился со мной, а я знакомилась с ними; я знала их подписи. Когда они входили в банк, мы как бы ощущали себя членами одного большого братства, где все всегда были счастливы: «Как вы поживаете сегодня? Как дела у вашего брата, что поделывает ваша сестра?» Все по-семейному. И в то же время у меня была эта замечательная работа — считать все эти деньги. И все эти деньги лежали в моем кассовом ящике. Я любила их! Я любила находиться в среде, где манипулировали деньгами.
Должность кассира «была моей самой любимой работой во всей жизни».
По мере того, как я поднималась по служебной лестнице, на каждой своей должности я имела возможность видеть, как деньги могут положительно влиять на людей. Например, когда я попала в кредитный отдел, мы выдавали ссуды людям, желающим купить или перестроить дом, оплатить свое образование, оплатить медицинские счета. Я хотела узнать все, что можно было узнать о том, как работать с деньгами и управлять оттоком и притоком долларов. И так оно и произошло. Люди в «Континентал бэнк» были просто чудесные. Они как бы удочерили меня, как будто я была маленькой девочкой. Я, должно быть, оставалась для них «малышкой», пока мне не стукнуло тридцать. В их глазах я никогда не взрослела, и это позволило мне узнать все. Они как бы взяли меня под свое крыло и провели меня по карьерной лестнице. Я была самым молодым сотрудником за всю историю банка и имела возможность получить доступ к банковскому и финансовому делу на уровнях, в те времена неслыханных.
За стенами банка Чэппелл участвовала в работе Национальной ассоциации содействия цветным и Южной конференции христианских лидеров. Первоначально банк относился к этим связям в лучшем случае нейтрально. Но с принятием федерального законодательства, требующего от банков улучшения качества их кредитных и других услуг национальным меньшинствам, ее связи с группами защиты их прав превратились в институциональный и политический активы. В 1971 году «Континен-тал» дал ей зеленый свет на создание программы коммерческого кредитования заемщиков с малым и средним доходом. Вскоре после этого она взяла отпуск за свой счет (с благословения банка), чтобы помочь организовать то, что сегодня известно как «Корпорация коммерческого развития Филадельфии» — организация, финансирующая проекты экономического развития. После возвращения в банк в 1975 году ее назначили ответственной за связи с Управлением по делам малых предприятий США. Она помогла в оформлении ссуд на общую сумму порядка 30 миллионов долл. для предприятий в собственности представителей национальных меньшинств и женщин.
В течение этих же лет она вышла замуж, родила двух дочерей, разошлась с мужем и едва не умерла от менингита. (Скучать не приходилось.)
Меня укусил комар. И через неделю я была в коме в течение 10 дней. Мое сердце остановилось. Они решили, что я уже умерла. И я победила это. Это случилось прямо после того, как я разошлась с мужем. Моя жизнь была так ориентирована на кризис и так успешна. Я почувствовала укус комара. Он ударил меня прямо в голову. Пришел день, когда я просто не смогла встать. У меня была высокая температура — 108 градусов — и я безумно потела. Меня отвезли в больницу и там сделали спинномозговую пункцию. В этот момент я потеряла сознание — очень уж мучительной была боль. Они поместили меня в палату с одной 90-летней женщиной. Пришел священник помолиться за нее. И, пока священник молился, я начала молиться со священником. Внезапно боль исчезла. И я смогла сверху взглянуть на свою койку и увидеть этих докторов вокруг койки, работающих над этой пациенткой, и я все время задавала себе вопрос, что это они там делают. Я помню, как бежала по туннелю света, ища свою мать, и лицо матери. Мне говорили, что, если бы я увидела ее, вероятно, умерла бы. Кругом были все эти люди в белых одеждах. И я помню, как искала Иисуса и видела Его на расстоянии. Я так и не увидела свою мать. Технически я умерла — прекратила дышать. И они встряхивали меня током, чтобы вернуть назад к жизни. Затем внезапно я снова оказалась в своем теле. Моя история позднее описана в медицинских журналах. Я была так больна, но доктор сказал, что он не имел никакого отношения к моему выздоровлению.
Этот опыт заново убедил ее в том, что Бог поместил ее на землю с некоторой целью и что Он еще с нею не закончил.
В 1977 году, в возрасте 34 лет, Чэппелл стала первым афро-американским вице-президентом в истории «Континентал» (и первой женщиной, занявшей такую должность в финансовом мире Филадельфии). Она стала мечтать, что когда-нибудь откроет свой собственный банк, посвященный нуждам национальных меньшинств. Она знала, что ее цель не была беспрецедентной, но было немного примеров успеха на этом поприще афро-американской женщины. Фактически, такой пример был только один: в 1903 году исполнительный секретарь-казначей Организации афро-американского братства Мэгги Лина Уолкер призвала Великий объединенный орден Святого Луки основать Сберегательный банк Святого Луки в Ричмонде, шт. Вирджиния, став его президентом. Ни одна афро-американская женщина не создавала банк до нее или после. «Она — ее пример — определенно были вдохновляющими. Очевидно, она стала моим идолом. Я всегда хотела делать то, что делала она. Тот факт, что она смогла сделать то, что сделала тогда, в начале 1900-х годов, было чудом само по себе. Сегодня мы, по крайней мере, имеем самые разнообразные технологии. Они же в то время не имели ничего похожего. Ее достижения производили на меня очень большое впечатление».
Финансирование и сбор средств для политической кампании Джесси Джексона
Однако прежде, чем Чэппелл смогла приступить к осуществлению своих амбиций, она получила предложение, от которого не могла отказаться. В 1983 году Джесси Джексон попросил ее стать национальным казначеем его президентской избирательной кампании.
И вновь у нее появился шанс с близкого расстояния наблюдать конструктивную силу денег: это было топливо, делавшее возможной каждую инициативу кампании Джексона.
Как национальный казначей я в первую очередь прочитывала записи о финансах кампании. Каждый вечер я приходила домой и читала их; затем, на следующий день, эти деньги пускались в оборот. Я занималась всеми вопросами финансирования и сбора средств. Мы собрали около 11 миллионов долл., а в 1983—84 гг. это было много денег. Мы вели одну из самых аккуратных кампаний в истории, потому что как национальный казначей я обеспечивала учет всех денег в каждом городе. Я вела все книги и записи, устраивала продажу всех принадлежностей политкампании, ездила по всей стране. В то время как он произносил речи, я работала в офисе, занимаясь деньгами, делая так, чтобы все записи были настолько чисты, чтобы впоследствии, когда все будет сказано и сцелано, преподобный Джексон не мог быть запятнан. В этом смысле то, что я делала, было очень важным.
Она могла давать людям работу, лично следила, чтобы всем поставщикам платили сполна. «Я обеспечила, чтобы преподобный Джексон был счастлив как жаворонок, потому что ему ни разу не пришлось беспокоиться о денежном аспекте его кампании. Я могла отчитаться за каждый пенни».
Этот опыт оказался бесценным. «Он позволил заметить меня политикам, с которыми я при других обстоятельствах никогда бы не познакомилась. Сегодня я знаю их — они мэры городов, работают в нынешней или прошлой администрации. Мэр Браун в Сан-Франциско? Вот мастер устраивать вечеринки! — смеется она. — Классный мужик! Я знакома с большинством тех, кто хоть что-нибудь представляет в политике». Еще в то время, однако, она осознала, что политика — «не подходящая для меня сцена... потому что я банкир. Много разных людей просили меня выставлять свою кандидатуру для избрания на разные политические должности, но во мне просто никогда не было пылкого желания сделать это».
После выборов 1984 года, оплатив все долги кампании, она помогла Джексону в создании «Коалиции Радуги». «Я стала первым вице-президентом администрации «Коалиции». Мы помогли «Радуге» появиться приблизительно в 30 или 40 городах. И вновь я приезжала в каждый город, чтобы удостовериться, что все книги и записи ведутся правильно, потому что эти местные организации возглавлялись священниками, а они часто не понимали важности правильного ведения финансовых записей».
Наконец в 1987 году она возвратилась к своей работе вице-президента в «Континентал бэнк», придя к выводу, что именно банковское дело — а не политика — арена, на которой она может принести больше пользы людям. Преподобный Джексон согласился. Он чувствовал, что вклад, который Чэппелл еще предстояло сделать в сфере финансов — помогая заемщикам и деловым людям из числа представителей национальных меньшинств получить доступ к капиталу, — потенциально столь же велик, как все то, что он сам мог бы сделать в политике.
«Мы можем создать свой собственный банк»
Вскоре к ней обратилась группа юристов и инвестиционных банкиров,чтобы создать банк для кредитования представителей нацменьшинств. Они видели в Чэппелл женщину, могущую возглавить их проект. Их план был вдохновлен законодательством, дававшим инвесторам определенные льготы за поддержку предприятий в собственности представителей национальных меньшинств — во многом почти так же, как Акт о реинвестициях в общины стимулирует банки предоставлять ссуды общинам с низким и средним доходом. «Они сказали мне, что если бы я взяла на себя руководство, мне не нужно было бы волноваться, где взять деньги, — деньги они уже отложили». Это было в июле 1987 года. «Затем в октябре 87 года рынок рухнул и денег не стало. В то время люди не вкладывали капитал ни во что, не говоря уже о банках».
Говоря на финансовом языке, она снова оказалась на нулевой позиции. Более того, случилось так, что она уже успела подставиться.
К тому времени я уже начала говорить о создании банка с людьми, которые знали меня в общине, где я выросла. Люди уже поддержали идею, что, «если кто-то и может с этим справиться, это Эмма, и мы ее поддержим». Священнослужители во всех церквях и лидеры всех некоммерческих организаций уже начали говорить об этом. Нарастала этакая колоссальная низовая поддержка идеи, что мы действительно сможем создать свой собственный банк.
После краха рынка ей не хотелось вернуться к своим старым сторонникам и сказать, что их — и ее — мечта умерла. Поэтому она начала работать над альтернативным планом, опиравшимся на общинную поддержку. Банк был основан на привлечении ббльшей части необходимых денег от мелких вкладчиков. Тем временем страхи, сопровождавшие крах рынка, стали сходить на нет, и крупные инвесторы вновь проявили интерес к содействию ей в запуске предприятия.
В 1990 году она ушла из «Континентал», чтобы целиком посвятить себя становлению своего банка.
В ходе разработки своего бизнес-плана она наткнулась на цифры, показывавшие, насколько трудно заемщикам из меньшинств получить фонды в традиционных банках. Хотя население Филадельфии грубо на 40 процентов состояло из представителей нацменьшинств, заемщикам из их числа выдано ссуд лишь на 8 миллионов долл. — менее 3 процентов от суммы кредитов, предоставленных в 1987 году (292 миллиона долл.). Для ссуд мелкому бизнесу процент был даже ниже. Было много препон: в некоторых районах непропорционально большому числу людей отказывали в доступе к деньгам под залог недвижимости. Когда, несмотря на это, они так или иначе умудрялись приобретать дома, то не могли получить ссуды под залог собственности, необходимые им для ремонта. Мелкие предприниматели имели проблемы с получением ссуд на организацию новых предприятий или расширение существующих. По мнению Чэп-пелл, существовала очевидная потребность в банке, который сконцентрируется на нуждах клиентов—представителей меньшинств — не только афро-американцев, но и американцев испанского, азиатского происхождения, женщин и других групп, недополучающих услуги в существующих банках.
Привлечение 3 миллионов долларов — и, оказывается, этого недостаточно
Дальнейшие исследования Чэппелл показали: за многие годы было, по крайней мере, пять попыток создания в Филадельфии такого банка. Однако каждая из них потерпела неудачу, главным образом потому, что у них были трудности с привлечением денег. «Но был также стереотип мышления против появления финансового учреждения, сфокусировавшегося на общинах меньшинств. Каждый раз, когда создаваемый банк добирался до некоторого уровня, он упирался в рогатки на своем пути, и его сторонники не могли двигаться дальше». Сигнал тревоги зазвучал в ее уме, сначала спокойно, затем громче, по мере того, как она начала полностью осознавать шансы против ее успеха. Она стала ожидать сопротивления, предвидеть проблемы. «В некотором смысле, я думаю, сама-то я была готова к нему-то. Я только не ожидала, что это случится в тот момент, когда случилось. И я не ожидала, что это будет такой величины».
Не испугавшись, Чэппелл продолжала встречаться со своими сторонниками и советниками в городе. «Разговоры звучали все громче — публика постепенно возбуждалась. В 1989 году я решила, что пришло время начать привлекать капитал». Итак, с помощью своих юристов составили проспект предложения. «Я пошла по общинам, произнося речи и продавая акции но 10 долл. за штуку, пакетами по 50 акций. 500 долл. были минимальной инвестицией». Многие из 3.000 человек, отдавших на это деньги, никогда прежде не покупали акции. Но они расстались со своими деньгами, потому что верили в дело Чэппелл и в нее лично. «Они хотели, чтобы нашелся кто-то, в кого они могли поверить». Помимо продажи акций, «мы делали все, что угодно, чтобы набрать деньги. Молодежь — даже дети — организовывали продажу выпечки или мыли автомобили». Такими средствами и путем обращения к более крупным инвесторам, а также финансовым учреждениям она, в конечном счете, собрала 3 миллиона долл. Все, что теперь ей оставалось, это зарегистрировать необходимые документы у контролирующих банки властей штата в Харрисберге, которые затем должны были выдать ей устав, чтобы банк мог начать работать.
«У меня была намечена определенная дата, когда я хотела все это завершить, — четвертое июля. Я хотела иметь возможность говорить, что мы зарегистрированы в этот день, потому что он символизирует свободу, самоопределение, независимость — все, что мы хотели». Поэтому, взяв свой бизнес-план и все остальные документы, она в пятницу, накануне праздника, села в машину и отправилась в столицу штата Харрисберг, где располагался офис секретаря по делам банков — в то время женщины. «Я помню, как сама вела машину по дороге к Харрисбергу. А когда я подъезжала туда, стала нервничать. Дело шло к пяти часам, времени закрытия, потому что мои юристы так долго прокопались, собирая для меня эти тяжелые пакеты с бизнес-планами и расчетами о выполнимости. Я ехала быстро. Когда вышла из машины, взбежала по ступеням дома 333 по Маркет-стрит. Там было, должно быть, ступенек 40. Я взлетела по ступеням, вскочила в лифт и промчалась в офис секретаря». Было пять часов.
«Вы могли бы подумать, что я успокоилась за то время, что поднималась в лифте на двенадцатый или какой там был этаж». Отнюдь. Она по-прежнему двигалась быстро, причем набирая инерцию. Она пересекла порог офиса секретаря и пулей влетела в зал заседаний, где ее ожидал секретарь. «Очевидно я, должно быть, все еще продолжала двигаться, когда я ударилась в стол, потому что, когда я села, я просто врезала по столу обеими руками, и он развалился пополам — этакий большой стеклянный стол. Это был стол зала заседаний».
Секретарь «белая женщина, худая, с серьезным выражением лица; она была одета в костюм, молоденькая такая, наверное, моложе меня» слегка всхлипнула, издав звук, подобный «А!», как будто она всасывала воздух.
«Я просто налетела на этот стол и разбила его прямо пополам. Что ж. Я знала, что с этого момента мне ни на что хорошее рассчитывать не приходится! — Она эмоционально смеется. — «Это не хороший признак» — именно это я и подумала». Теперь секретарь выглядела «очень холодной, очень невосприимчивой». Чэппелл решила не сдаваться.
Я села и сказала: «Что ж, госпожа Секретарь... Я готова... Я здесь. Четвертое июля — очень важная для нас дата, потому что она означает независимость, свободу, финансовую свободу для нашего народа. И я должна получить мой устав. Вот мой план». А она сказала «О?..». К тому времени она была очень холодна. И она говорит: «Ну... Я не знаю. Сколько денег вы собрали?» Я говорю: «Я собрала необходимые 3 миллиона долларов». И в уставных документах, и в книгах, и в правилах говорилось, что нам было нужно 750.000 долл., но они [Департамент по делам банков] сказали мне по ходу дела, когда услышали, что мы создаем банк, что для нас нужно 3 миллиона долл. Я пришла туда с полными 3 миллионами долл. Вся сумма готова, ожидая на счету условного депонирования. Ни копейки оттуда не потрачено.
Секретарь сказала, что ее 3 миллионов долл. недостаточно. Потребуется 5 миллионов долл. Была ли Чэппелл удивлена?
Я не удивилась. Я была потрясена. В то время, когда я строила этот банк, не было никаких книг, как создавать банки. Мы не смогли найти такую книгу нигде. Мне приходилось все узнавать самой. Но не я одна общалась с регуляторами. Мы наняли первоклассного юриста.
Эта неудача была худшей из всех, с которыми она когда-либо сталкивалась, особенно тяжелой для нее потому, что постигла ее на ею самой же избранном поприще.
Почему секретарь отклонила заявление Чэппелл? «Просто было недостаточно капитала. Они исходили из ситуации, в которой находились другие банки, и чувствовали, что мы были недостаточно капитализированы и что состояние экономики просто требовало 5 миллионов долл». Такое объяснение не могло удовлетворить Чэппелл, которая нашла его менее чем убедительным.
Решение казалось мне необоснованным. Не было ничего, что говорило бы в его поддержку. Ничего в письменной форме. Мы впервые об этом услышали. Она знала, что мы работали над созданием банка, и ей это никогда особенно не нравилось. По правде говоря, я чувствовала, что это решение было почти... как бы это сказать? Субъективное. Впрочем, я бы скорее использовала слово подозрительное.
Чэппелл не могла не думать, что отчасти оно было также личное.
Так получилось, что до этого мы обе, она и я, были кандидатами на пост секретаря по делам банков. Я не знала ее, и она не знала меня. Но мы жили рядом друг с другом — приблизительно на расстоянии трех кварталов — и мне официально объявили, что я стану секретарем по делам банков. На следующий день, однако, в газете я прочитала, что это будет она. Я не держала зла на нее за это. Я продолжала работать над своим планом создания банка. Но, я думаю, ей сказали, что она и я были соперницами. По мне, раз она победила, она должна была быть счастлива.
Очевидно, это было не так.
«Знаете, что я нашла в жизни?» — спрашивает Чэппелл философски.
Я нашла, что вам суждено, то вы и получите. Но часто вам приходится преодолевать много препятствий, чтобы достичь этого и преуспеть. По крайней мере, таков мой опыт. Я так благодарна теперь, что не стала секретарем по делам банков, потому что тогда я, возможно, никогда не пошла бы по этому другому пути. Знаете что? Сам факт, что это не произошло, заставил меня продолжать идти. Поэтому, когда я была в Харрисберге и разговаривала с этой женщиной, выглядевшей такой ужасно холодной и невосприимчивой, я просто бросила все как есть, и отправилась домой.
«Ничто в мире не может заменить постоянства»
Ее настроение, однако, во время ее долгой дороги домой из Харрисберга вечером в ту пятницу было совсем не философское. Отказ секретаря зарегистрировать устав нанес ей глубокую травму
Я едва могла видеть, настолько была вне себя. Подумывала ли я о том, чтобы сдаться? Послать все к черту? Да, подумывала. Я серьезно думала об этом. Я всегда говорю людям, я — христианский банкир, и я молилась всю дорогу до дома. Я думала о наших 3.000 акционеров и задавала себе вопрос: как я смогу вернуться и сказать этим самым людям, которые так переживали во время подготовки моей заявки, перед которыми я выступала по радио и сказала им, что все готово, как я могла сказать публике, что у меня ничего не получилось? Всю дорогу до дома я думала: ну вот, опять; опять мы сели в лужу. И мне так хотелось все бросить.
На следующий день, дома, она молилась еще. Наступил уикэнд. У нее было целых два дня, чтобы обдумать дела. «Я помню, как сидела у себя в спальне и думала. Сдаваться или не сдаваться? Я никогда в своей жизни не сдавалась. Так зачем же начинать теперь?» Одна из ее дочерей, зная, через что приходится проходить Чэппелл, принесла ей специальный подарок. Это были несколько строчек, заключенные в рамку — «прекрасное высказывание, основанное на словах, произнесенных когда-то президентом Кулиджем», ставшие с тех пор частью личного кредо Чэппелл:
Ничто в мире не может заменить постоянства. Талант не может; нет ничего более распространенного, чем талантливые неудачники. Гений не может; невознагражденный гений — почти пословица. Образование не может; мир полон образованных изгоев. Постоянство и упорство -— всемогущи.
Она вспоминала многие другие кризисы, которые ей довелось пережить: смерть матери, ее собственную почти состоявшуюся смерть. «Я поняла, что Господь не стал бы заводить меня так далеко, чтобы бросить,» — говорит она, улыбаясь. В конечном счете, однако, именно кажущаяся несправедливость решения секретаря оказалась самым большим мотиватором Чэппелл.
Я думаю, вероятно, сам факт, что мне отказали, заставил меня продолжать. Потому что я чувствовала, что всего один человек — один только человек пытался встать на пути учреждения, которое создавалось, чтобы служить тем, кого не обслуживали другие. Я действительно чувствовала, что не должна позволить этому случиться. Тем более, что банковское дело — моя профессия. Кому же еще этим заниматься? Не так уж было много людей, кому посчастливилось иметь такой опыт, как у меня. Легко отойти в сторону со словами «ничего не получилось».
Она решила, что не произнесет их. Она продолжит. Но как ей теперь набрать еще 2 миллиона долларов?
«Я сказала себе, я же банкир. И я стала смотреть на это дело так, как стали бы делать в подобных ситуациях другие банкиры.
Я кое-что разузнала». Она выяснила, что многие небольшие общинные банки создаются более крупными банками, вкладывающими в них капитал — использующими их как средства для достижения своих собственных целей, например, для выполнения требований к ним со стороны CRA (Community Reinvestment Act[14]). «Поэтому я начала обращаться к моим коллегам-банкирам, рассказывая им о моей проблеме». Результаты оказались более чем удовлетворительными: первый чек, который она получила на 100.000 долл., поступил от ее прежнего работодателя «Кон-тинентал бэнк». Другие банки внесли подобные же суммы.
Еще она решила рассказать обо всем правду. «Когда я возвратилась из Харрисберга, газетчики звонили мне и спрашивали: «Ну как, удалось зарегистрировать устав?» Она предвидела этот момент и знала, что если бы она захотела, то могла бы подготовить какое-нибудь оправдание —- что-нибудь красноречивое и убедительное, например, «вы знаете, при повторном рассмотрении я решила, в конце концов, отказаться от продвижения нашего плана». Вместо этого она дала репортерам неприкрашенный и точный отчет обо всем, что произошло. И они, в результате, очень помогли. Они начали звонить в Департамент по делам банков и спрашивать, откуда взялось это новое требование — 5 миллионов долл.: «Средства информации растеребили всех и оказались моим самым большим активом». Многие репортеры считали, как и Чэппелл, что условие было несправедливо.
Тем временем, однако, пока спор вокруг заявки на открытие банка раздувался в местных газетах и правительственных учреждениях Харрисберга, Чэппелл выбрала новую стратегию. Она поднялась на кафедру, чтобы обратить призыв к сбору денег непосредственно к конгрегациям церквей города.
Чэппелл стала финансовым евангелистом. Вряд ли нашлась бы такая церковь в Филадельфии, которую она не посетила в период с 1989 по 1991 гг. «В некоторые воскресенья я успевала попасть в четыре или пять». Ее призыв к прихожанам сдавать деньги достиг кульминации в акции, получившей название «воскресенье черного банка», в которой приняли участие 200 церквей. «Пришли губернатор, мэр, главы всех духовных общин — и черных, и белых. Они пришли и говорили о необходимости в таком банке, который я хотела создать, и важности завершения процесса его регистрации. Это было волнующее время». К ее разочарованию: «Я ведь всего лишь человек. Я смогла собрать за раз только 200 церквей».
Еще одним из замечательных моментов того периода стал визит одной католической монахини. «Мы дошли до плато в 4,5 миллиона долл., выше которого, казалось, не могли подняться. Все, что нам было нужно, это еще полмиллиона. Но мы застряли там, на этом плато. Мать — главная сестра — ордена Сестер Милосердия пришла встретиться со мной. Она привела с собой своего финансиста. Я объяснила, что мы пытаемся сделать и в каком критическом положении оказались в наших усилиях по привлечению капитала». Сам факт визита святой матери оказался огромным толчком. Но то, что она принесла с собой чек на сумму 50.000 долл. и инвестировала все эти деньги в акции банка, «коренным образом меняло ситуацию. Это произошло в то время, когда я действительно в этом нуждалась».
В течение этих трех лет она время от времени снова переживала внутренние сомнения. «Зачем я все это делаю? К чему все это?» Она физически устала, и ее внешность изменилась.
Мои друзья поддразнивали меня: «Эмма, мы никогда тебя такой не видели». Я буквально дыры протерла в туфлях, переходя из одного места в другое, встречаясь с людьми, заставляя их понять, почему мы делаем это, пытаясь убедить их помочь. В общине все еще было много людей, не веривших, что это может произойти. Это означало, что я должна была изменить весь склад ума. Речь шла не только о корпоративном сообществе. Речь шла о моей общине, потому что было так много прошлых попыток, закончившихся неудачей, и потому что они слышали обо всех препятствиях, которые я должна была преодолеть.
Надвигался крайний срок: 31 декабря 1991 года. Если она не соберет к этой дате все 5 миллионов долл., предупредили ее власти штата, она не получит свои документы.
По мере приближения этой даты все больше инвесторов, услышав о ее последних мытарствах, предлагали свою помощь. Бывшая сначала тонкой струйка новых денег быстро набирала силу. «Люди все подходили и подходили. Они выходили из дому в метель. Некоторые люди говорили мне: «Я даже не хочу читать ваш проспект. Просто возьми мои деньги. Открой этот банк. Давай, девочка!» К тому времени, когда подошел срок, она привлекла не просто 5 миллионов долл. — она привлекла 6 миллионов долл. — на 1 миллион долл. больше, чем требовали власти штата.