Перед тем, как говорящие смогут привлечь для анализа поступающей информации имеющие более общий характер и хранящиеся в памяти знания, они должны проанализировать прагматический контекст (context), в котором был совершен этот речевой акт.
Один из методологических принципов, о котором мы всегда должны помнить, заключается в том, что понятие прагматического контекста является теоретической и когнитивной абстракцией разнообразных физико-оиологических и прочих ситуаций. Действительно, подавляющее большинство характеристик любой ситуации не является релевантным для идентификации иллокутивной силы высказывания. Вряд ли может случиться так, что моя интерпретация высказывания собеседника будет зависеть от того, рыжие у него волосы или нет (подобная зави-
симость имеет место лишь в том случае, когда эта ситуационная деталь окажется тематизированной). Итак, участник коммуникации должен фокусировать внимание на специфических особенностях речевой ситуации, которые могут оказаться полезными для правильного понимания не только значения/референции, но и прагматических целей/интенций.
|
|
Следующий методологически важный момент заключается в том, что в отличие от прагматики и (оставшейся части) грамматики когнитивная теория основывается не только на правилах и концептах, но и на стратегиях и схемах, являющихся средством для быстрой и функциональной обработки информации. Стратегии и схемы представляют собой основу процесса гипотетической интерпретации: для данных структур текста и прагматического контекста они обеспечивают быстрое выдвижение предположений относительно возможного значения высказывания и намерения говорящего — впрочем, в дальнейшем данные гипотезы могут быть опровергнуты. Один из наиболее простых и очевидных примеров— когнитивная обработка типичных синтаксических структур предложения: так, если высказывание имеет вопросительную форму, то мы можем предположить, что был задан вопрос или высказана просьба (van Dijk and Kintsch, 1982).
Сходным образом происходит и анализ прагматического контекста. Если совершенно незнакомый человек подойдет к нам на улице, у нас есть все основания предполагать, что он задаст нам вопрос или обратится с просьбой, а не станет исповедоваться нам в своих любовных делах или угрожать. Похоже, что при прагматическом понимании мы не только выделяем характерные черты ситуации, но и используем имеющуюся схему для анализа данного прагматического контекста. Так, если речевая ситуация удовлетворяет набору (заданных) ключевых параметров, то ее можно рассматривать как допускающую совершение некоторого набора возможных речевых актов.
|
|
Ясно, что анализ прагматического контекста является необходимым, но обычно недостаточным условием для прагматического понимания высказывания. Конечно, участники коммуникации обычно находятся в состоянии определенного „ожидания" по отношению к возможным последующим речевым актам. Но окончательное определение характера речевого акта происходит уже после понимания самого высказывания и после сопоставления
прагматически релевантной информации, содержащейся в высказывании, с информацией, полученной при анализе прагматического контекста. В этом отношении прагматическое понимание аналогично процессу понимания смысла высказывания, когда предыдущий дискурс и знание смыслового контекста играют важную роль в интерпретации каждого последующего предложения. Параллельно понятию пресуппозиции вполне можно ввести понятие прагматического предусловия (pragmatic precondition), определяемого как необходимое свойство речевой ситуации.
Схема прагматического понимания отражает исходный контекст коммуникации, то есть положение дел, которое потом?' при совершении речевого акта, неизбежно меняется. К этому исходному контексту относятся не только события/действия, происшедшие непосредственно перед речевым актом, но, вероятно, и информация, аккумулированная в отношении более «ранних» состояний и событий. Однако в связи с тем, что не все детали предыдущих ситуаций взаимодействия могут быть сохранены в памяти и затем извлечены из нее, постоянно должна происходить процедура приписывания значимости (relevance assignment) той информации, которая с гипотетической точки зрения может оказаться важной в условиях дальнейшего или продолжающегося взаимодействия. Не исключено, что эта процедура аналогична той, которая апеллирует к макроправилам, что обеспечивает понимание сложной структурированной информации (например, дискурса). Короче говоря, исходный контекст речевой ситуации, в соответствии с которым будет интерпретироваться речевой акт, должен содержать три вида информации:
(О информацию общего характера (память, фреймы); (ii) конечное информационное состояние, фиксирующее непосредственно предшествующие события и речевые акты;
(iii) глобальную (микро-)информацию обо всех предшествующих взаимодействиях, об их структурах и процессах.
Поскольку (ii) и (iii) имеют отношение к пониманию только конкретной речевой ситуации, то эти виды информации имеют эпизодический характер.
Из всех этих наших рассуждений следует, что прагмаические контексты являются структурированными. Бо-
лее того, мы предположили, что быстрая когнитивная обработка информации требует, чтобы они были иерархически структурированными — это имеет место для смысловых (макро)структур дискурса. Эта иерархия должна определяться в терминах социальных структур: речевые акты являются составной частью социального взаимодействия (когда мы одни, мы обычно молчим).
Иерархическая структура общества позволяет нам установить, какие из единиц и отношений (например, установления, роли, действия) определяются единицами более высокого уровня. Чтобы вычислить, является ли речевой акт приемлемым, мы в первую очередь должны представлять, каковы наиболее общие свойства социальных условий (setting), в которых осуществляется взаимодействие, а уже затем обращать внимание на более специфичные для данной ситуации детали, например на характерные особенности участников коммуникации.
Хотя социальный контекст и не является темой настоящей статьи, необходимо помнить, что соответствующая социальная структура, поскольку она представлена в нашем сознании, должна быть принята во внимание при анализе процесса прагматического понимания. Необходимо также иметь в виду, что на этом уровне анализа значимой является не столько сама социальная ситуация как таковая, сколько ее интерпретация или представление о ней у участников коммуникации. Указанный вид „когнитивной относительности" отнюдь не предполагает, что эти интерпретации не имеют „объективной" основы. Наоборот, условия успешного взаимодействия требуют, чтобы интерпретации социальной структуры были конвенциализированными 2.
|
|
Заметим, что социальный контекст тоже является абстрактным конструктом по отношению к реальным социальным ситуациям. Прежде всего все те характеристики, которые не определяют поведения участников, являются социально нерелевантными: так, не является социально значимым действительное содержание моих мыслей, если оно никак не отражается в моем поведении; не является значимым и то, что я везу в своей машине, если это не имеет прямого отношения к ситуации взаимодействия.
2 „Когнитивный"подход к социальным структурам получил в последние несколько лет большое распространение, например в так называемой „этнометодологии"; см., например, работы: Sudnow, 1972; Cicourel, 1973; Turner, 1974. Это направление во многом обязано идеям Гарфинкеля (Garfinkel, 1967).
Это же относится к тем действиям, которые специфичны для данной конкретной ситуации. Так, можно чихать или улыбаться кому-то во время публичной лекции или на заседании суда, но отнюдь не эти действия являются типичными, определяющими названные социальные установления в их самых общих и существенных чертах.
Итак, анализ социального контекста надо начинать с общего социального контекста (general social context), который может быть описан в следующих категориях:
(i) личное
(И) общественное
(ш) институциональное/формальное
(iv) неформальное | „
не даем здесь точного определения этих понятий. Важно только подчеркнуть, что они характеризуют различные виды социальных контекстов, в том числе, например, общественные институты (суды, больницы, дорожное движение), неформальные общественные „места" (салон автобуса, рестораны), частные институты (семья), неформальные личные „ситуации" (драки, объяснения в любви) и т. д.
|
|
Охарактеризованные нами в самых общих чертах социальные контексты затем могут быть подвергнуты дальнейшему анализу в терминах следующих категорий:
(i) позиции (например, роли, статусы и т. д.)
(И) свойства (например, пол, возраст и т. д.)
(ш) отношения (например, превосходство, автори-
тет) (iv) функции (например, „отец", „слуга", „судья"
и т. д.)
Названные характеристики социальных контекстов и характеристики их участников определенным образом связаны между собой. Они задают возможные действия участников социального взаимодействия в тех или иных ситуациях.
Социальным контекстам тоже может быть придана
определенная организация, например, с помощью некото-
й структуры (социальных) фреймов. Так, внутри общей
институциональной ситуации суда имеется несколько
фреймов, которые хронологически упорядочены: фреймы
эвинения, защить! и вынесения приговора. В этих фрей-
мах участникам приписываются специфические функции,
позиции, качества и отношения. Более того, эти фреймы определяют, какие виды действия могут быть совершены. В частном институте семьи функция родителя, будучи связана с набором свойств и отношений (власть, авторитет), задает набор возможных социальных действий (например, обращение к детям с требованием идти спать), тогда как функция ребенка конвенционально не позволяет, чтобы ребенок делал то же по отношению к родителям. Тогда, помимо четырех категорий, в терминах которых описываются социальные контексты, мы должны иметь набор конвенциональных установлений (conventions) (правил, законов, принципов, норм, ценностей), которые бы определяли, какие действия ассоциируются с конкретными позициями, функциями и т. д. Так, является конвенционально заданным, как и когда человек, находящийся в неофициальной обстановке и характеризующийся определенными личностными особенностями, отношениями и функциями, может приветствовать другого человека. Я не стану здороваться с незнакомыми людьми на оживленной улице, но вполне могу сделать это, встретившись с ними на горной тропе. В число людей, с которыми мы здороваемся, входят не только наши хорошие знакомые, но и люди, с которыми мы тем или иным образом соприкасались— даже не обязательно тесно. Сложность этих конвенциональных установлений и налагаемые ими ограничения рассматривать здесь подробнее не имеет смысла. Что касается анализа ситуации, сопровождающего процесс прагматического понимания, то проведенный нами (впрочем, достаточно фрагментарный) анализ показал, что каждый говорящий должен активизировать следующую информацию о социальном контексте в целом: специфический тип ситуации, фрейм контекста, релевантный в настоящий момент, свойства и отношения между социальными позициями, функциями и конкретными участниками, заполняющими „вакантные места", а также конвенциональные установления (правила, законы, принципы, нормы, ценности), определяющие социально возможные действия этих людей. Отметим, что анализ конкретной ситуации в терминах предложенных выше концептов возможен только по отношению к самому общему знанию социальной структуры. В этих широких рамках далее уже могут анализироваться специфические свойства и отношения говорящего, его предыдущее поведение — поступки, действия,— а также содержание предшествующих речевых актов. Мы можем также приступить к рас-
смотрению внутренней структуры говорящего, обращая при этом внимание на его
(i) знания, мнения
(ц) потребности-, желания, предпочтения
(iii) отношения, установки
(iv) чувства, эмоции
и провести этот анализ как на уровне отдельного индивида, так и на более общем уровне с учетом тех норм, ценностей и мнений, которых говорящий придерживается и в других ситуациях. Заметим, что часть наших действий является примерами конвенциональных актов, входящих в набор действий, принадлежащих неформальным или институциональным социальным ситуациям: так, в публичной институциональной ситуации уличного движения человек, исполняющий функции полицейского, имеет право подать мне сигнал, чтобы я остановился,— и по закону я должен подчиниться, иначе могут быть неприятности; я, следовательно, интерпретирую некоторый сигнал как проявление институционализированного действия. Другими словами, этот специфический сигнал является приемлемым действием именно в данной ситуации.
И, наконец, анализ прагматического контекста — как компонент понимания речевого акта в целом — включает в себя самоанализ (self-analysis) со стороны слушающего. Чтобы оценить, был ли совершенный собеседником речевой акт успешным, слушающий должен иметь ясное представление о характере своей (предшествующей) деятельности, а также отдавать себе отчет в своих знаниях, желаниях, отношениях и эмоциях. Так, если в какой-либо конкретной ситуации кто-то предлагает мне помощь, я должен осознать, что это предложение не идет вразрез с моим способом поведения, что эта помощь, по крайней мере частично, направлена на ту же цель, к которой стремлюсь я сам. Иными словами, предлагающий помощь должен располагать информацией не только о „мире" или о социальной структуре как части мира, но также и обо мне как о партнере в коммуникации. А я, слушающий, должен сравнить то, что предполагает обо мне говорящий, со своим собственным знанием о себе.
Несмотря на то что в этом разделе не обо всем удалось сказать достаточно полно и четко, у нас уже все-таки складывается приблизительное представление об основных компонентах схемы анализа прагматического контекста; эта схема используется участниками коммуникации для
определения характера речевого акта и его приемлемости в данной ситуации — приемлемости с точки зрения слушающего.
Можно предположить, что сказанное нами окажется полезным и в теории порождения речевых актов. Главная мысль здесь следующая: говорящий только тогда может успешно осуществить намеченный речевой акт, когда он уверен, что прагматический контекст удовлетворяет условиям этого речевого акта.