Глава 11 искусство делать выводы

Катя проснулась рано. Электронный будильник показывал половину седьмого. В ванной шумела вода. Она тихонько встала, прошла на кухню. Из ванной высунулась мокрая голова Кравченко.

— Я тебя разбудил? Иди-ка спи. Я сам все сделаю.

— Завтракать будешь? — спросила она.

— Нет, какой завтрак? Я и так толстый. — Он с размаха съездил себе кулаком «под ложку». — Видишь, жира сколько? Не прошибешь даже. Каков пресс, а? Хочешь попробовать?

— Нет, ты мокрый и скользкий.

— Это как анекдот про лягушку, — хмыкнул Вадька. — Лягушку спрашивают: «Лягушка, лягушка, а что ты такая мокрая, скользкая, противная?» А она:

«Болею я так. А вообще я теплая и пушистая». Ну, ладно, что-то заболтался я тут с вами.

Катя знала, что Кравченко, как это было у него заведено по выходным субботам, всегда отправлялся спозаранку в какой-то тренажерный клуб, где занимался тем, что на его языке называлось «качаться». Что это такое, она не вникала. Поначалу ей часто представлялись детские веревочные качели, имевшиеся в незапамятные времена на даче ее родителей. Для Кравченко они были слишком хрупки.

— Кать... — Он снова высунулся из ванной.

— Что?

— Ну ты как?

— Что как?

— Как вообще-то? Отошла?

Она вспомнила, как вчера ночью она плакала, плакала, плакала и все никак не могла успокоиться. Слезы потекли в три ручья, едва только она переступила порог своей квартиры. В висках стучали настойчивые молоточки: барсуки и лисы... Жрут человечину... Уже жрут человечину... Банда лесная.., не успели скинуть, а банда набежала ужинать...

Растерявшийся Кравченко поил ее крепким чаем, укутывал в плед, возился и нянчился — словом, вел себя крайне сентиментально, суетливо и бестолково. Известие о смерти Лавровского он воспринял внешне весьма равнодушно.

— Завтра, Кать, завтра все разберем. Пей чай, пей скорее...

Катя, стуча зубами, приникала к чашке. Завтра — Кравченко и Колосов точно сговорились!

— И ничего есть не будешь? И кофе пить? — спросила она, зажигая плиту и ставя чайник.

— Я должен быть гулок и пуст, как пересохший колодец. — Вадим с ворчанием застегивал липучки кроссовок. — Катька, дай мне чистое полотенце! А то после в душ и...

Она достала из шкафа требуемое.

— Держи, не потеряй только.

— Когда я что терял? То-то. Разве что голову из-за одной плаксивой особы. Ну, я пошел. К одиннадцати вернусь. А ты — марш в постель. Спи крепко.

— Дел много, Вадя.

— Каких дел?

— Так. Убираться надо, квартиру вылизывать, потом кое-что приготовить.

— Э, брось. Брось, девочка. — Он подошел, обнял Катю, поцеловал ее сначала в ухо, потом в шею. — Зерно разберут мыши, кофе намелют кошки, а розы.., розы вырастут сами.

— А мясо? — спросила Катя с улыбкой.

— Какое мясо? — насторожился Кравченко.

— То, что ты купил. Окорок для запекания. Вон в морозилке мерзнет.

— Мясо! — Глаза Кравченко засияли. — Нет уж, мясо ты запеки, постарайся. И Князюшка ведь сегодня на жаркое заявится, и я прибегу после тренировки алчный и жестокий. Хищник, дикий зверь, лев пустыни. — Он напялил куртку и схватил увесистую спортивную сумку. — Адье, не поминайте лихом.

Когда дверь за ним захлопнулась. Катя решила последовать умному совету и вернуться в постель. Лежала, ворочалась с боку на бок. Затем зажгла лампу, достала книгу, но.., не читалось.

Взгляд тупо скользил по строчкам, выхватывая лишь абзацы да заглавные буквы. Из утренней вязкой тишины выплывали и гудели в ушах неуклюжие строфы: «Привыкай же, о, Катюша, привыкай к сердечным ранам. Эти раны очень остры, как края консервных банок. Как Кинг-Конг, они жестоки и кровавы, как Дракула...»

Она с раздражением потушила лампу, бросила книгу на кресло. Когда в голову лезет подобная чушь, хочется самой себя укусить за руку. «Эти раны так сердечны, как венозная аорта, и кусачи они так же, как глубинная акула...»

Она встала в девять и принялась хлопотать по хозяйству. (Она очень любила это выражение.) В половине двенадцатого вернулся Кравченко, а она все хлопотала. К часу приехал Мещерский, она все хлопотала, хлопотала...

— Кыш, неумеха! — Вадька, вальяжный и размягченный после тренировки и сауны, решил взять кухонные бразды в свои руки. — Дорогу шеф-повару!

У них с Мещерским глаза так и сияли, перелетая от размораживающегося в кастрюле окорока к духовке.

— Почему ты себе не купишь микроволновку? — глубокомысленно изрек Князь. — Быстро, вкусно и...

— И вредно, — парировала Катя. Она сосредоточенно засучивала рукава кофточки, приступая к главному: окорок надо было, как указывалось в кулинарной книге, перед запеканием натереть солью и перцем. И исхитриться при этом не пересолить и не переперчить.

— Почему вредно? Ничего не вредно.

— Там излучение, — заявила Катя.

— Господи, какое излучение? — Мещерский засмеялся. — Кто тебе сказал эту глупость?

— Вредное, электрическое. — На этом все познания Кати в принципе действия микроволновых печей исчерпывались. — И потом, там все не жареное получается.

— Не жареное! А какое же, сырое, что ли?

— Не сырое и не жареное. Микроволновое. — Катя зачерпнула лопаточкой соль из солонки и осторожно прикоснулась «солеными» пальцами к жирной свинине. — Вредное.

— Духовку зажигать? — гудел Кравченко.

— Подожди, его надо сначала завернуть в фольгу. — Катя вымыла руки и полезла в кухонную горку за фольгой.

— Зачем? Я люблю, чтоб была корочка хрустящая! — мятежно крикнул Кравченко. — Что будет-то в этой фольге?

— Вкусно будет, Вадя, не мешай ей. Женщины, знаешь ли, на кухне — королевы. — Мещерский задумчиво пил холодный чай. — Павы.

— Марш отсюда! Здесь и так дышать нечем, — попыталась выдворить их Катя... Но приятели словно вросли в табуретки.

— Не гони нас, — умильно пел Князь. — Нам так приятно на тебя смотреть, хозяюшка ты наша!

— И так тут аппетитно пахнет. — Вадим вдохнул полной грудью. Вдруг лицо его перекосилось. — А чеснок-то! — крикнул он, с размаху шлепнув себя ладонью по колену. — Чеснок забыла!

— Ой!

— Вот тебе и ой! Что делать-то?

— Ничего. Теперь фольга накалилась, мясо уже сок дало...

— Сок-сок, а без чеснока-то как же?

— Я сделаю тебе чесночный соус, — неожиданно проявил кулинарную выдумку Князь. — Как к цыпленку табака. Нужны вода, чеснок и соль.

Он долго колдовал над фарфоровой мисочкой, Катя дала ему полную волю — пусть делает что хочет.

Мещерский окунул в мисочку тонкий палец, попробовал, поморщился.

— Острый. Вадь, острый получился. Ничего?

— Нэхай острый, — гудел Кравченко, — сгодится.

— Так, значит, дела вот как поворачиваются, — задумчиво изрек Князь, пряча мисочку в холодильник. — Жутко.

— Мда-а, жутко. — Кравченко быстро переглянулся с Мещерским.

Катя отвернулась к окну. «Лисы и барсуки.., жрут человечину...» От запаха жарящегося мяса вдруг стало нечем дышать.

— Значит, его привезли в этот богоспасаемый лес и деликатно перерезали глотку под елкой. Та-ак... — Мещерский предостерегающе взмахнул рукой. — Это факт номер два, а факт номер один — Красильникову убили не в котловане, а где-то...

— А почему се убили где-то, а Лавровского привезли в лес живым и убили уже там? — робко спросила Катя.

— Почему... Будем рассуждать логически. — Мещерский обожал разглагольствовать на тему логики, он был убежден, что владеет недюжинными дедуктивными способностями. — Итак, ее убили где-то.., где-то там, где нельзя было оставить труп.

— В доме, в квартире, — подсказал Кравченко.

— А почему нельзя было оставить труп? — глупо спросила Катя и тут же спохватилась:

— Ой!

— Ничего, бывает. Оставить было нельзя, потому что нельзя. И его решили вывезти.

— А почему Лавровского повезли убивать в лес? — бросил крючок Кравченко.

— Так-так, лес... — Князь прошелся по кухне. — Напрашивается только один вывод: Лавровского планировали убить, поэтому подготовились и повезли туда, где этому никто бы не помешал. А Красильникову...

— Красильникову убили вдруг, спонтанно...

— Неосторожно, что ли? Случайно? — насторожилась Катя.

— Н-нет. Не думаю. Пока не будем гадать. Вывод бесспорный только один: ее убили в таком месте, где нельзя было оставить труп, потому что это сразу бы выдало убийцу. В случае с Красильниковой сам факт убийства необходимо было замаскировать, выдав за несчастный случай.

— Стоп! — Кравченко напоминал овчарку, почуявшую след. — Почему?

— Потому что... — Мещерский наклонился к духовке. — Ото, триста градусов уже. Как бы не обуглилось. Да потому, Вадя, что сам факт убийства каким-то образом выводил на самого убийцу. Есть здесь какая-то связь.

— Так, значит, они знали друг друга? Были прежде знакомы? Он из ее круга общения? Мещерский кивнул. Катя молчала.

— И мы его знаем? — снова кинул крючок Кравченко.

— Не думаю. Пока, во всяком случае.

— Хорошо. Давай свои выводы дальше. Итак, Лавровский... — начал Кравченко.

— Подожди. Сначала я скажу. — Катя скороговоркой выпалила то, что говорил следователю Колосов:

— Убийца Лавровского сравнительно молод, рост — выше среднего, очень силен, имеет машину, возможно, знал убитого прежде.

— Это он все по следу под елкой прочел? — ревниво хмыкнул Кравченко. — Ишь ты, Фенимор Купер!

— Мы, Катенька, не уяснили себе пока главного: связаны ли убийства Красильниковой и Лавровского между собой?

— Это же очевидно! — возразила Катя.

— Сейчас ты рассуждаешь как обыватель, а не как юрист, — мягко возразил Мещерский. — А между прочим, единственный дипломированный юрист здесь именно ты. Нас с Вадей в расчет принимать не стоит.

— Куда уж нам, советникам при посольствах, тягаться с какими-то Колосовыми, — заворчал Кравченко.

— Допустим, что два этих преступления связаны, — продолжал Мещерский негромко. — Допустим. Тогда напрашивается вопрос: почему между этими убийствами прошло две недели? Почему Лавровского, если он представлял какую-то угрозу для убийцы, не прикончили сразу же после убийства Красильниковой?

— Ну и почему? — спросила Катя.

— Вывод я делаю такой: возможно, убийца поначалу либо вообще не знал о существовании Лавровского, либо не был уверен, что тот что-то про него знает. Когда же он в этом убедился, участь Пьеро была решена.

— Подожди, подожди... — Кравченко щелкнул, пальцами. — Когда мы там балаболили с ним в гримерной, его же позвали к телефону. Ну да! Типчик накрашенный, в венке, снизу прибежал с этим известием. Лавровский тогда еще удивился. Кать? — Он крутанулся на табурете. — Что он тогда сказал, а? Вспомни.

— К телефону... Да, его вызывали к телефону в администраторской. Кажется, предлагали работу, а он и сорвался сразу, — сказала Катя.

— Вот! Работу! И Светка для него тоже работу нашла! Он сам говорил, а значит...

— Это все ничего пока не значит, — прервал его Князь. — Это только хрупкий мост между туманными берегами. За работу у нас, слава Богу, тружеников сцены пока еще не бьют.

— Это смотря кого. Талькова-то вон убили, — ввернул Кравченко.

— Там дело другое: конкуренты, зависть.

— И здесь могли быть конкуренты. Перешли кому-то дорогу, получили роли главные где-нибудь в гвоздевой пьесе, вот их и шлепнули, — не сдавался Кравченко.

— А мне кажется, ребята... — начала Катя. «Ребята», как по команде, повернулись к ней. — Мне кажется, что их убил любовник.

—???

— Не корчите глупых рож. Да-да, любовник. Ревнивый. Сначала ее, потом его. Приревновал Светку, сделал ей сцену, затем убил. На ней ведь белья нижнего не было! Вспомните! — горячилась Катя. — Они встретились где-нибудь на квартире и там...

— Что ж он ее, на квартире в сапогах и дубленке, что ли, трахал? А трусы и колготки снять успел? Нет, это чушь какая-то. — Кравченко покачал головой. — Мужики так не поступают.

— Почему? — удивился Мещерский. — Вон в старом Китае женщины снимали с себя все, кроме носков и башмачков. Ноги держались всегда обутыми, во всех пикантных ситуациях.

— Это китайцы, у них ноги с детства изуродованы, оттого их и не показывают даже в постели. Нет, для нашего мужика, — Кравченко горделиво оглядел кухню, — подобное поведение просто глупо.

— А может, он псих? — спросила Катя.

— Может, вполне. Учитывая тот способ, которым он убивает.., бр! — Кравченко передернул саженным плечом. — Как все-таки это неэстетично! Металлический штырь. Итак, Князюшка, ты у нас главный мастер на выводы. Вот что значит дипломатическое образование! И какой твой самый главный вывод, а?

Мещерский многозначительно кивнул на духовку.

— Успеется. Пусть доходит еще три секунды. Ну и?..

— Не будем гадать на кофейной гуще, друзья, — молвил Мещерский торжественно. — Сдается мне, что Катин коллега мистер Колосов знает кое-что интересное по этому делу. Один шаг к обмену информацией им уже сделан. Подождем второго. Не будем спешить. Подождем.

— Чего? — Кравченко уже надевал на руки шерстяные рукавицы-охваталки", готовясь доставать запеченное мясо.

— Подождем, ребята, прилива его откровенности. — Мещерский разгладил на столе скатерть. — Думаю, он человек слова. Если он сказал Кате, что все объяснения будут в понедельник, то так тому и быть. Ты его только не проворонь. Катюша.

— Не уйдет, возьму живым и теплым. — Она встала. — Ну, помогайте же накрывать, окорок готов.

— Это всегда пожалуйста, — ухмыльнулся Кравченко.

Князь уже гремел посудой в шкафу.