Служба внутренней безопасности

Джон плохо спал этой ночью: голова, лежащая на столе, и кровь на измятых листах всю ночь стояли у него перед глазами.

Вот уже месяц, как он, Джон Оклбрайт, возглавляет службу безопасности этого научного центра. Да, собственно, он и раньше, будучи штатным сотрудником ЦРУ, последние годы службы курировал этот важный объект научных стратегических исследований. При достижении пенсионного возраста он принял предложение своего руководства возглавить службу безопасности в этом учреждении.

«Знай я раньше, какой здесь оклад, давно бы ушел на пенсию. Спокойная работа, утренний чай, кофе, секретарша. Нормированный рабочий день – благодать. Не то что в разведке. Беспрерывные командировки, питание где придется. Постоянное внутреннее напряжение: да в конце концов – элементарный риск попасть под пули. Не заметил, как выросли двое детей: жене орден за это надо выдать…».

Но это уже в прошлом. События последних дней могут принести ему массу серьёзных неприятностей, а главное, хлопот. Убийство сотрудника, а тем более руководителя научного секретного проекта, и пропажа специального диска, необходимого для этих исследований, потрясли всех.

Дверь открылась, в кабинет вошли сотрудники службы: Дэн Макинрой, Сара Байер и Рассел Гарман.

Джон с раздражением взглянул на своих подчиненных: вошли без стука. Но их уставший вид, утомленные лица и тихий разговор между собой красноречиво свидетельствовали: ночь и у них была беспокойная. Все прекрасно понимали всю ответственность и последствия этого происшествия. Он не стал делать сотрудникам замечания: люди устали.

В полной тишине они расселись за длинным столом, напряжённо глядя на своего начальника. Как всегда, рядом с креслом шефа, по правую руку от него, сел его заместитель – Дэн Макинрой, небольшого роста, сорокадвухлетний мужчина, довольно упитанной комплекции и с большими залысинами на голове. От него всегда пахло дорогим одеколоном и, как успел определить Оклбрайт, всегда одной и той же фирмы. Джону нравился этот запах, но спросить у заместителя название парфюма он не решался. И еще одна черта его характера бросалась в глаза. Несмотря на свою, прямо скажем, бедную растительность на голове, Макинрой, тем не менее, имел привычку постоянно зачёсывать свою жиденькую шевелюру на правый бок, прикрывая лысину на голове. Для этих целей он всегда носил короткую пластмассовую расческу, поминутно используя её по своему прямому назначению. Это вошло у него в привычку, и сотрудники не обращали на это внимания, но выглядела эта постоянная процедура прихорашивания забавно. Привычка причесываться у Дэна осталась с холостячества: видно, очень хотелось нравиться женщинам. Несмотря на свой далеко не юный возраст, Макинрой только недавно впервые женился. Сослуживцы его понимали и догадывались: от постоянного прихорашивания жена скоро его отучит. «Нечего глазами стрелять в посторонних женщин. Настрелялся уже. Хватит. Для меня ты и непричесанный хорош», – скорее всего, говорила Макинрою молодая супруга.

Оторвавшись от размышлений, Оклбрайт взглянул на своих коллег. Его несколько удивил внешний вид сотрудников. Они были одеты в строгие официальные костюмы. Даже Сара Байер, заведующая сектором комплектации кадров, сегодня облачена в строгую белую блузку и черный жакет. Своего заместителя, Макинроя, он вообще впервые увидел в таком наряде. Строгий тёмно-синий костюм и галстук серого цвета довольно прилично смотрелись на нем. Из нагрудного кармана, естественно, выглядывал кончик расчёски. Не отстал от Макинроя и третий сотрудник, Рассел Гарман, – старший вчерашней смены охраны.

«Раньше за сотрудниками подобного не наблюдалось, – невольно отметил шеф безопасности, – да никто и не требовал от них этого». Джон прекрасно понимал их состояние: полиция, следователи, осмотры места происшествия, протоколы допросов – надо выглядеть официально. Он взял из коробки сигару и пересел поближе к сотрудникам. Поздоровавшись с ними, дал слово своему заместителю.

Макинрой открыл папку и вытащил несколько листов с напечатанным текстом. Усталым взглядом оглядел присутствующих и, уткнувшись, как школьник в тетрадку, в разложенный перед ним текст, хотел было начать доклад, но неожиданно Оклбрайт прервал его:

– Мистер Макинрой, дайте краткую характеристику каждому сотруднику лаборатории, пожалуйста. Я с ними разговаривал, но еще не успел детально ознакомиться с их анкетными данными. Дважды беседовал с руководителем лаборатории – мистером Дорлингом. У меня создалось впечатление, что профессор был настоящим фанатом науки.

– Миссис Байер это сделает лучше, – проворчал Макинрой.

Сара Байер, словно ждала подобного предложения, и, почти не заглядывая в разложенные перед ней документы, сухим, казенным голосом, стала докладывать по существу:

– Согласно первоначальному решению руководства Центра о создании научно-исследовательского проекта, был утвержден штат лаборатории, состоящий из шести сотрудников. На тот момент проекту была присвоена третья группа секретности. Но буквально месяцев через восемь к нам поступило распоряжение о переводе проекта в режим особой секретности, что соответствует первой группе. Двух сотрудников, несмотря на возражения мистера Дорлинга отстранили от работы.

Предваряя вопрос шефа, Дэн Макинрой тут же пояснил причину увольнения:

– Распоряжение на их увольнение поступило сверху без объяснения причин, мистер Оклбрайт. Он поднял палец и показал на потолок. – Мне кажется, что это связано с успешными первоначальными результатами исследований и, как результат, мерами повышенной секретности. Извините, миссис Байер. Продолжайте.

– Интересно! Так что, этим сотрудникам не доверяли или они не справлялись со своими обязанностями? Странно, тем более, руководитель проекта возражал против их отстранения.

– Нам неизвестны эти подробности, мистер Оклбрайт, – почти одновременно ответили Сара Байер и Макинрой.

– Но один из тех двух уволенных по-прежнему работает в Центре. Он совершенно не обижен на нас и продолжает общаться с бывшими коллегами. Со вторым уволенным сотрудником сложнее: он уволился, и мы не знаем, где он работает, – добавила миссис Байер.

– Хорошо, продолжайте.

– На сегодняшний день в штате лаборатории четыре, извините, – поправилась Байер, – три сотрудника. Русский ученый, мистер Калинин, имеет ученую степень. Переведен к нам из Технологического университета города Тампере. Это в Финляндии, – уточнила на всякий случай она. – Ему сорок восемь лет. Женат. Двое детей. Семья проживает на Украине. Замечаний не имеет. Как вы, мистер Оклбрайт, выразились, он тоже фанат науки. Кстати, Украина – это один из штатов бывшего Советского Союза. Теперь это самостоятельная республика, мистер Оклбрайт.

Миссис Жаклин Мэрой – американка. Имеет ученую степень. Работает в Центре свыше двадцати лет. Ей шестьдесят три года. Не замужем. С мужем развелась давно. Детей нет. Родственников не имеет. Ведет замкнутый образ жизни. Практически все свободное время проводит в Центре. – Оторвавшись от чтения документов, Сара, видно что-то вспомнив, сделала паузу. – Незадолго до убийства я разговаривала с профессором. Мистер Дорлинг жаловался, что его сотрудница в последнее время стала очень раздражительной и рассеянной; часто ошибается в записях результатов лабораторных исследований. Но как к ученой даме он не имеет к ней претензий.

«Ее фундаментальные знания в области физики и трудолюбие вызывают уважение, но что-то с ней не так в последнее время», – в заключение сказал профессор. Просил меня как-нибудь переговорить с ней. – «Может, она чем-то больна? Устаёт? Все-таки возраст дает о себе знать». Профессор просил поговорить с миссис Мэрой, но очень осторожно, не травмируя её психику. Я, к сожалению, не успела выполнить его просьбу. Не нашла подходящего случая, зато успела навести справки о ее здоровье. Кажется, дела у нее не блестящие. Более подробный диагноз мы скоро получим.

Несмотря на сухой, без лишних эмоций доклад при обсуждении кандидатуры миссис Мэрой, голос руководителя сектора комплектования кадров несколько потеплел. Так, наверное, всегда относятся к старожилам, да и просто к пожилым людям. Оклбрайт заметил эту деталь, но не стал задавать лишних вопросов. Ему и так уже было ясно, что с этой «учёной дамой» придется расстаться.

– Мистер Ричард Ригли. Математик. Со слов покойного профессора, талантливый математик. Американец. Как и Калинин, переведен к нам из Технологического университета. Двадцать девять лет. Холост. Вспыльчивый. Несмотря на беспокойный характер, тем не менее, прекрасно уживается с коллегами. Да, и вот еще: имеет два привода в полицию. Первый раз в Финляндии за пьяный дебош в баре, второй раз уже здесь и по той же причине. Видно, у парня со спиртным проблема.

Мистер Оклбрайт, не мое дело, конечно, но я надеюсь, перечисленные мною сотрудники не рассматриваются в качестве подозреваемых? У них, на мой взгляд, отсутствует мотив преступления.

– Бог с вами, миссис Байер. Разговор не идет о подозрении в убийстве. Мы пытаемся выявить хоть какую-то дополнительную информацию; что-то узнать о характере и личных качествах каждого, кто непосредственно работал с профессором Дорлингом. Вот, например, Ричард Ригли – любитель женского пола и выпивки. ФБР, надеюсь, уже проверяет его окружение: знакомых и друзей. И наша задача помочь следователям.

Оклбрайт кивнул Макинрою:

– Давай, Дэн, продолжай.

– Мистер Оклбрайт, мы детально опросили всех сотрудников лаборатории и по минутам установили местонахождение каждого из них во второй половине того злополучного дня.

Голос заместителя звучал глухо и монотонно, без всякой интонации. Джона, несмотря на короткий срок общения со своим помощником, раздражала подобная манера доклада, но приходилось терпеть. «Не время делать замечание», – опять с раздражением решил он.

– Все сотрудники примерно 16.45 находились внутри помещения лаборатории. Пришла партия ранее заказанного для лаборатории дополнительного оборудования, и все, в том числе и профессор Дорлинг, распаковывали коробки, намереваясь после обеда монтировать его, чем и занимались позже сотрудники этой лаборатории – Жаклин Мэрой и Ричард Ригли. Профессор и мистер Калинин обсуждали программу испытаний на следующий день. Оба удалились за рабочий стол профессора и производили какие-то расчеты, попросив сотрудников соблюдать тишину. Профессор редко пользовался своим личным кабинетом: старался как можно чаще находиться в лаборатории. Его общение с Калининым продолжалось недолго.

– Калинин… Кажется, именно он придумал необычную идею, Дэн? – спросил Оклбрайт. Присутствующие утвердительно кивнули. Макинрой поднял голову, посмотрел на шефа и продолжил:

– Чуть позже Ричард Ригли подошёл к ним и попросил мистера Калинина отвлечься, предлагая ему срочно обсудить с ним спорный, с его точки зрения, вопрос. Мистер Калинин согласился. Они сели на диван, заварили кофе и стали разбирать математические выкладки. Через несколько минут обсуждение переросло в спор, причем на повышенных тонах. Их громкая перебранка стала мешать профессору, и тот попросил их поговорить где-нибудь за пределами лаборатории. Что они и сделали, покинув её ориентировочно в 16.35. Переодевшись в бытовой комнате для мужского персонала, спустились в бар. Минут через некоторое время Жаклин Мэрой тоже вышла из лаборатории и также переоделась в женской половине бытовой комнаты. Но потом, по ее словам, она вернулась в помещение лаборатории, т.к. вспомнила, что забыла закрепить один из датчиков на испытательном стенде. Укрепив его, она примерно в 17.25 попрощалась с профессором, который что-то очень увлеченно писал в своей рабочей тетради и, не поднимая головы, только кивнул ей на прощание. Ей показалось, что он был очень взволнован. Отсутствие любимого кота шефа у него на коленях тоже подтверждало состояние взволнованности профессора: так, по крайней мере, рассудила Мэрой. По её словам, диск на тот момент был на месте. Затем она спустилась в бар. Ориентировочно в 17.40 профессор закрыл лабораторный блок и вскоре покинул территорию Центра. Охрана зафиксировала время его выезда на своем автомобиле с территории Центра.

– О знаменитом коте я слышал. Что, он постоянно находится в помещении лаборатории? – спросил Оклбрайт.

– Да, в общем-то, кот практически не выходит оттуда. Ему оборудовали уголок для туалета в дальнем углу лаборатории, – подал наконец голос третий сидящий за столом сотрудник – Рассел Гарман.

Его красивый баритон и неторопливая манера разговора создавали впечатление, что такой голос должен принадлежать человеку медлительному, крупного телосложения, с правильными чертами лица и мягкой мужской улыбкой. Но это было не так. Небольшого роста, худенький, с выпирающим вперед кадыком, что на фоне небольшой головы делало его внешность похожей на голову птицы, Рассел Гарман имел довольно неказистый вид, прямо скажем, не красавца. В то же время он был человеком жизнерадостным, с лёгким для окружающих характером. Рассел прекрасно знал о недостатках в своей внешности, но относился к этому философски, вовсю эксплуатируя своё главное достояние – голос. Его бархатная, чарующая женщин интонация почти всегда помогала добиваться своего: не каждая женщина после разговора с ним по телефону могла при виде Рассела сказать ему «нет», так, лёгкое разочарование, не более. И стоило Гарману снова заговорить, как и этот нюанс исчезал.

– Конечно, это не положено, – словно оправдываясь, буркнул Макинрой, – но нам приходилось считаться с причудами профессора Дорлинга.

– Изредка один из сотрудников Центра с разрешения профессора после дежурства уносил кота к одной из своих знакомых, у которой есть кошка той же породы, – добавил Гарман. Мужчины ухмыльнулись.

– Мистер Оклбрайт, – продолжила Сара, – хочу добавить по поводу доклада мистера Макинроя. Именно в это время я заходила в бар и сама видела там перечисленных им сотрудников лаборатории. Мистер Калинин и Ричард Ригли действительно разговаривали между собой на повышенных тонах, споря о каких-то магнитных преломлениях. В другом конце бара находилась Жаклин Мэрой, которая сидела за столом вместе с вашей секретаршей – Салли. Вы, наверное, ещё не знаете, но они давние подруги. Обе кивнули мне, приглашая присоединиться к ним. На столе у женщин стояли кофе и сок. Миссис Мэрой курила сигарету и что-то возбужденно говорила своей подруге.

– Это, кстати, подтверждается и камерами видеонаблюдения, – дополнил Макинрой. Послюнявив палец, он перевернул страницу в записной книжке и бегло просмотрел дальнейший текст.

– Минут через двадцать, – продолжил Макинрой, – обе женщины рассчитались и покинули территорию Центра. В баре оставались только мистер Калинин и Ричард Ригли. Около 18.00 они тоже вышли из бара. Мистер Ригли покинул территорию Центра сразу, а Калинин вернулся в лабораторию: по его словам, он забыл свой портфель.

– Одна вернулась, что-то забыла; другой тоже что-то забыл. Не многовато ли для одного раза? Надеюсь, профессор не возвращался? – проворчал Оклбрайт, но заместитель не обратил внимания на реплику шефа или просто не расслышал.

– Ради любопытства Калинин подошёл к стенду, снял защитную плёнку, которой всегда накрывают стенд после работы, и сразу же обратил внимание, что диск отсутствует. По словам мистера Калинина, к стенду он подошел машинально, желая убедиться, что оборудование полностью подготовлено к утренним экспериментам. Как он сказал: «Последнее время приходится чаще контролировать миссис Мэрой».

Об отсутствии диска он немедленно сообщил старшему смены охраны мистеру Гарману, который тут же поставил меня в известность. Камеры наблюдения, контролирующие коридоры и непосредственно вход в помещение лаборатории, подтвердили: Калинин вторично вошёл в лабораторию именно в это время и больше оттуда не выходил. С разрешения мистера Калинина мы вынуждены были произвести его личный досмотр, включая и содержимое его портфеля. Думаю, мы не превысили своих полномочий.

– Вы все правильно сделали, Дэн. Так что же получается? В лабораторию никто из посторонних не входил, видеонаблюдение это подтверждает. Я надеюсь, окна в помещении вы проверили: они закрыты изнутри? Последним уходил всё-таки профессор, следовательно, диск мог забрать только он? И через полтора часа его находят мёртвым… Кстати, сколько времени нужно, чтобы демонтировать диск? Сотрудники растерянно переглянулись между собой.

– Уточним, мистер Оклбрайт, – за всех ответил Макинрой.

– Уточните. Странно все это. Очень странно. Зачем профессору диск? Бред какой-то, – с раздражением произнес Оклбрайт, наконец-то закурив сигару. – О пропаже диска известно только присутствующим здесь, Дэн?

– Естественно. Согласно инструкции, вход в помещение этой лаборатории разрешен строго определённому кругу лиц. Рядовые сотрудники охраны в этот список не входят. Об убийстве профессора часть сотрудников, в том числе и охрана, дежурившая после убийства, знает. Этого не скрыть. О пропаже диска знаем только мы. Ну и следователи, естественно. По кабинету распространился тонкий запах табака.

Подчинённые с живым интересом уставились на шефа: церемониал демонстрации поднимающейся вверх шеренги сочных колец сигарного дыма всегда завораживал их. Оклбрайт делал это мастерски, но зазвонивший один из телефонов, прервал это действо.

– Звонят из ЦРУ, – прозвучал в переговорном устройстве голос Салли Митчелл. Присутствующие переглянулись: они догадывались, кто и зачем мог звонить по этому телефону. Чтобы не мешать своему руководителю, потихоньку потянулись к выходу. Джон кивком головы дал понять, что пригласит их позже.

– Сейчас возьму трубку, – ответил он секретарю.

Эта пятидесятилетняя «с хвостиком» моложавая женщина работала в этом Центре чуть ли не со дня его образования, точнее, находилась в этой организации буквально с первых дней. Как она сама говорила: «Я видела Роберта Оппенгеймера и общалась с Алленом Даллесом». Она имела в виду, что шеф ЦРУ часто приезжал на этот объект, особенно в первое время.

«Мистер Даллес мне лично жал руку», – всегда добавляла она.

Самое интересное, что Салли не обманывала. Ну, Оппенгеймера она вряд ли хорошо помнит. Ее отец во время войны занимал в разведке довольно высокий пост. Правда, в конце пятидесятых годов он умер от инфаркта: война у многих тогда подорвала здоровье. Ален Даллес был в приятельских отношениях с ним и, естественно, неоднократно навещал своего приятеля дома. Грозный шеф разведки действительно мог держать за руку маленькую Салли, даря ей на Рождество подарки. Её мать тоже одно время работала в одном из технических отделов разведки, но с образованием исследовательского Центра её перевели сюда. И мать, в нарушение дисциплины, часто брала маленькую дочь с собой на работу. Ну а потом и Салли подросла. Стараниями матери она также устроилась работать в Центре, но в отличие от родителей дочь не выделялась глубокими познаниями в науках, да, собственно, и в других областях тоже. Выйдя несколько раз замуж и родив от последнего брака дочь, она успокоилась. Теперь Салли вела довольно уединённый образ жизни, живя в этом небольшом городке, оставаясь такой же привлекательной и жизнерадостной.

С этими подробностями Джон Оклбрайт ознакомился, прочитав ее личное дело, когда принимал дела у своего предшественника. Помимо всего, Джон выслушал от него и ряд устных рассказов о сотрудниках службы. В частности, Салли, как секретарю, он дал самую хорошую оценку, какую может дать скупой на любую похвалу старый служака.

«Не вундеркинд, конечно, но ей можно доверять, – коротко тогда сказал он. – Но вот дочь у нее...» В это время в кабинет вошла сама Салли, и разговор прервался. Возобновить прерванную беседу о дочери секретарши потом не получилось: отвлекли другие разговоры.

Вся эта информация пронеслась в голове Оклбрайта за ту паузу, что мог позволить себе бывший сотрудник ЦРУ, прежде чем ответить бывшему начальнику.

Раздавшийся в трубке голос с характерной интонацией принадлежал его старому знакомому, руководителю одного из управлений разведки, и этот голос не предвещал для Джона ничего хорошего. Бывший начальник был старше Джона на три года и пришел в разведку из действующей армии в чине генерала; по традициям ведомства, за ним осталось это звание, а генералов, как известно, по возрасту на пенсию не отправляют. Только если проштрафятся. Оклбрайт тяжело вздохнул: «Сейчас начнется промывание мозгов».

Генерал крайне редко лично звонил своим сотрудникам, а уж бывшим – тем более. Сработала многолетняя привычка пожирать глазами начальство и преданно смотреть на шефа. Поэтому Джон нехотя вытащил изо рта сигару.

«Чёрт, испортил весь утренний кайф. Не мог позвонить чуть позже», – раздраженно подумал бывший подчинённый, кладя сигару на край пепельницы. Процедура – утром дома принять холодный душ и в строго определённое время на работе раскурить первую сигару, как и выпить чашку кофе – стала для него жизненно важной привычкой, и любое изменение этой процедуры могло испортить ему настроение на весь день. Правда, его успокаивало то обстоятельство, что разговор будет коротким: генерал никогда не говорил больше пяти минут. За эту способность укладывать свои мысли в короткий срок и ценило его высшее руководство ЦРУ. На доклады в Конгресс и администрацию президента страны, как правило, посылали именно его бывшего начальника. Помимо всего, шеф обладал феноменальной памятью. А это Создатель дает не каждому.

– Джон, – не здороваясь, начал генерал. – Я надеюсь, ты знаешь, над какой темой в последнее время работал твой сотрудник?

Оклбрайт мысленно усмехнулся:

«Как можно все узнать за такой короткий срок? Научно-исследовательские лаборатории по степени секретности классифицируются на три группы. Чрезвычайное происшествие произошло в лаборатории, относящейся к первой группе, высшей. Естественно, я начал детально вникать в работу персонала сотрудников второй и третьей, полагая, что в первой работают самые проверенные, а значит, наиболее надёжные люди. Да и секретных лабораторий здесь более десятка», – поэтому Джон только хмыкнул в ответ, но бывший шеф не обратил на его хмыканье ни малейшего внимания.

– Парнями этой лаборатории, – продолжил генерал, – получены уникальные результаты исследований. А их руководитель вдруг оказывается мёртвым. Ты не находишь это, мягко говоря, странным? И как могло оказаться, что диск вынесен с территории Центра? ФБР задаёт нам вполне законные вопросы. У наших соответствующих служб появились к тебе те же вопросы. Ты знаешь, Джон, о каких службах я говорю.

Генерал на несколько секунд сделал паузу. Воспользовавшись этим обстоятельством, Оклбрайт немедленно парировал в общем-то заслуженные претензии шефа.

– Мистер Коллинз, я не знаю, как это случилось. Служба безопасности работает нормально. Своевременное обнаружение самого факта кражи – яркое подтверждение этому. Я тут же провёл предварительное расследование и немедленно выехал к заведующему лабораторией домой. Поехал один, чтобы на всякий случай не привлекать лишних свидетелей. Результат вы знаете.

– Знаю, Джон. Знаю. Но зато ты еще не все знаешь. – Голос генерала звучал спокойно, но в интонации стали появляться такие знакомые Джону металлические оттенки.

– Экспериментальные работы, как мне известно, проходили успешно. Ожидалось грандиозное открытие, которое продвинуло бы научный прогресс Америки далеко вперед. Военные постоянно интересуются ходом ваших исследовательских работ и потирают руки от нетерпения, ожидая новый вид оружия.

Видно, спохватившись, что он не на трибуне в Конгрессе, выбивая очередное финансирование, генерал умолк. Успокоившись, он уже более миролюбивым голосом продолжил:

– Совсем недавно по нашим каналам прошла информация, что русские вплотную занимаются поисками научных работ, связанных с изучением леви… – Коллинз прервал свою речь, быстро сообразив, что по телефону вслух такие вещи не говорят, и тут же поправился. – Ну, ты знаешь, о чем я говорю. Надо же, какое совпадение – убийство ведущего ученого и хищение лабораторных материалов произошло именно по этой теме.

От возмущения голос генерала опять прервался. Последовала пауза. Немного успокоившись, Коллинз тихим и медленным голосом продолжил:

– Тебя это не наводит на определённую мысль, Джон? Один из авторов нашего проекта – русский ученый. Нет, конечно, я не провожу параллель, но подобная версия имеет право на жизнь. И вот ещё что. Я встречался с директором ФБР: они получили указание администрации президента не афишировать в средствах массовой информации данное происшествие. Но ты же знаешь фэбээровцев. Чтобы утереть нам нос – растрезвонят на всех углах. Им только дай повод.

Генерал опять сделал паузу. В телефонной трубке послышалось характерное шуршание, которое обычно издают перелистываемые страницы.

«Это уже интересно. Видно, тоже стареет. На память не полагается: просматривает записи. Раньше такого не было. Сдаёт генерал», – пронеслось в голове Джона.

– Я не говорил руководству полиции о твоем визите в дом профессора, – услышал Джон голос шефа. – Им это знать не обязательно. Надеюсь, следов ты там не оставил. В конце концов это наш прокол, нам его и устранять. Думаю, что найдем, кто таким образом интересуется нашими военными разработками. Конечно, оказывай полиции посильную помощь, но в любом случае мы должны первыми узнать имя убийцы. Помни, Оклбрайт, главное для нас даже не кто убил, а как могло произойти такое и зачем. Мы не должны допустить повторения подобного, как это произошло с разработкой технологий создания атомной бомбы в конце сороковых годов. Ты прекрасно помнишь то время. Русские нас тогда обыграли очень профессионально.

И последнее, Джон. Переданные тобой нам на экспертизу остатки табака, фотографии следов обуви и протекторов колес готовы. Ознакомься с заключениями, но они мало что нам дают. Поверь мне. Ни одна картотека результатов по ним не дала. Да и не могла дать: дождь практически размыл все следы. Небольшую надежду дала экспертиза пули, извлеченной нашей доблестной полицией из головы убитого. По информации ФБР, она соответствует пулям, выпущенным из пистолета при ограблении одного из банков в Калифорнии. У полиции это единственная зацепка, но особых надежд на неё там тоже не возлагают. Дело об ограблении банка закрыто. Преступники убиты полицией в момент задержания; похищенная сумма очень незначительна, но ствол до сих пор не найден.

Генерал тяжело вздохнул и уже уставшим голосом закончил:

– Дело очень серьезное, Джон. Последствия самые непредсказуемые. И для тебя тоже.

Раздавшиеся в телефонной трубке гудки означали: разговор закончен. Джон посмотрел на часы. Ровно пять минут. Шеф, как всегда, лаконичен. Почему-то Оклбрайт вспомнил интересную деталь, связанную с генералом. Он вспомнил Патрика Радриджа. Ведь именно генерал Коллинз настоял тогда на проведении той злополучной операции, в которой бесследно исчез его товарищ вместе с военным кораблем и экипажем. Да, дела давно минувших дней.

Еще раз прокрутив в памяти весь разговор с генералом, Оклбрайт наконец-то опять раскурил сигару и мастерски выпустил сочные кольца дыма в потолок. Полюбовавшись плотными кольцами сигарного дыма, плавно парящими в воздухе друг за другом, он встал с кресла.

Душно. Включил напольный вентилятор. На глаза попался телевизионный пульт. Нажал на кнопку. По телевизору шли новости: Билл Клинтон давал интервью журналистам.

Погруженный в собственные размышления, Джон почти не обращал внимания на формальные ответы президента и такие же малозначимые вопросы журналистов, но один вопрос, заданный какой-то журналисткой, привлек его внимание:

– Господин президент, как вы считаете, президент России Ельцин останется на второй срок?

Вопрос был совершенно неожиданным. По лицу Клинтона было видно, что он не был готов к нему. Билл Клинтон посмотрел на помощников. Те пожали плечами – мол, протоколом пресс-конференции такие вопросы не предусматривались. Самодеятельность журналистки… Что поделаешь? Возникла пауза. Все замерли в ожидании ответа.

Оклбрайт тоже внутренне напрягся, уставившись в экран телевизора.

«Ну, парень, давай скажи, что ты думаешь по этому поводу. Это тебе не на саксофоне играть и девок щупать», – мысленно подзадоривал своего президента старый разведчик.

Как и подобает руководителю великой страны, президент Соединённых Штатов ответил просто:

– Российский народ сам решит, кому быть лидером своего государства. Но не думаю, что Россия захочет вернуться обратно в прошлое.

Все понимали, что хотел сказать президент: мол, коммунисты в лице Зюганова не

должны победить на выборах. Однако обтекаемый ответ вызвал в толпе журналистов явное недовольство. Помощник Клинтона поднял руку и, демонстративно показывая пальцем на свои наручные часы, громко объявил об окончании пресс-конференции: «Все, господа! Время пресс-конференции закончилось. Спасибо».

Президент Билл Клинтон не мог громогласно заявить всему миру, что уже несколько месяцев в России работают лучшие американские PR-агентства, поднимая резко упавший рейтинг больного Ельцина.

«Криминальный беспредел, коррупция, бестолковая война в Чечне, безудержный и часто не оправданный «парад суверенитетов» бывших территорий огромной империи и, конечно, вечное пьянство самого Ельцина, что в купе с больным сердцем не могло не сказаться на принятии им ошибочных решений. Конечно, все это отразилось на его авторитете. Чего стоила выходка нетрезвого президента России во время официальной встречи, когда он пытался дирижировать военным оркестром на аэродроме. Эти кадры обошли тогда все средства массовой информации мира. Чехарда с назначениями премьер-министров не позволила Ельцину выдвинуть всенародно поддерживаемого преемника. Этим, конечно, воспользовались коммунисты: их популярность продолжала угрожающе расти. Она уже превысила опасную для недавно народившейся демократии черту». Все эти мысли пронеслись в голове Клинтона, который и сам хотел бы знать ответ на этот щекотливый вопрос журналистки. Поэтому совместный доклад ЦРУ и ФБР о подозрении российского посольства в научном шпионаже и убийстве в этой связи гражданина Америки он перечитал дважды. Конец резолюции президента на титульном листе короткого доклада гласил: «Официальных запросов в посольство России не направлять. До полной ясности в расследовании прессу исключить».

Главнокомандующий вооружёнными силами США как мог помогал своему другу Борису: такой скандал мог поставить крест на его карьере, а следовательно, и на взаимоотношениях с Россией.

Прочитав резолюцию президента на своем докладе, шеф ЦРУ с ней согласился: «Действительно, нельзя допустить утечки информации. Президент прав. Очередной международный скандал, раздутый средствами информации до глобальных масштабов, не принесёт президенту России авторитета. Постараются в этом прежде всего наши газетчики и телевидение: что что, а опыт в подобных делах у них огромный. Не все круги политического бомонда Америки согласны с президентом в его стремлении на сближение с Россией. Далеко не все. Да и коммунисты бывшей Страны Советов немедленно этим воспользуются. Они ещё сильны: эти выборы – последний их шанс».

О чём размышляли президент страны и руководители служб безопасности, Джон, конечно, не знал. Но они и мало его интересовали. Другие мысли владели шефом безопасности в это время:

«Убит руководитель научного проекта и, по мнению руководства разведки, проекта мирового значения. Неужели эти научные изыскания и в правду настолько глобальны, что им занимается лично генерал Коллинз? С его слов, на карту поставлены интересы Америки. И я, Джон Оклбрайт, опять оказался в центре событий. Ничего себе тихое место нашел на старости лет».

Он тяжело вздохнул, продолжая анализировать создавшуюся ситуацию:

«Исследовательские работы по проекту временно прекращены: диска-то нет. Сотрудники до окончания следствия отстранены от работы. Ну ладно, украденный диск можно заменить, в конце концов. Но кто продолжит научные эксперименты? Остались три сотрудника лаборатории. Хватит ли у них опыта и знаний? Один из трёх – автор идеи. Кстати, какой идеи? Пора бы и мне узнать её смысл. Насколько глубоко осведомлён в деталях проекта русский учёный Калинин? Может ли он самостоятельно продолжить исследования? Получается, что от него зависит будущее проекта… Можно ли ему доверять? Не русский ли он агент? За наши деньги разработали тему, забрали себе всю информацию, а профессора – на тот свет. Нет. Чушь, какая-то. Вопросов много, но где ответы? Мистер Калинин, кто Вы?»