Словно невоздержности не существует: никто, дескать, не поступает вопреки

Изнеженности (malakia) и избалованности, (tryphe), с одной стороны, и о

Воздержности - с другой.

Дело в том, что ни тот, ни другой склад [души]

нельзя представлять тождественным соответственно с добродетелью или

испорченностью, ни отличным по роду. Как и в других случаях, [нам] нужно

изложить, что людям кажется, и, разобрав сначала спорные вопросы, показать

таким образом по возможности все заслуживающие внимания мнения (ta endoxa)

об этих страстях, а если не [все], то большую их часть и самые главные, ибо,

когда сложности будут разрешены и мнения, заслуживающие внимания, отобраны,

тогда, видимо, и [предмет] показан достаточно.

2. Принято считать, что воздержность (egkrateia) и выдержанность

(karteria) относятся к числу вещей добропорядочных и достойных похвал, а

невоздержность и изнеженность - к числу дурных и осуждаемых и "воздержный" -

это то же, что "придерживающийся расчета" (emmenetikos toi logismoi), а

"невоздержный" - "отступающий от расчета" (ekstatikos toy logismoy).

И если невоздержный, зная, что [поступает) дурно, тем не менее поступает [так] под

влиянием страсти, то воздержный, зная, что [его] влечения дурны, не следует

им благодаря [рас]суждению (dia ton logon).

И с одной стороны,

Благоразумного признают воздержным и выдержанным, а с другой - по мнению

одних, [воздержный и выдержанный] благоразумен во всех отношениях, а по

мнению других - не во всех; и если одни смешивают распущенного с

невоздержным и невоздержного с распущенным, то другие их различают.

О

рассудительном же иногда говорят, что он невоздержным быть не может, иногда

- что иные, будучи рассудительными и одновременно изобретательными,

невоздержны. И наконец, говорят о невоздержных в порыве ярости, (в жажде]

почестей и наживы.

Вот что, стало быть, говорится обычно.

3(II). Пожалуй, возникнет вопрос, как [можно], имея правильные

представления, вести невоздержную [жизнь]. По этому поводу некоторые

говорят, что "знающий" (epistamenos) не способен быть [невоздержным], ведь

Нелепо, по мысли Сократа, если, несмотря на имеющиеся у человека знания

(epistemes enoyses), верх [в нем] одерживает нечто иное и таскает [его за

собою], как раба.

Сократ ведь вообще отстаивал разумность (logos) так,

словно невоздержности не существует: никто, дескать, не поступает вопреки

тому, что представляется наилучшим, а [если поступает, то] только по

неведению. В таком виде это учение явно противоречит очевидности, и надо

исследовать [вопрос] о страсти: если она [бывает] по неведению, то что это

за неведение такое [?] Ведь понятно, что ведущий невоздержную [жизнь] все же

не думает (так жить], прежде чем оказался охвачен страстью.

Некоторые в одном соглашаются с [Сократом], а в другом нет, а именно:

соглашаются, что ничего нет выше знания; но что никто не поступает вопреки

тому, что показалось наилучшим, не соглашаются. И потому они утверждают, что

невоздержный одержим (krateisthai) удовольствиями как имеющий не знание, а

только мнение.

А если это в самом деле только мнение и не [точное] знание и

если удовольствию и страсти противодействует не четкое представление, а

смутное, как у нерешительных, то можно посочувствовать тому, кто не

придерживается (me menein) этих [мнений и представлений] перед лицом сильных

влечений. Но испорченным не сочувствуют, так же как всему прочему, что

достойно осуждения.

Тогда рассудительность, может быть, противостоит [влечению]? Ведь она в

нас - самое сильное. Но и [такое предположение] нелепо: ибо тогда один и тот

же человек будет одновременно рассудительным и невоздержным, между тем

никто, пожалуй, не станет утверждать, что рассудительному свойственно по

собственной воле совершать самые дурные поступки. Кроме того, прежде уже

было показано, что рассудительный как имеющий дело с последними данностями

есть [человек] поступков (praktikos), обладающий и другими добродетелями.

Далее, если быть воздержным - значит иметь сильные и дурные влечения,

то ни благоразумный не будет воздержным, ни воздержный - благоразумным,

потому что благоразумному не свойственно иметь ни чрезмерных, ни дурных

влечений; а если влечения полезны, склад [души], который препятствует

следовать им, - дурной склад; таким образом, не всякая воздержность

оказывается чем-то добропорядочным. Но если влечения слабые и не дурные, [в

воздержности] нет ничего впечатляющего, а если они дурные, но слабые, то -

ничего великого.

Далее, если воздержность заставляет держаться всякого мнения, в том

числе ложного, она дурна. А если невоздержность состоит в отступлении от

всякого мнения, то будет [существовать] некая добропорядочная

невоздержность, как, например, у Софоклова Неоптолема в "Филоктете": ведь

он заслуживает похвалы за то, что не держался того, в чем его убедил

Одиссей, так как лгать было мучительно.

Кроме того, трудный вопрос ставит софистическое рассуждение.

Действительно, из-за того, что софисты хотят заставить принять парадоксы,

чтобы, когда это удастся, [вызвать удивление] своей изобретательностью, -

из-за этого полученный силлогизм и являет собой неразрешимую трудность. В

самом деле, мысль связана, когда из-за неудовлетворенности выводом держаться