2015-05-30
292
Полнота Бытия Неиного - есть не что иное как Культура, если последнюю рассматривать в качестве универсума актуализированных ценностных потенциальностей Культа. Согласно Сартру (“Бытие и ничто”) “человеческая реальность есть то, при посредстве чего ценность приходит в мир”. Быть человеком – значит быть устремленным к ценности: полнота собственного существования всегда является абсолютной ценностью. "На более ранних ступенях развития, - писал К.Маркс, - отдельный индивид выступает более полным именно потому, что он не выработал всю полноту своих отношений и не противопоставил их себе в качестве независимых от него общественных сил и отношений".[427] Лишь на заре своего антропологического становления человек был подлинным субъектом своей культуры, а культура позитивным средством его сакральной гуманизации. Характеризуя цель общественного производства при рабовладении и феодализме, Маркс предостерегал от романтической идеализации этих периодов, где объективно торжествуют отчуждение человека, подавленность его общественными обстоятельствами.[428] Весь последующий ход истории есть процесс вырабатывания изначальных культурных форм человеческого самоосвоения.
Эвалюативную культуру можно рассматривать в качестве предельной субъективации («субъективация субъективного») трансцендентной культуры. “Теономия, - пишет Тиллих, - не противостоит автономии, как противостоит ей гетерономия. Теономия есть ответ на вопрос, заключенный в автономии, - вопрос, касающийся религиозной субстанции и предельного смысла жизни и культуры. Автономия настолько жизнеспособна и долговременна, насколько она может отталкиваться от религиозной традиции прошлого, от осколков утраченной теономии. Но она теряет свои духовные основы. Она становится все более пустой и неуклонно движется к скептицизму, к потере смысла и цели. История автономных культур есть история постепенного опустошения духовной субстанции. В конце этого процесса автономия в тщетном порыве оборачивается назад, к утраченной теономии, либо надеется на новую теономию в творческом ожидании кайроса”[429]. Онтологическая вторичность эволюативной культуры заключается в том, что она выступает уже не интенциональным средством само -общения, общения субъекта с Сами Собой как Ноуменом (“глубинное общение”), экзистенциальной производной от внутрисубъектных отношений, а соединяет собой в единую антропную целостность, в со -бытийность, совместное бытие две человеческие половинки - Я и Ты, каждая из которых в состоянии достичь феноменальной субъективности не иначе как актуализируясь в ценностном мире другой половинки. Эвалюативная культура и есть то “средство”, которое соединяет человеческие половинки в единое родовое Человечество, выступает “средством” ценностной консолидации именитствующих субъектов. Если трансцендентная культура в антропном плане, если можно так выразиться, является культурой андрогинной, то эвалюативную форму культуры “изобрели” мужчины для того, чтобы в ценностной форме предъявлять женщинам, дарующим им жизнь (Ева в переводе с древнееврейского означает «жизнь») знаки своей любви к ним. Если символическая форма культуры была порождением взаимной любви Бога и Человека, то ее ценностная форма предназначалась для закрепления конъюнктивных чувств человека – к человеку. Если содержание первой формы культуры схватывается апофатическим определением «Бог есть любовь», то вторая форма культуры вполне может быть понята как ценностная форма любви человека к другому человеку. Однако подлинная любовь человека к человеку может быть достигнута лишь на пути обретения человеком любви к Богу. «Первичный смысл феномена любви, - писал С.Л.Франк, - состоит в том, что она есть актуализированное, завершенное трансцендирование к «ты» как подлинной, я-подобной, по себе и для себя сущей реальности, открытие и усмотрение «ты» как такого рода реальности и обретение в нем онтологической опорной точки для меня… Я не вбираю «ты» в себя, - я, напротив, сам вступаю в него, «переношусь» в него, и оно становится «моим» только на тот лад, что я сам сознаю себя принадлежащим ему. Дело идет здесь о сущем трансцендировании к реальности другого как таковой».[430]
Трансцендентная культура и выступает онтологической точкой опоры для любви в Духе или духовной любви которая может быть лишь интенционально и символически обусловленной. Она оказывается «средством» трансценденции во-внутрь выводящим человека за пределы своей релятивности в сферу абсолютного. Напротив, культура эвалюативная, в состоянии служить лишь «средством» самоактуализации Я в Ты, когда «ты» вбирается в «я» и только в процессе такого ценностного самоприсвоения «ты», «я» в состоянии наполняться собственно антропным содержанием. Однако если эти два, процесса происходят в рамках взаимосогласованных культурных форм, внутренняя гармония души оказывается не только органичной по своей метаисторической ритмике, но и вполне устойчивой в экзистенциальной ситуации, формируемой не только по человеческим, но и сакральным меркам. “Для универсалий глубинного общения, - пишет Г.С.Батищев, - особенно и первостепенно важно именно то, что они лишь векторы-указания, символически представляющие нам перспективы трансцендирования за границы нашей культуры”.[431] Любовь человека к человеку опосредованная любовью к Богу гармонизирует отношения между трансцендентной и эвалюативной формами культуры, не противопоставляет процессу обожения Человека процесс очеловечения Бога и наоборот. Возникая в качестве феноменальной производной от ноуменальной культуры, эвалюативная культура, в состоянии перманентно воспроизводиться и функционировать все же лишь на континууме субъектно-субъектных отношений, отношений между антропными субъектами. В этой связи эвалюативную культуру необходимо рассматривать в качестве феномена, возникающего в ходе перманентного процесса субъективации субъективного. Ценностная, эвалюативная культура или собственно культура в состоянии существовать лишь там и тогда, где и когда, человек относится к другому человеку субъектно, когда индивидуальности субъективируют внутренние миры друг друга, актуализируя свою антропную половинчатость в единую общечеловеческую целостность.
В предельно широком смысле культуротворческий процесс, оставаясь экзистенциальной производной от процесса субъективации субъективного, от процесса межчеловеческого общения, в то же время есть есть двусторонний процесс развертывания общечеловеческого в индивидуальном и индивидуализированного в общечеловеческом. Это такой процесс, в котором Бог и Человек обретают единую для них тео-антропологическую целостность, устойчивость которой придает примат сакральной над секуляризированной культурой в Сущем, органический синтез которых и составляет единую Культуре Неиного.
Квазиэвалюативная культура. При определенных условиях процесс субъективации субъективного может перерасти свои феноменальные, антропные рамки и превратиться в квазисубъективацию субъективного, содержанием которой становится придание Бесконечному Субъекту статуса культурного феномена – артефакта - и псевдоценностное отношение человека к символической реальности - бытии Абсолюта. В рамках такой гипертрофированной культуры Бог оказывается ценностью замыкающей собой иерархию эвалюативных значений, в религиозном сознании квазиантропного субъекта он перестает быть ноуменальным символом сущего, так как таковым себя в одностороннем порядке конституировать себя человек. Бог оказывается всего лишь ценностным артефактом культуры. По Хайдеггеру, Бог оцененный человеком как «ценность» лишается своего абсолютного достоинства, в качестве оцениваемого он начинает существовать лишь как предмет человеческой оценки [432]. Хайдеггер решительно выступает против того, чтобы трактовать “Бога” как “высшую ценность”. Лишь сохранение антиаксиологической, символической традиции во взаимотношениях с Богом позволяет человеку быть как и прежде слушателем гласа бытия, всего того что еще не затронуто тленом псевдокультурной стандартизации. Квазикультура пытается заместить собой культ, с тем чтобы родового человека конституировать в качестве Бога. Культура онтологически конструктивна лишь при условии ее органической встроенности в духовное начало, в качестве же квазикультуры она становится антикреативной силой, разрушающей сакральные основы жизни. Квазикультура подчинена лишь хроносу, а потому и противостоит творчеству, являющемуся экзистенциальным реликтом изначальной ноуменальной креации, которая всегда связана с кайросом, восходящим к Вечности. В эвалюативной культуре творчество возможно лишь в связи с тем, что хронос родовой жизни человека пронизывается кайросом, что обусловлено органической связью эвалюативной культуры с культурой трансцендентной. Когда же культура из трансэвалюативной превращается в квазиэвалюативную, она становится средством тотального разрушения символической реальности. Подчинившись хроносу, культура обречена как и хронос быть жестоким «пожирателем бытия». Как только антропная форма времени отпадает от Вечности, хронос начинает активно противостоять кайросу, культура – культу, а «сверхчеловек» - Богу. «Но как же обстоит дело с самим ценностным полаганием, - вопрошает Хайдеггер, - если оно мыслится в аспекте сущего как такового, а это значит одновременно исходя из взгляда на бытие? Тогда мышление ценностями - это радикальное смертоубийство. Тут сущее как таковое не только забивают в его бытии в себе, тут совершенно отбрасывают само бытие. Бытие - если только есть еще в нем надобность - может признаваться лишь до крайности убийственно. Ценностное мышление метафизики воли к власти до крайности убийственно, потому что оно совершенно не допускает, чтобы бытие входило в свой восход и, стало быть, в свою живую сущность. Мышление по мере ценностей заведомо не позволяет бытию бытийствовать в своей истине» [433]. К сожалению культура никогда не бывает чистой, рафинированной, она всегда есть некий синтез трансцендентных и эвалюативных ценностей с известной примесью ложных эвалюативных символов квазикультуры. Именно это обстоятельство влечет за собой известное напряжение между Духом и Культурой, чреватое дезынтеграцией душевного состояния человека.
Первичную фазу отпадения Человека от Абсолюта необходимо понимать в качестве процесса обеспечивавшего антропоморфизацию сакрального Неиного в Сущем, для ее обозначения вполне подходит понятие квазисубъективация субъективного, выступавшая своеобразной праформой для всех последующих форм самообъективации и самоотчуждения человека. Этот процесс всегда оказывается преобладающим в ситуации гипертрофированной самоактуализации, когда Я и Ты стремятся субъективировать друг друга в Бесконечного Субъекта - в Бога. Две антропные половинки начинают относиться друг другу не как интегральные части единого родового человечества, совместного именитства, а как два божества, два кумира, пытающиеся совместно присвоить животворный Космос и безраздельно господствовать над ним, используя его ресурсы качестве средств насыщения своих гипертрофированных родовых потребностей. В этой ситуации культура из средства расширенного воспроизводства антропной формы бытия в средство насильственного присвоения и «пожирания» элементов космического универсума. Культурно опосредованные субъектно-субъектные отношения начинают возвышаться над внутрисубъектными отношениями Культа, глубинное общение оказывается все более поверхностным и в конце концов, в своей антропно превращенной форме, модифицируется в общение человека уже не с Богом, а с Кумиром - как к персонификатором квазиродовых сущностных сил человека. Таким образом, отношения Человека с Богом переносятся с небес на землю, общение с Ним перестает быть личностно значимым, обретает ритуализированную форму и осуществляется в пределах субъектно-субъектных отношений родового именитства. При этом Человек именно таким образом “заключает” с Богом Завет (Договор), чтобы навечно закрепить в нем свою феноменальную автономность, которая в дальнейшем в процессе бесчисленных историцистских интерпретаций практически сводит на нет обязательства человека перед Богом, ведет к нарушению приоритетности сакрального в экзистенции и в конце концов навязывает Богу собственно человеческие приоритеты в Сущем, пытаясь магическим образом заставить Неиное принять в Сущем не свое Иное в качестве «реальной действительности», к которой следует адаптироваться, приспособиться не только Человеку, но и Богу. Культура, порождаемая мистикой оборачивается жестокой магией – системой принудительных воздействий на Культ в целях его культурации и насильственного присвоения Благодати в виде необходимых человеку благ. Эвалюативный культ - это культ феноменального человека.В семантическом аспекте он есть совокупность ложных "эвалюативных символов". Выходя за пределы родовой определенности человека, культура начинает формировать систему особо ложных значений - эвалюативных символов, замещая ими трансцендентные символы культа. История развития политеизма и пантеизма ярко свидетельствует об антисакральной направленности квазикультурологического процесса, ее связи с мрачной магией. С этого историцистского момента мифологической эпохе с ее спокойной устойчивостью приходит конец, начинается эпоха борьбы ценностной формы рациональности против символических основ мифа (логос против мифа). Человек в качестве отдельного (отделенного) индивидуума отваживается искать опору в ценностных интенциях своей собственной души. Происходит открытие того, что позже получает название разум и личность. Культура конструктивна лишь постольку, поскольку укореняет человека в родовой жизни, не дает человечеству распасться в качестве феноменальной целостности и деструктивна постольку, поскольку разукореняет его в сакральном Духе, разрушает Космос. Когда культура начинает проецировать свои ценностные суждения на символический Логос, пытаясь оценивать элементы космоса с позиции интересов родового человека и решать за Бога кому в нем продолжать свое существование, а кто не достоин присутствовать «в мире оживших ценностей» (Дробницкий), культьура превращается в демоническую силу. Шелер вслед за Зиммелем указывал на имманентную необходимость культуры душить самое себя своим аппаратом и своей объективацией, что придает истории особо трагический характер истории, он ставил в параллель разрушительные последствия культуры с саморазрушением природы в результате рассеяния энергии и энтропии. Подобной же точки зрения придерживался и Вернадский сравнивая мощь антропного воздействия на среду обитания человека с мощью геологических процессов в природе.
Окультурив определенную часть животных и растений, одомашнив и очеловечив их приданием их существованию ценностной значимости, человек стал крайне репрессивно относиться к тем обитателям животворного космоса, которые оказались за пределами его родового именитства. Духовный космос рационализированный им в качестве «космического пространства», превращается в объект покорения, человек начинает осуществлять систематические набеги «в чуждые пределы», в целях расширения своего имения и приумножения имеющихся в нем ценностей,используя в качестве инструментов насилия специально создаваемые квазикультурные артефакты – орудия борьбы и уничтожения. Борьба человека со всем тем, что не входит в его родовое владение становится все более тотальной, а разрушение «противной» стороны все более широкомасштабным. По сути война ведется человеком феноменальным против себя же – человека ноуменального, а потому разрушение «противной» стороны оказывается разрушением всего того «противного» родовому человеку, что составляет в нем высшую его ипостась – его глубинную сакральность. Вот почему глобальные разрушения, которые человек осуществил за всю свою историю есть не что иное как процесс его собственного духовного саморазрушение. История человечествеческой культуры есть в то же время и история последовательного разрушения сакрального генофонда жизни. «Не "истина", - писал Ницше, - борется с жизнью, но один род жизни с другим. Но первый хочет быть высшим родом! Здесь можно перейти к доказательству того, что необходим порядок рангов, что первой проблемой является проблема распределения родов жизни в порядке их рангов»[434]. Квазиэвалюативная культура перераспределяет онтологические ранги таким образом, что родовая жизнь человека оказывается в эпицентре модернизируемого им бытия.
Как только культура начинает примерять человеческие мерки к живому и одухотворенному космосу, она превращается в репрессивную систему антропогенных воздействий на «среду обитания». Культура разрушает символический космос в той мере в какой наделяет его ценностной, эвалюативной значимостью, тем самым превращая субстанциальные структуры бытия в кладовую полезностей, которые в ходе освоения в форме присвоения становятся тривиальными средствами удовлетворения скорее всего недочеловеческих потребностей. Квазикультура своим массированным насилием способна субстанциализировать несубстантивное, ценностно оценивать в принципе не поддащеся человеческой оценке. Субстанциализированный культурой Бог и есть рукотворный культ, олицетворяющий собой образ Сверхчеловека, человека вознесшегося своей экзистенцией над трансцендентным Богом. Человек, а не Бог квазиэвалюативной культурой конституируется в качестве Сверхзначения. В этой связи несколько проясняется смыслодного из самых загадочных пророчеств в Посланиях Апостола Павла: «Ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее (1 Кор 1, 28)». Ложные квазиэвалюативные значения культуры могут быть преодолены лишь на пути восстановления «нулевых значений» какими являются пустотные по содержанию, но бесконечные по валентности трансцендентные символы.
Раздвоение единой трансцендентно-эвалюативной культуры на трансцендентную и эвалюативную не могло не усилить тенденции не только по их субъективации, но и объективации, которые в свою очередь обусловили их дивергенцию друг от друга. « Раздвоенность (сознания - Ю.Ф.), - пишет Рихард Кронер, -... простирается вплоть до его самообъективации, до культуры, потому что сознание способно объективироваться, только расщепляя себя на формы рациональной и интуитивной культуры… стремясь всегда вместе с тем к абсолютному примирению».[435]Две формы экзистенции астрально-антропного субъекта: трансцендентно-абсолютная и феноменально-релятивная, оказавшись “заключенными” в феноменальные пределы субъектно-субъектных отношений не могли не синтезироваться со временем в некую отчужденную форму бытия, в которой релятивное стало пониматься как абсолютное, а абсолютное – как релятивное. Такой «взаимообмен» статусами между Богом и Человеком мог происходить далеко не на добровольной основе, необходим был «инструмент» репрессивного воздействия человека Феномена на Человека Ноумена, чтобы обрести статус Гиперфеномена=Лжебога и таковым «инструментом» и становится квазикультура. «Пока теономия в силе, - пишет Пауль Тиллих, - ей не может открыться никакой альтернативы. Если сила ее сокрушена, она не может быть восстановлена в прежнем виде; автономный путь должен быть пройден до конца, а именно - до того момента, когда возникнет новая теономия в новом кайросе».[436]
На начало историцистского «развития» культуры приходится небывалый расцвет пантеизма и политеизма, посредством которых человек пытался придать универсуму антропоморфную форму, а потому и осуществлял ценностную персонификацию частично проявленных форм сущего. Именно с этого времени начинает формироваться квазиэвалюативная культура в рамках которой культ обретал несвойственные ему ценностные формы. Пантеизм и политеизм, как известно, дал огромный всплеск для развития секуляризированной культуры. Культура Древней Эллады по своим духовным ориентациям политеистична и пантеистична, но именно это обстоятельство оказалось для нее поистине роковым. Культура Эллады изнутри распалась в связи с довольно слабым присутствием в ней сакрального прафеномена – культуры духовной, способной удерживать в единстве экзистенцию, ставшую онтологически иерархичной. В лучшем случае культура в те времена могла до известной степени поддерживать бытийственную плюральность, довлевшей к мономорфности, к выделению в ней такой структуры, которая в состоянии была бы центрировать собой эклектику полисной жизни и такая структура в конце концов была найдена в самых поверхностных слоях человеческой экзистенции. Именно тогда на смену тео- и космоцентризму пришел антропоцентризм, который стал «обслуживаться» квазиэвалюативной культурой. Однако как только на развалинах политеистической и пантеистической культуры вновь начинает возникать монотеизм, основанный на Откровении, довольно быстро античная квазиэвалюативная культура прекращает свое существование. Ей на смену приходит духовная культура, основу которой составляет идея Богочеловечности. Христианский монотеизм завершил собой историю мифологии и открыл (откровение) начало новой эры – эры единобожия, что явлилось не чем иным как возрождением интуиции первочеловека о своих абсолютных первоначалах. Однако реконструкция двух форм культуры на основе Откровения не могла привести к подлинному духовному ренессансу, так как лишь верхний срез эвалюативной культуры возможно было интегрировать в соборную жизнь, секуляризированная, квазиэвалюативная же ее часть продолжала все дальше дивиргировать не только от трансцендентной, но уже и от эвалюативной культуры. Эпохи Ренессанса и Реформации оказались эпохами возрождения эвалюативной культуры, но отнюдь не эпохами возрождения Духа и связанной с ним трансцендентной культуры. «Религиозная энергия, - пишет Н.Бердяев, - секуляризировалась и направлялась на творчество культуры. Культурные последствия реформации были очень значительны, религиозные же последствия непропорционально малы, несоответственно религиозной энергии и религиозной гениальности Лютера. В религиозной жизни начались процессы разложения».[437] Именно с эпохи Ренессанса берет свое начало как элитарная культура, мимикрирующая под культуру трансцендентную так и культура массовая – срединная культура, подготовившая исторический переход в экзистенции к своему иному – к цивилизации. Таким образом подлинного возрождения культуры первого рода со становлением веры на основе Откровения, так и не произошло. “С откровением, - писал Н.Бердяев, - которое есть основное явление религиозной жизни, произошло то же самое, что и со всеми явлениями Духа, - оно было объективировано”.[438] Реформация Откровения и Ренессанс Культуры произошли почти в одну и ту же историческую эпоху, в результате почти синхронных «операций» на Духе и Культуре, с той поры две формы культуры начинают противостоять друг к другу в качестве антагонистических начал и это их противостояние не могло не породить атеистическую культуру, которая своими разрушительными воздействиями на сферу религиозного сознания оказалась наиболее эффективным средством не только духовного, но и культурного самоотчуждения человека. Возникает контр-трансцендентная культура, мимикрирующая под символический Культ именно в связи с этой ее семантической метаморфозой мы и обозначили «сверхкультуру» термином «эвалюативный культ». Ценностно превращенный символический Культ становится синтезом ложных и репрессивных «эвалюативных символов».
Зиммель утверждал, что культурный дуализм возник в недрах самого Духа и на самой начальной стадии метаистории. Перед лицом духовного дуализма, субъект оказался стесненным в собственных границах. Расширение границ Сущего и его преобразование начинается тогда, когда обе его стороны являются Духом. Но при этом именно субъективный дух вынужден распрощаться со своей субъективностью (но не с духовностью), чтобы пережить свое отношение к объекту, через который осуществляется приобретение им культуры. Это - тот единственный способ, которым дуалистическая экзистенциальная форма, непосредственно заданная содержанием субъекта, организуется во внутренне целостную систему взаимных отношений. Тут имеет место объективация субъективного и субъективация объективного, что и составляет специфический момент культурного процесса и в чем, вне зависимости от наполняющих его частных образований, проявляется метафизическая форма этого процесса. Поэтому глубокое его понимание требует дальнейшего анализа процесса опредмечивания духа.[439]
Призыв А.Блока к человеку “все сущее вочеловечить” неявно содержит в себе прометеевское, богоборческое начало, деструктивно воздействующее на предустановленную Богом мировую гармонию жизни, дает установку на ее ценностную модернизацию под приоритеты экзистенции родового человека. Вочеловечением феноменальных субъективаций, субъектно-субъектных отношений и призвана заниматься культура. Но как только она выходит за пределы родового именитства, за верхние границы человеческого универсума, пытаясь очеловечить Предсущее и Сверхсущее, т.е. феноменологизировать Неиное, превратив Его в компонент человеческой квазиэкзистенции, культура оказывается мощной разрушительной силой, направленной против мировой целокупности. Именно этой ее деструктивной функции человечество обязано тем, что в его метаистории произошел первый прорыв сил хаоса в трансцендентно-феноменальное Сущее, которое человек пытался упорядочить насильственным образом, используя определенную часть своих родовых сущностных сил. Если Культ создал культуру, то культура сотворила кумиров-божеств. Они есть не что иное как персонифицированные силы хаоса. Бог, чьим образом и подобием был Человек-Ноумен, культурой был превращен в образ и подобие Человека-Феномена. Кумир и есть “вочеловеченный Культ”, культ, которому культурой с самого начала предписано преодолевать предустановленную Богом мировую гармонию и всячески поддерживать в Миро-Здании Порядок, устанавливаемый родовым Человеком.
В пределах родовой жизни человека истинная и позитивная культура призвана вочеловечивать не только самого человека как феномена, выступая средством его самоактуализации, но и активно противодействовать экзистенциальному Ничтожеству в Сущем, тем самым способствуя преодолению человеком всех форм самоотчуждения и последствий его грехо-падения, отпадения от Абсолюта. Казалось что культура по самой своей сути, по генетической связи с Духом, должна активно противодействовать силам зла, расширяя сферу Неиного в Сущем. Однако по ходу истории ее активность все более начинает кумулироваться на построении сверхидеального и сверхценного Родового Именитства, которое выстраивается не иначе как из “экзистенциальных кирпичиков”, обжигаемых в горниле, растапливаемый всяческим “мистическим хламом”, доставшимся от трансцендентной культуры. Храм Культуры родовой человек воздвиг на фундаменте им же самим разрушенного Храма Жизни, в котором ранее обитал совместно с Богом. Однако с окончанием строительства Храма культуры в нем поселился отнюдь не Человек, а его зловещая персонификация – Кумир - Человекобог. «Непосредственное восприятие первичных феноменов – писал Гете, - повергает нас в своего рода страх, мы чувствуем свою неадекватность»[440]. Вольно или невольно, вознамерившись вочеловечить все сверхродовое, трансцендентное в Сущем, культура легитимизировала присутствие в нем Ничтожества в форме Кумира, ценностно ознаменовала силы Зла для, которые стали использоваться для полной и окончательной победы Гуманизма в Поднебесной. Если раньше культура развертывалась не иначе как из духовных глубин Космоса, то в новой онтологической ситуации уже она сама начинает развертывать свой особый духовный потенциал, соразмерный идеалу родового человека. С обособлением антропного Ты от изначального сакрального Я уже не Дух определяет содержание и направленность развертывания Культуры, а, напротив, культура оказывается антропной детерминантой развертывания и функционирования в человеческой общности духовных процессов. Перманентно обособлявшееся от астрального Я антропное Ты начинает все более интенсивно расчленять единый духовный космос на антропоморфные элементы и из них выстраивать общую конструкцию родового именитства. Культуротворческие процессы не могли не войти в резонанс с процессами эманационно-креативными, так как активно противостояли всему тому в мироздании, что не укладывалось в собственно родовые, человеческие мерки и масштабы. Вместе с необычайно усилившимся господством культурного человека над сакральным Духом возникает и угроза того, что нечто конституируемое родовым человеком в качестве Духа, оказывается не более чем его антипод – абсолютная бездуховность или дух зла. Как только Дух начинает атрибутироваться силами культуры, он с неизбежностью оборачивается дьявольской силой. Демоническое в культуре и есть проявление контрдуховных сил, вызванное ею своим насилием над “слабым” Духом. ««Злой дух», - писал С.Л.Франк в «Непостижимом», - есть именно коварный дух, соблазняющий нас своей «прелестью», обманчивой видимостью своей самодовлеющей ценности, раз мы ему подпали, мы испытываем наше подчинение ему не просто в форме господства над нами слепой силы, а в форме сознания, что мы «должны», «обязаны» ему следовать; и в этом подчинении, в этом повиновении ему, в этом послушном, добровольном следовании его зову мы испытываем, несмотря на охватывающее нас при этом чувство жути, напоминающее нам об обманчивости, лживости этой силы, - смысл, реальную основу нашего непосредственного самобытия (хотя бы мы сознавали, что эта основа и реальность такова, что уносит нас в бездну)».[441]
Ранее мы уже выяснили, что историческая форма Сущего есть некий экзистенциальный симбиоз Неиного и Иного. Не все в Неином, в Абсолютном в его онтологически развернутой форме, способно быть неким “объектом” вочеловечения, им выступают лишь человек как становящийся феномен и то в пределах родового именитства и все то, что в это именитство вовлечено ценностными формами переживания и проживания. Если Неиное в его космологическом и антропном воплощении может быть описано в качестве иерархии трансцендентных и эвалюативных ценностей, то Иное в нем – соответствующей иерархией ложных квазиэвалюативных ценностей. Таким образом эмпирическая жизнь антропного субъекта фактически поддерживается весьма эклектической системой значений, состоящей как из истинных, так и ложных ценностей. Более того большинство истинных ценностей в связи с их вытесненностью в сферу бессознательного в состоянии лишь опосредованно влиять на человеческую экзистенции и, в основном, в особо критические для нее периоды. Каждая эпоха имеет свой особый ценностный модус, сущность и структура которого может быть выявлена лишь в феноменологическом анализе, а степень его истинности - в процессе интенционального восхождения расширившейся экзистенции к изначальной трансценденции, чем и должна заниматься философия, если она по определению К.Маркса всегда должна быть «квинтэссенцией эпохи».
