Из «Алексиады» Анны Комниной (середина XII века)

... Кн. X. Гл. 5..... весь Запад, все племена варваров, сколько их есть по ту сторону Адриатики вплоть до Герку­лесовых столбов, все вместе стали переселяться в Азию; они двинулись в путь целыми семьями и прошли через всю Европу. Причиной такого офомного передвижения было следующее.

Один кельт[262], по имени Петр, по прозвищу Кукупетр[263], отправился на поклонение гробу Господню и, натерпев­шись много бед от разорявших всю Азию турок и сарацин, едва вернулся в свои края. Не желая мириться с неуда­чей, он решил вновь отправиться в тот же путь. Но Петр понимал, что ему нельзя больше идти ко гробу Господню одному, дабы не случилась беда, и поэтому он прибегнул к ловкой выдумке. Петр сделал следующее. Он возвестил во всех латинских странах: «Глас Божий велел мне объя­вить всем графам во Франкии, чтобы они оставили свои дома и отправились на поклонение гробу Господню и все сделали для освобождения Иерусалима из рук агарян»[264].

И выдумка удалась ему. Петр как будто покорил все души божественным гласом, и кельты начали стекаться отовсюду, кто откуда, с оружием, конями и прочим во­енным снаряжением. Общий порыв увлек их, и они за­полнили все дороги. Вместе с кельтскими воинами шла безоружная толпа женщин и детей, покинувших свои края; их было больше, чем песка на берегу и звезд в небе, и на плечах у них были красные кресты.

...Все это множество людей пришло не сразу и не по одному пути (да и как могла такая огромная толпа из раз­ных мест все разом переправиться через пролив Лонгивардии?)[265]; сначала одни, затем другие, потом следующие, — постепенно все совершили переправу и двинулись по суше...

Но чтобы мой рассказ был ясным и подробным, при­веду повсюду распространившийся слух, что первым, кто продал свои земли и пустился в предстоящий путь, был Готфрид. Он был человеком очень богатым, весьма гор­дившимся благородством, храбростью и знатностью свое­го рода — ведь каждый кельт стремится превзойти всех остальных. И вот у мужчин и женщин возникло стремле­ние, подобного которому не знала ничья память. Люди простые, искренние хотели поклониться гробу Господню и посетить святые места. Но некоторые, в особенности такие, как Боэмунд и его единомышленники, таили в себе иное намерение: не удастся ли им в придачу к остальной наживе попутно захватить и сам царственный город[266]. Боэмунд в угоду своей давнишней ненависти к самодержцу стал смущать души многих благородных людей. Между тем провозгласивший этот поход Петр с двадцатью четырьмя тысячами пехоты и ста тысячами всадников раньше всех переправился через пролив Лонгивардии[267] и пришел в столицу через Угрию[268]. Племя кельтов — вообще, как мож­но догадаться, очень горячее и быстрое — становится со­вершенно необузданным, когда к чему-то стремится.

Гл. 6. Узнав про все, что Петр вытерпел раньше[269] от турок, император посоветовал ему дождаться прихода ос­тальных графов, но тот не послушался, полагаясь на боль­шое количество сопровождавших его людей, переправил­ся через пролив и разбил свой лагерь под городком, на­зывавшимся Еленополь. За ним последовало около деся­ти тысяч норманнов[270]. Отделившись от остального войска, они стали грабить окрестности Никеи[271], обращаясь со всеми с крайней жестокостью. Даже грудных детей они резали на куски или нанизывали на вертела и жарили в огне, а людей пожилых подвергали всем видам мучений.

...Своевольные норманны снова отделились и с ходу взя­ли Ксеригорд[272].

Султан[273], узнав о случившемся, послал против них Илхана с крупными силами. Илхан, подступив к Ксери-горду, сразу взял его[274], норманнов же частью сделал до­бычей мечей, частью увел в плен. Не забыл Илхан и об оставшихся с Кукупетром. Он устроил в удобных местах засады, чтобы на них неожиданно наткнулись и погибли те, которые будут двигаться в сторону Никеи. Кроме того, зная жадность кельтов, он послал двух предприимчивых людей в лагерь Кукупетра и поручил им возвестить там, что норманны, взяв Никею, занялись разделом добра.

Слух дошел до лагеря Петра и привел всех в большое смятение. Услышав о дележе и богатстве, они тотчас же, забыв и свой воинский опыт и боевое построение, бро­сились в беспорядке по дороге к Никее[275]. Ведь племя ла­тинян, вообще, как сказано выше, очень жадное на бо­гатство, теряет рассудок и становится совершенно неук­ротимым, если задумает набег на какую-нибудь землю. Двигаясь неправильным строем и не отрядами, они на­ткнулись на турок, устроивших засаду, около Дракона, и были убиты самым жалким образом[276]. Жертвой исмаильских мечей стало такое множество кельтов и норманнов, что те, кто собирал валявшиеся повсюду трупы заколотых, сложили из них не холм, не бугор, не горку, а огромную гору, необыкновенную по высоте и толщине; вот какой курган костей они набросали.

Итак, все они стали добычей мечей, и только Петр с немногими другими вернулся в Еленополь[277]...

Когда император напомнил Петру о его прежнем небла­горазумии и о том, что он снова попал в беду, оттого что не послушался его предостережений, Петр с заносчивос­тью латинянина сказал, что не он виновник этих бедствий, а те, которые не подчинились ему и следовали соб­ственным прихотям[278]; он назвал их разбойниками и граби­телями, потому-де спасителю и было неугодно, чтобы они поклонились гробу Господню.